1910-я параллель: Охотники на попаданцев (СИ) - Осипов Игорь Валерьевич
— Попал⁈
— Да.
Я кивнул, а потом взмахнул рукой. Из-за угла выбежали четыре кирасира, неся в руках тяжёлые стальные щиты. Из здания послышались выстрелы. Кирасиры начали стрельбу в ответ. А я снова прицелился. Чёрный бородач спрятался слева от окна. Магнитка снова разорвала воздух, но я, наверное, не попал. Слишком толстая была наружная стена. Однако снаряд выбил изрядную щербину в кирпичах и поднял в воздух большую тучу быстро оседающей оранжевой пыли, за которой не было ничего видно.
Кирасиры подбежали к бакалее, и один из них выбил на ходу плечом дверь. Раздались выстрелы, а потом всё стихло.
— Всё, — выговорил дрожащим голосом Березкин. — Я могу идти?
— Проваливай, — буркнул я, зло смерив мужичонку взглядом.
Тот медленно побрёл на подкашивающихся ногах к толпе зевак.
Я выдохнул, когда из дома вышли кирасиры, ведя под локти двух женщин. Одна была работницей бакалеи, а про вторую я не знал, что думать. Замотанная с ног до головы в чёрную ткань, она истерично визжала и пыталась вырваться. Наверное, тоже была попаданкой.
— Принимайте, ваше высокоблагородие! — выкрикнул кирасир, уворачиваясь от ногтей женщины, готовых вцепиться в открывшего лицо бойца.
Из толпы зевак к нам вышли мои помощницы. Сестра милосердия и пожилая дама очень благообразной наружности. Не все попаданцы опасные звери, и некоторых приходилось отпаивать валерьяной и мягко успокаивать, вот тогда и нужна наша незабвенная Марфа Валерьевна, имеющая должность, которая так и звучала: «приветливая дама».
Марфа Валерьевна подошла к женщине в чёрном и мягким тёплым голосом попросила кирасира отпустить незнакомку, а та всё продолжала истерично визжать, пытаясь разорвать на себе одежду.
Я вздохнул и отвернулся, решив, что справятся без меня. Тем более что нужно осмотреть трупы, чтоб попытаться узнать, из какого они мира, и собрать трофеи, дабы обследовать самому и передать их для изучения. А ещё в нашу сторону настолько быстрым шагом, насколько позволял чин, шёл куратор нашего предприятия господин Бодриков. Невысокий и плотно сбитый, и оттого немного похожий на англицкого бульдога, барон был, как всегда, чопорно одет и сосредоточенно разглядывал каждую мелочь. Он считался мастером своего дела, и не зря дослужился до чина надворного советника, равного подполковничьему в войсках.
В тот миг, когда я поднял руку в приветствии, сзади раздался очень громкий взрыв. Я резко обернулся.
Женщина в чёрном перестала существовать вовсе, а сестра милосердия и Марфа Валерьевна превратились в куски совсем не благообразного мяса, разбросанного по улице. Даже три кирасира не пережили взрыва бомбы, повалившись бронированными трупами. Их кирасы были изрешечены осколками. По толпе зевак прокатился истошный визг.
Я долго глядел на всё это, а потом прислонился к стене и сполз вдоль неё на тротуар, где остался сидеть, молча глядя на то, что когда-то было моей группой. Глаза защипало от слёз, и пришлось поднять лицо, чтоб не выглядеть зарёванным на людях.
Рядом сел барон. Он несколько раз крутанул в руках трость с золочёным набалдашником.
— Остолопы, — ворчал барон, глядя перед собой, — дуболомы пехотные. Учишь их, учишь. Обыскивайте. Обыскивайте. Обыскивайте! Нет, всё через одно место. И твои барышни тоже хороши. Хотя чего уж сейчас говорить.
Бодриков сжал губы, зло стукнул тростью о брусчатку, а потом вытянул ногу, испачкав свои дорогущие брюки и не обращая внимания на противно моросящий дождь.
— Ты сделал что мог. Не кори себя. И знаешь, отдохни недельку, — медленно произнёс он.
Я хмуро поглядел на него, ожидая продолжения.
— Потом новую группу наберёшь, — проговорил мой начальник.
Я смолчал, а барон достал из кармана небольшую склянку с белым порошком.
— Знаешь, что это?
Я медленно покачал головой, мол, нет.
— Пенициллин, — продолжил барон. — Сие чудесное лекарство мы и нашли в записках одного попаданца, к сожалению почившего, но имевшего сведения о методе дешёвого промышленного производства. Знаешь, сколько детей доживут до взрослых лет? Сколько больных можно вырвать из лап смерти? Сколько солдат встанут в строй, а не умрут от заражения крови и воспаления лёгких?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Солдат, — усмехнулся я.
— У нас очень напряжённые отношения с кайзером! — повысил голос Бодриков, несколько раз сердито ткнув указательным пальцем в мокрую брусчатку, словно показывая точку на карте. — А ещё Британская Империя начинает выпрямлять спину после подавления двух кровавых бунтов в Новом Свете! Японский император постоянно вторгается в наши воды в Тихом океане. Османцы опять на юга зарятся. Они все хотят откусить ломоть пожирнее от нашей державы. Война — это дело времени. Нам нужны попаданцы. И даже если девяносто девять из ста — пустышки, то этот один стоит очень многого. Как тот, что дал нам знания о графеновых батареях. Поэтому ты соберёшь новый отряд и будешь охотиться дальше.
— Да, ваше превосходительство, — нехотя произнёс я.
— И жену навести, — продолжил он.
— Это не совсем моя жена, — устало посмотрев ему в глаза, ответил я. — Если не забыли, я сам наполовину чужой в этом мире.
— Она этого не знает, — поморщился барон. — Для неё ты — её муж. Понятно?
— Да, ваше превосходительство.
— И поосторожнее будь, — добавил он, указав пальцем на меня.
Я опустил глаза и потрогал рубаху, мокрую не только от дождя, но и от крови. Осколками взрыва зацепило и меня, пробив левую руку в трёх местах и оцарапав рёбра. Всё-таки иногда хорошо, что я не умею чувствовать боль.
— Буду, — совсем тихо ответил, глядя, как бегут по мостовой ручьи этого противного дождя.
Дождя вперемешку с человеческой кровью.
Глава 2
Пробой
Мои пальцы осторожно легли на подкопчённое стекло керосиновой лампы. Огонёк на конце фитиля горел ровно, лишь иногда вздрагивая, словно сонный испуганный снегирь, и тогда с него поднималось небольшое облачко чёрного дыма. Язычок пламени казался живым и обладающим своей судьбой. Он ронял мягкий трепещущий свет на кучу служебных бумаг, канцелярские принадлежности, сейф с ассигнациями и личным оружием, украшенный позолотой телефон с лежащей на рожках трубкой и витым шнуром и стены моего кабинета, украшенные декоративной лепниной эпохи Возрождения. По бокам от входной двери в стены вжимались тонкие полуколонны ионического стиля. Потолок был тщательно побелен, а между ним и стеной шёл резной золочёный плинтус, изображавший лавровые ветви. В одном углу находился небольшой лежак, исполненный на древнегреческий манер и обитый чёрной тканью. В другом стояла статуя обнажённой девы с кувшином на плече. Стены покрывала мелкая лакированная доска-вагонка.
Как-то сказали, что сие есть полнейшая безвкусица, но именно это мне нравилось — совмещение плохо сочетаемого, как кислое и сладкое. Как парадоксальное единение чуждого и местного, которым являлся сам.
Я уже привык беречь свою тайну, единственным осведомлённым о которой был барон Бодриков.
Впрочем, я тоже претендовал на титул, но не сильно торопил события, посылая прошения не чаще раза в год. Передавать моё состояние некому, и перспектив я не видел. Моя официальная жена лежит в лечебнице с не смертельным, но неисцелимым недугом вследствие пережитой травмы. Ей показан постоянный надзор сестёр милосердия, грязевые ванны и свежий воздух. Иметь детей ей настоятельно не рекомендовалось.
Я разжал пальцы, позволив лампе ещё лучше осветить кабинет, в котором часто ночевал, потрогал бинты, намотанные на обнажённый торс и левую руку чуть выше локтя. Раны, полученные при том взрыве, были не серьёзные, а уж с моей-то живучестью повязки можно снять через несколько дней.
Тяжёлый резной стол из морёного дуба с канцелярским набором на нём, обитые зелёным сукном стулья, украшенный позолотой дорогой телефон, портреты императорской семьи и герб империи на стене придавали кабинету некую торжественную обстановку, а больше трёх десятков экземпляров самого разного холодного оружия добавляли пафоса. Но это были мои трофеи, добытые за шесть лет охоты. Одним из них даже чуть не закололи, хотя убить меня не так-то легко.