Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – штатгалтер
– Ты чудовище, – сказал он красивым голосом, мужественным и в то же время чистым и звонким, – тебе нет места среди людей.
Я прохрипел, держась за бок, где не утихает режущая боль:
– Я… человек… а вот ты… нет…
– Но решаю я, – ответил он уверенно.
– Не по праву, – с трудом выговорил я. – Никто не имеет права…
– Уже имеем, – сказал он. – Ты набрал слишком много силы. Нечеловеческой.
– Такое не бывает слишком, – пробормотал я. – Это на благо, а не во вред… Почему не заживает моя рана?
Он нехорошо улыбнулся.
– Раны, нанесенные нами, не заживают. А человек создан слабым и должен таким оставаться. Нам не нужно его усиление. Нам не нужно, чтобы ты научил его странному способу создавать книги очень быстро и точно…
– Книгопечатание? – спросил я. – Так мы же печатаем только Библию. Даже поучения святых мучеников еще не начали!
Он медленно опустил ладонь на рукоять меча.
– Тебя вроде бы предупреждали, – сказал он. – Или еще нет? Впрочем, сейчас это неважно.
Так же неспешно, наслаждаясь заметным превосходством, он потащил из ножен клинок.
Я зажмурился на миг от блеска пылающего огнем лезвия, а когда открыл глаза, клинок был направлен острием мне в лицо.
– Зачем? – вскрикнул я. – Разве мы не на одной стороне?
– Это неважно, – ответил он. – В тебе столько тьмы, что убить тебя… на небесах только воспоют гимны.
– Я не хочу с тобой драться, – сказал я нетвердо.
– А придется, – произнес он хрустальным голосом.
Я отпрыгнул в сторону.
– Я не буду.
– Будешь, – пообещал он.
Я отступил на шаг, потом еще, его клинок похож на застывшее пламя, яркое, с твердыми протуберанцами по всей длине лезвия, делающими меч похожим на пилу.
– Что ты делаешь? – крикнул я.
– Что должен, – отрезал он и, молниеносно быстро оказавшись передо мной, взмахнул мечом.
Рефлексы заставили мои руки выдернуть меч. Лезвия ударились друг о друга с жутким лязгом, я отступил еще, но ангел тут же шагнул вперед, я парировал новый удар, на лице противника проступила торжествующая улыбка.
Не знаю как, но я все же отражал его удары, сам заставив себя двигаться с предельной скоростью, но хриплое дыхание, топот и сопение идет только с моей стороны, ангел двигается балетно красиво и абсолютно бесшумно, а на лице улыбка еще шире, я даже не думал, что ангелы могут улыбаться вот так злорадно и торжествующе.
Он ускорил вихрь движений, я чувствовал, что уже не успеваю, сделал отчаянную попытку напасть, прыгнул вперед и ударил наискось… он легко и с такой силой парировал мой удар, что у меня занемели руки по самые плечи.
Он тоже остановился, всмотрелся в мое лицо сверкающими, как звезды, глазами, в то время, как я жадно хватал широко раскрытым ртом воздух.
– Ты жалок и слаб, – проговорил он с невыразимым презрением. – И такое существо надеется остановить карающую десницу Господа?
Я не успел увидеть, как его левая рука метнулась вперед. В животе резануло острой болью, я страшно вскрикнул, а он отступил легко и свободно, как танцор, в кулаке зажата невесть откуда взявшаяся там рукоять длинного острого ножа. С лезвия стекает моя кровь, красная и горячая, которой так же страшно и одиноко, как и мне.
Колени мои подломились, словно одновременно с кишками перерезаны сухожилия. Я зажимал обеими ладонями кровоточащую рану, с ужасом понимая, что моя регенерация не срабатывает и на этот раз.
Он рассматривал меня сверху с выражением злобного наслаждения на лице.
Рухнув на колени, я спросил хрипло:
– За… что?
– Не нужно было вмешиваться, – произнес он раздельно. – Ты чересчур ничтожен… Ты тля.
Не удержавшись на коленях, я повалился на бок. Незнакомец вскинул меч в воздух, тот вспыхнул радостным огнем и, перекувыркнувшись дважды, красиво и ювелирно точно вошел острием в ножны.
Я смотрел на него остановившимися глазами. Язык во рту распух, острейшая боль терзает внутренности, попытался сказать хоть слово, и не мог, а незнакомец отступил на шаг, вскинул руки.
За спиной красиво и мощно поднялись крылья, могучие даже с виду, сверкающие золотом. Я видел, как они сделали величественный взмах, словно ударили веслами по воде, и этот неизвестный ангел мгновенно исчез, оставив тут же растаявшую светлую полоску в небе.
Я попытался пошевелиться, но лишь чуть поскреб пальцами землю. Тяжелая, как скала, голова лежит щекой на земле, но не чувствую, песок там, трава или камень.
Тело онемело, я обреченно понимал, что постепенно все умирает, начиная от кончиков ног, а перед глазами мир медленно теряет четкость.
В этом полутумане возникла смутная тень, человеческая фигура в бесформенном плаще с наброшенным на голову широким капюшоном. Неслышно приблизилась, а я смотрел искоса снизу вверх, но не мог шевельнуть губами.
Незнакомец вышел из тени, свет упал на нижнюю часть лица. Я решил, что это женщина, но это потому, что так хочется, мужчинам легче общаться с женщинами, как и женщинам с мужчинами, хотя строгие глаза и заостренные черты лица вроде бы говорят, что передо мной все-таки мужчина.
– Ты хорошо дрался, – проговорил он мягким мелодичным голосом, и я снова подумал, что это все-таки женщина, – твоего противника победить невозможно.
Его руки поднялись к капюшону и медленно опустили его на спину, открыв безукоризненное лицо с идеальными и какими-то безжизненными, как у манекена, чертами. Волосы, впрочем, длинные, но у мужчин они бывают и подлиннее.
Я хотел сказать, что победить можно всех, но губы не шелохнулись. Однако незнакомец понял, ответил с грустью:
– Нет, хотя ты дрался всего лишь со щенком.
Я почти прошептал:
– Щенком?
– У него такая кличка, – пояснил незнакомец. – Гур или митгарер, это за его скверный характер. Увы, его победить невозможно. Никому.
Он легко и грациозно опустился рядом, так может только женщина, молодая женщина, небольшая ладонь легла мне на грудь. Сладкая судорога изогнула мое тело так, что едва не лопнул позвоночник.
Я вытянулся, не веря своим ощущениям. Боль моментально ушла, кровь тугими толчками погнала жизнь по жилам, я ощутил, как в спину колет мелкая острая галька, а сверху, кто бы подумал, рассматривает меня в просвет между зелеными кронами деревьев синее яркое небо.
– Кто ты? – спросил я.
Незнакомец чуть качнул головой.
– Мое имя тебе ни к чему. Хотя, возможно… когда-то узнаешь.
– Ладно, – сказал я. – Кстати, спасибо.
Он усмехнулся.
– А вот настоящее имя твоего противника знать стоит.
– Кто это был?
– Алфофаниэш, – ответил он. – Сам Алфофаниэш.
Я пробормотал:
– Мне это что-то должно сказать? Или следует упасть на колени?
– Ты же не упал на колени? – ответил незнакомец.
Он отступил и неспешным движением снова набросил двумя руками на голову капюшон.
Я сказал напряженным голосом:
– Мне кажется, у вас с этим Алфофаниэшем что-то общее.
– Общее есть у всех, – ответил незнакомец.
Я подумал, что да, всех сотворил Всевышний, но это богословский вопрос, неуместный сейчас, я ощутил, что разговор вот-вот прервется, спросил в лоб:
– Ты можешь сказать, за что он напал?
– Разве тебе не было сказано?
Незнакомец улыбнулся, отступил еще на пару шагов. Я успел увидеть, что под его ногами трава даже не шелохнулась, но в следующий миг он вскинул руки, блеснул яркий свет, и я остался на поляне один.
Мозг в полностью излеченном теле работает лихорадочно быстро, в долю секунды я словно в дивном озарении понял, как можно пройти за ним, что нужно сделать, и тут же, сохраняя в памяти это дивное лицо под капюшоном, повернул браслет.
– За ним… Не потеряй след…
В последний миг все же сообразил, что делаю чудовищную ошибку, но было поздно, острая боль уже ввинтилась во внутренности.
Я задержал дыхание, усилием сделал шаг, проламываясь в нечто жаркое, пахнувшее огнем в лицо.
Очнулся, как показалось, через вечность. Душу распирает ослепляющий ужас, а едва вспомнил то, что успел увидеть в последнее мгновение, перед тем, как мне сожгло глаза и вообще лицо, судорога снова скрутила все тело.
Я захрипел, ощутил, как ногти скребут землю, поспешно поднял веки. Моя щека все так же на земле, только теперь ее щекочет снизу зеленая жесткая травка, два муравья нахально доят тлю, дальше открывается вид сверху на широкую реку.
Приподняв голову, я увидел прежнего незнакомца в плаще почти рядом, сидит прямо на земле и задумчиво смотрит на реку.
Я попытался заговорить, из горла вырвался стон. Он повернул голову, взгляд внимательный, сочувствующий и насмешливо брезгливый, как мне показалось.
– Очнулся, – проговорил он с непонятной интонацией, и я понял, что это все-таки женщина. – Даже не знаю, чего в тебе больше, живучести или глупости?
– Завидовать нехорошо, – прохрипел я.
– Да, – ответила она ясным голосом, – нам остается только завидовать. Или наконец-то все это… прекратить.