Виктор (СИ) - Решетов Евгений Валерьевич "Данте"

Мне пришлось пустить в ход кулаки. Я забарабанил ими по двери. И далеко не сразу за ней раздался шорох и прозвучал молодой недовольный басок:

— Кого там бесы принесли?

— Открывай, Марк, это я.

— Кто «я»?

— Что б ты провалился, Марк! — осерчал я. — Открывай эту чёртову дверь! Тут зябко и сыро. А ты там явно стоишь в тепле и жрёшь.

— Грубиян, — недовольно буркнул парень и загромыхал ключами.

Дверь открылась с душераздирающим скрежетом несмазанных петель. У меня даже зубы заломило от этого звука. А на пороге обнаружился упитанный розовощёкий голубоглазый блондин девятнадцати лет от роду. На нём красовались широкие клетчатые штаны с подтяжками, лакированные ботинки и рубашка, скрывающую внушительное пузико.

Я сокрушённо произнёс, сверху вниз глядя на Марка, которого озарял свет лампочки:

— Вот смотрю я на тебя и с грустью понимаю, что ты позоришь своих коллег. Ну разве так должен выглядеть уважающий себя некромант? Где круги под глазами, болезненная худоба и бледность кожи?

— Я борюсь со стереотипами, — не без гордости заметил парень и вцепился зубами в пирожок с румяными боками. — А что у тебя за ссадина на виске? Разве так должен выглядеть порядочный молодой человек?

— Я тоже борюсь со стереотипами. Да и кто сказал, что я порядочный? — ехидно хмыкнул я и проник в дом.

Уже в коридоре я спросил у Марка, когда тот закрывал на ключ дверь:

— Кто там пожаловал к учителю?

— Какой–то старый друг, — откликнулся некромант, повернув ко мне круглую щекастую физиономию. — Они заперлись в кабинете. И учитель велел пригласить тебя к ним, когда ты появишься. Похоже, ты зачем–то срочно нужен ему.

— Ясно, — бросил я и быстро потопал по коридору.

Глава 2. Прибыльное дельце

Особняк был освещён электрическими лампами, стилизованными под свечи. Они торчали из бронзовых подсвечников, закреплённых на стенах, и давали мягкий жёлтый свет. Из–за этого по вечерам в особняке всегда царил таинственный полумрак, в котором скрывались мраморные статуи из Эллады, резная аквитанская мебель в стиле барокко и фарфоровые вазы из империи Цинь. В общем, полный винегрет, обморок дизайнера.

Тем временем я миновал лифт с раздвижными дверьми–решётками. Взошёл по парадной лестнице на второй этаж и приветливо кивнул дребезжащему от древности дворецкому. Он только что с пустым подносом вышел из кабинета учителя. А я наоборот — подошёл к нему и постучал в дверь из красного дерева.

За ней тотчас раздался сдержанный голос:

— Войдите.

Я открыл дверь и нарочито робко проник внутрь. Мой взгляд тотчас упал на учителя, худощавого мужчину лет пятидесяти с глубокими залысинами, тронутыми сединой чёрными волосами и мощными усами. На его узком скуластом лице выделялись умные карие глаза. А большой, покатый лоб украшал тонкий шрам, полученный во время неудачного эксперимента.

Сегодня учитель был облачён в строгий чёрный сюртук. И восседал он за массивным рабочим столом. А напротив него обнаружился надменный седовласый аристократ в роскошных одеждах. Он полубоком ко мне сидел в кресле с высокой спинкой и мелкими глотками пил чай из фарфоровой чашечки.

Учитель указал рукой на гостя и приподнято сказал:

— Виктор, голубчик, как ты вовремя объявился. Позволь я представлю тебе своего старого друга маркиза Меццо.

— Рад знакомству, ваше сиятельство, — с порога заявил я, желая произвести хорошее впечатление. Поскольку простые люди не обязаны были называть дворян сударями, милостями и господами — это всего лишь проявление уважения. Но с другой стороны, если простолюдин позволит себе общаться с дворянином, как с равным… О–о–о, ребята, его ждут большие проблемы.

Аристократ же небрежно кивнул мне и поставил чашечку на стол учителя. Потом он нацепил на нос пенсне и принялся рассматривать меня колючими серо–стальными глазами, поселившимися на породистом лице.

Я почувствовал себя букашкой, которую под микроскопом изучает въедливый учёный. К тому же, мой вид явно разочаровал «учёного».

Он поморщился и скептически фыркнул:

— Дорогой Артур, это и есть ваш лучший ученик? Не думаю, что он справится с поставленной перед ним щекотливой задачей.

— Любезнейший маркиз, не судите книгу по обложке. Да, с виду Виктор похож на неотёсанного чурбана, но поверьте мне, дружище, он справится. Слово барона Артура Люпена, химеролога в десятом поколении! — пафосно изрёк учитель налившимся силой голосом.

Меццо пожевал бледные губы и нехотя проронил надменным тоном:

— Ваше слово многого стоит, барон. Возможно, этому юноше стоит дать шанс. Но если что–то пойдёт не так — я буду крайне расстроен.

— Он не разочарует вас, сударь, — вставил учитель.

— Что ж, тогда я телефонирую вам завтра по полудню, барон. И мы обговорим детали. А сейчас мне пора покинуть ваш гостеприимный дом.

— Конечно, конечно, — заявил Люпен и вскочил с кресла. — Я лично провожу вас до двери, маркиз.

Я вежливо посторонился и оба аристократа величаво выплыли из кабинета. А я тут же разулся и по–хозяйски улёгся на диванчик, решив дать отдохнуть натруженным ногам.

Параллельно мой взгляд заскользил по портретам в золочёных рамах. Они висели на стене и на них были изображены поколения Люпенов. Много, много Люпенов.

Аристократические рода имели длинные родословные, уходящие на много веков в прошлое. И всё это время дворяне скрещивались друг с другом, пестуя свою магическую силу. Обычно дар переходил от отца к детям. Однако бывало и так, что кто–то из детей мог родиться бездарным. Или даже целое поколение могло быть бездарным. Но в этом крайне редком случае уж внуки–то и внучки точно наследовали дар. Так что магия никогда не исчезала из дворянских родов.

Между тем вернулся Люпен и застал меня на своём диванчике.

Он уставился мне в лицо пылающим взором и яростно протараторил, тряся костлявым указательным пальцем:

— Пошёл прочь с моего дивана, наглец! И заруби себе на носу, ежели ты подведёшь этого надутого индюка Меццо, то я отправлю тебя в Ад! Тебя там уже заждались из–за твоих выходок!

— Полно, ваша милость. Чего вы горячитесь? В вашем возрасте это вредно. Сердечко прихватит — и всё. Грудная жаба с вами приключится. И уже ваши, а не мои пятки, с удовольствием будут прижигать черти, — легкомысленно заметил я, но диван всё–таки покинул, переместившись в кресло. А то невыполнение прямых приказов барона чревато подзатыльниками.

— Побольше уважения, Виктор! — недовольно бросил Люпен и сам завалился на диван, даже не став снимать штиблеты. — Вспомни, что именно я спас тебя! Нашёл едва живого в канаве. Надо было ещё тогда понять, что ты неблагодарная скотина. Ведь ты даже в канаве бурчал какие–то неразборчивые фразы, которые явно содержали в себе что–то неуважительное! А потом я ещё соизволил пробудить в тебе дар, бессовестный ты негодяй!

— Господин барон, вы открыли его без моего разрешения, когда мне было всего пятнадцать лет! Я две недели пролежал в коме! И вы чуть не сожгли мой дар! — напомнил я, загоревшись праведным гневом.

— Не цепляйся к мелочам, — отмахнулся учитель, сцепил длинные пальцы на впалой груди и добавил: — Я был уверен в благополучном исходе. Почти уверен… Зато теперь ты опережаешь своих сверстников–магов на два года магической практики. Данный факт ставит тебя в один ряд с самыми даровитыми юными магами–дворянами. Ты ещё должен сказать мне спасибо!

— Спасибо, ваша милость, — ядовито выдал я, прекрасно зная характер учителя.

Люпена не переспорить. А на алтарь науки он готов был положить не только себя, но и меня, как уже однажды чуть не произошло. Поскольку раньше семнадцати лет никто не рисковал пробуждать дар. Уж слишком был велик шанс смертельного исхода. Но наш головастый барон всё равно решил провести эксперимент. Однако надо отдать ему должное, он тщательно подготовился к нему. Изучил множество литературы, а уже потом стал работать с подростками–сиротами, в которых мог быть дар.