Режиссер Советского Союза - Александр Яманов
— Да ты что вообще несёшь! Это же шедевры!
Возмущению Михаила не было предела. Грешным делом подумал, что он сейчас полезет в драку. Но постепенно собеседник успокоился, глотнул пива и посмотрел на меня практически трезвым взглядом.
— Ты здесь полил грязью золотое время советского кино. Критиковать и ругать — большого ума не надо. Но хоть что-то тебе нравится?
Опять у нас разговор ушёл в не ту степь. Я люблю советское кино, и Гайдая тоже. Особенно приятно его смотреть на фоне говна под названием российский кинематограф. Только с годами я стал иначе оценивать некоторые вещи. Например, Женя Лукашин и Надя для меня отнюдь не положительные герои, как и грузин из Мимино, особенно в свете последних событий. Есть неудачные фильмы и у моего любимого Рязанова. Советское кино пыталось воспитать у человека тягу к прекрасному и правильную жизненную позицию. Чего нельзя сказать об америкосах и прочих французах. Но если рассматривать индустрию в целом и качество исполнения многих работ, то я нахожу множество недостатков. Михаилу же ответил немного иначе. Он мне не брат или друг, чтобы душу открывать.
— Из комедий нравятся «Добро пожаловать», «Женитьба Бальзаминова», «Белое солнце пустыни», «Кавказская пленница» — это самые любимые. Мелодрамы не люблю, тем более в советском исполнении. Разве что «Военно-полевой роман», но это иная эпоха.
— А «Бриллиантовая рука», «Берегись автомобиля», «Три плюс два»? — перебил меня Миша, не дав договорить, — Ты, Мещеряков — не человек, а самая настоящая контра! Чем тебе Гайдай не угодил? Осталось на святое покуситься — обгадь мне здесь ещё «Человек амфибия»!
— Уже говорил, что Гайдай мне не нравится своей однотипностью. Он и выдохся одним из первых, если брать твою золотую эпоху. Я как-то узнал, что «Спортлото-82» — его картина. Честно скажу, что муть редкая, с попыткой стандартных гэговских кривляний. Но то, что проходило в шестидесятые — уже не подошло более избалованным и искушённым зрителям восьмидесятых. Да и напрягает меня постоянная тема обыгрывания алкоголя. У меня дядька от водки помер. Золотой был человек, но в сорок лет сгорел на этом невидимом фронте. «Амфибия» же — фильм неплохой, музыка вообще класс!
— Кто бы говорил про алкоголь, — собеседник указал на кружку с пивом.
— Иногда нужно расслабиться. Но я свою норму знаю и пью не так часто. Завтра дел хватает, поэтому пора закругляться. Здесь с тобой спорить не буду.
— Значит, говоришь, что тебе кино в массе своей не нравится? — опять начал Михаил, когда мы уже вышли на улицу, — Сам ты наверняка снял бы лучше? Небось, и державу мог бы прославить на весь мир? И даже фильм сможешь снять лучше всяких «Амфибий» и прочих «Гусарских баллад»? Ну-ну…
— Всё-таки я выразился иначе. Но в некоторых жанрах, безусловно, было поле непаханое — социальные драмы, боевики, детективы, да и просто фильмы про жизнь простых людей, без всяких прикрас с идеологической подоплёкой.
— Наверное, я не говорил, что оказываю услуги определённого характера. Скажем так — магического, — Миша заржал пьяным смехом, — А давай перенесём слепок твоего сознания в прошлое, и ты покажешь всем мастер-класс? Критик доморощенный выискался, кино ему советское не нравится.
— Делай что хочешь, мне пора.
Пожал руку пьяно ухмылявшемуся Михаилу и двинул в сторону дома. Что за бред он несёт? Какой-то спор. Вроде выпили не так много. Это какие ныне тараканы у людей в головах? Всё, забыли об экс-коллеге. Сегодня надо выспаться, и завтра ехать помогать предкам.
Глава 2
Телефон начал свою очередную трель, если этот мерзкий звук можно назвать столь поэтическим словом. На самом деле — обычный трезвон, как у старого аппарата, который стоял у бабушки в девяностые. Чего-то не помню, чтобы я ставил себе такой рингтон.
Нет, положительно, меня это достало. Скидываю одеяло, сажусь на кровати — и голову сразу пронизывает жуткая боль, будто в неё воткнули раскалённое копьё. Вроде вчера выпил в меру, не должно быть такого тяжёлого похмелья. Или всё-таки последняя кружка пива была лишней? Не открывая глаз, шарю рукой по прикроватной тумбочке в поисках мобилы. Вдруг понимаю, что мерзкий звон раздаётся из другой комнаты. Делаю над собой усилие, и тихонько, по стеночке, добираюсь до кухни, где снимаю трубку с телефонного аппарата.
— Лёха, это я, Самсон, — орёт незнакомый и одновременно знакомый голос, — Ты там живой? Чего к телефону не подходишь? Забыл, что договаривались созвониться насчёт шабашки? В общем, всё в порядке — через неделю нас ждут в садике. Вчера опять перебухал, что ли?
— Есть немного. Давай вечерком созвонимся, — отвечаю хриплым голосом и кладу трубку.
Не знаю, что меня больше поразило. Неизвестный Самсон, который договорился о шабашке, эбонитовая трубка древнего телефона в моей руке, или совершенно незнакомая кухня весьма винтажного вида. Зовут меня точно Алексей, но у меня нет знакомых по имени Самсон, и я никогда не носил мерзкие семейники синего цвета, которые сейчас на мне. Бля, ноги и руки тоже не мои. Так, спокойно, Мещеряков — сейчас мы выпьем водички, немного полежим, и все глюки исчезнут, как позапрошлогодний снег.
Беру со стола странную чашку и подхожу к раковине. Всё хорошо — это просто галлюцинации, а не белая горячка. Краники отливают медью и соединены резиновым шланчиком с какой-то пимпочкой на конце. Насколько я понял, подача холодной и горячей воды идёт по разным кранам, а этот девайс её перемешивает. А почему нет нормального смесителя? Ладно, сейчас пить. Открываю скрипящий раритет, наполняю кружку, подношу её ко рту и понимаю, что набрал горячую. Чёрт! Выплёскиваю воду в железную раковину и поворачиваю второй кран. Ух,
