Главред: назад в СССР 2 (СИ) - Савинов Сергей Анатольевич

[2] Члены Союза польских харцеров — молодежного движения в ПНР.

[3] Такаси Нагаи «Колокол Нагасаки», русский перевод Марка Тульчинского, издание 2022 года.

[4] Валерий Легасов — советский ученый, доктор химических наук, профессор. Член АН СССР. Входил в состав правительственной комиссии по расследованию причин и по ликвидации последствий аварии на ЧАЭС. Посмертно в 1996 году удостоен звания Героя России.

[5] НВП — начальная военная подготовка.

Глава 2

Гранки в кабинет Клары Викентьевны я принес в начале шестого вечера. Краюхин так и не вернул одобренные материалы — не знаю, зачем он так делает. Проверяет меня? Хочет подставить? Нет, не хочу в это верить. Краюхин — мужик правильный. Подожду. А если не успеет — у меня есть полномочия отправлять номер в печать с заменой материалов. Главное, чтобы на них поставила свой ценз парторгша Громыхина.

— Спасибо, Евгений Семенович, — кивнула она, указав на свой стол.

Я аккуратно разложил полосы, в том числе резервные на случай отказа Краюхина, развернулся и пошел к себе. Уселся в кресло, откинулся и… сам не заметил, как закурил. От нервных переживаний старая привычка Кашеварова вероломно дала о себе знать. Я даже не понял, где и как обнаружил сигаретную заначку. Более того, у меня в столе даже пепельница нашлась, на которую я в свое время не обратил внимания и не выбросил.

— Куришь? — в дверь заглянул Бульбаш. — Дай-ка и я за компанию.

Я махнул рукой, он прошел в кабинет, уселся на свое привычное место, чиркнул спичкой. Время тянулось издевательски медленно, словно мы попали, как пишут в фантастике, темпоральную аномалию.

— Хороший у тебя получился репортаж с милиционерами, — еще раз похвалил я.

— Спасибо, Жень, — кивнул Виталий Николаевич.

Он и впрямь отработал на славу, мой заместитель. Рассказал, как они с патрулем катались всю ночь на «уазике». Как вовремя защитили поздно возвращавшихся с танцев девушек от хулиганов. Как походя раскрыли ограбление одного из частных домов, поймав преступников на месте с поличным. И как спасали котенка, забравшегося на дерево и не сумевшего потом самостоятельно спуститься. Последняя история получилась донельзя трогательной: я просто представил, как крепкие вооруженные парни лезут на березу снимать пушистый комочек. А внизу стоит плачущая девочка, которой почти двухметровый милиционер протягивает спасенного питомца…

— Евгений Семенович, зайдите ко мне, — зазвонил внутренний телефон, и в трубке раздался голос Громыхиной. — Все в порядке, но пару полос нужно обсудить. Анатолий Петрович прислал свои правки.

Услышав это, я слегка выдохнул. Прислал свои правки — это не то же самое, что не утвердил. Значит, все хорошо, и нужно просто что-то переработать. Обычная практика во все времена. Но что могло не устроить Краюхина в статье о Павлике? Слова других ликвидаторов? Комментарии врачей? Пронзительные фотографии? Мы же все это с ним обсудили, он дал добро на аккуратное упоминание. Значит, кое-где просто надо пригладить, возможно, снизить накал. Это несложно, всегда можно прийти к разумному компромиссу. С такими мыслями, попросив Бульбаша остаться, я заглянул к Кларе Викентьевне.

— Звонил Анатолий Петрович, — сообщила она, перебирая в руках гранки. — Просил его извинить, но из-за подготовки к завтрашнему концерту он только сейчас посмотрел интервью и статью о чернобыльце. Вот, — она протянула мне всего один лист с размашистым автографом Краюхина, — он одобрил в таком виде, прислал с водителем. Я тоже подписала. Можете сдавать в набор.

— Хорошая новость, — кивнул я, а про себя поморщился, что Анатолий Петрович не позвонил мне лично и не предупредил. Все-таки это я главный редактор, а не Клара Викентьевна. Кроме того, я отправлял на сверку еще один материал помимо интервью. — Вот только, смею напомнить, правки должны были прийти по двум материалам.

— Все верно, — подтвердила Громыхина. — И статья о чернобыльце не пойдет, Евгений Семенович. Думала, вы догадаетесь. У вас есть что-либо на замену?

— Что с ней не так? — я ответил вопросом на вопрос.

— Излишняя эмоциональность, Евгений Семенович, — вздохнула Клара Викентьевна. — Надрыв, граничащий с паникой. Я понимаю, что с вашим знакомым случилась беда, и, насколько мне известно, им сейчас занимаются в ЦРБ. Королевич, кажется.

— Вы хорошо осведомлены, — сухо сказал я.

— Работа такая, Евгений Семенович, — пожала плечами Громыхина. — Или вы думали, что я здесь просто так сижу? Считаете, будто я не знаю о проблеме? Знаю прекрасно. Вот только Анатолий Петрович вам ясно сказал: не бейте в набат. Я знаю, он мне все передал и попросил проследить. А вы? Вы зачем-то привели рассказы еще нескольких чернобыльцев, показывая, что это массовая проблема, добавили информацию из других городов. Еще и медицинскими подробностями текст усложнили, фотографии эти ужасные поставили, заставили больного человека позировать! Статью нужно переделать. Исправьте и ставьте себе спокойно в следующий номер.

— Я не брал в материал ничего лишнего и уж тем более крамольного, — добавив в свой голос стали, подчеркнул я. — Мы с Анатолием Петровичем договорились, что я не стану упоминать сто семьдесят девять ликвидаторов, и я сдержал слово! При этом рассказы других чернобыльцев он одобрил. Принять во внимание состояние здоровья Павла Садыкова он также согласился. Все требования учтены. И вы должны были проследить за этим. Проследили? Вот и не занимайтесь самоуправством!

Я все еще не верил, что первый секретарь просто взял и зарезал мою статью после всех договоренностей. И мне очень хотелось, чтобы все это оказалось перегибом со стороны Громыхиной, на которую Анатолий Петрович возложил ответственность. Но подспудно я уже догадывался, что дело гораздо сложнее. Он же сам видел эту статью, вряд ли парторгша решила не учитывать его мнение. А это значит…

— Полосу не подпишу, — твердо сказала Клара Викентьевна. — И чтобы вам было понятней, это распоряжение самого Анатолия Петровича. Меняйте.

— Простите, что? — мне показалось, что я и впрямь не расслышал. Просто не хотел принимать правду.

— Меняйте! — повторила, повысив голос, Громыхина.

— Нет-нет, — я покачал головой. — Вы сказали, что Анатолий Петрович запретил подписывать полосу?

— Именно, — подтвердила Клара Викентьевна. — Это его правки, а не мои, поймите вы наконец…

И она протянула мне полосу со статьей о Павле Садыкове. На ней красной ручкой было исчиркано все, что что могло показать истинное положение дел, привлечь внимание не только к героизму людей, но и к их состоянию. Медицинские показания. Цитаты из разных источников. Комментарии специалистов. Рассказы других чернобыльцев из разных городов.

Но почему? За что? Как так получилось? Испугался за собственную карьеру на старости лет? Решил перестраховаться? Эх, если бы можно было ему рассказать, что я знаю будущее. Что в политической верхушке страны сейчас плетутся интриги, и идеям гласности активно сопротивляются… Но уже скоро они возьмут верх, и граждане СССР будут знать больше о своем прошлом, о настоящем. О том, что на самом деле происходит в Чернобыле, как болеют и умирают люди. Все это будет чуть позже, но мы можем помочь нашим парням гораздо-гораздо раньше.

— А если я все же дам этой полосе ход? — я посмотрел прямо в глаза Кларе Викентьевне.

— Тогда можете смело прощаться и с должностью, и с партбилетом. Без моей подписи статья в газету не пойдет.

И как быть? Спорить? С Громыхиной не имеет смысла — это не ее решение, и даже убеди я ее в чем-то, это ничего не изменит. Звонить Краюхину? Тем более глупо. Он видел финальный вариант статьи, читал все, что я нашел, но его это не убедило. Значит, все кончено, я сделал все, что мог…

Я развернулся и привидением прошагал мимо застывшей в недоумении Валечке, зашел в свой кабинет, уселся в кресло и бессильно уронил голову на руки.