Когда будущее стало чужим (СИ) - Чайка Дмитрий

На следующий день. Макс.

— Ну, и что здесь непонятного? — изумился Макс, читая собственное пророчество.

— Ну, как бы тебе сказать, — с серьезным лицом сказал Ардашир. — Тут непонятно все. Это самое сложное и самое запутанное из твоих пророчеств.

— Да что в нем сложного то? Оно же из двух слов, — изумился Макс.

— По этим двум словам написано около десятка магистерских диссертаций и две докторских.

— Да ладно? — изумился Пророк. — Да тут же все ясно, как божий день.

— Да ничего тут не ясно, — взорвался князь Ардашир. — Один умник диссертацию защитил, и два варварских государства было уничтожено. Просто, на всякий случай, потому что название созвучным показалось, и местный князек много о себе возомнил. А потом другой умник диссертацию защитил, и выяснилось, что этого не надо было делать. Поведай мне, о, величайший предок, что значит: «Англичанка гадит»?

— Карту покажи, — коротко сказал Макс.

Ардашир провел рукой в воздухе и произнес.

— Политическая карта.

В воздухе повисла большая разноцветная картинка, напоминающая лоскутное одеяло.

— Тут что сейчас находится? — спросил Макс, ткнув в Великобританию.

— Мерсия, Кент, Корнуолл, Уэльс и Скоттия, — растерянно сказал Ардашир. — Тут же написано.

— Это богатые и влиятельные страны? У них есть колонии? Они вывозили из Африки рабов целыми племенами? Они сделали каждого десятого китайца опиумным наркоманом? Они уморили голодом двадцать миллионов индусов и половину ирландцев? Они развязывали войны чужими руками? — закидал Ардашира вопросами его далекий прадед.

— Нет! — в ужасе ответил князь Ардашир. — Это небольшие и очень бедные княжества. Там есть немного угля и нефть на шельфе. Их города из-за этого покрыты облаками вонючего смога. Они торгуют шерстью и ловят рыбу. Ни о чем из того, что ты сказал, я никогда не слышал. Да это и звучит совершенно невероятно.

— А, ну значит, первый умник был все-таки прав. Ставьте ему памятник, заслужил.

— Ну, тогда еще один загадочный текст, раз ты сегодня добрый, дедушка. Император очень просил. Пророчество № 1. Оно до сих пор считается неразгаданным. Салманасар очень хочет именно это пророчество расшифровать. «Тайну мельчайших песчинок, что убивают кровь, не должны узнать дикари. Иначе сотни тысяч погибнут в пламени». Ты это точно трезвый писал?

— Слушай, внучек, не хами мне. А как я должен был написать на древнеперсидском про расщепление атома и острый лейкоз после радиоактивного облучения? Да там и слов таких не было. У нас половина лексикона со скотом была связана.

— Действительно, — задумался Ардашир. — Предки же скотоводами были. А почему дикари?

— Так, почти все, кого мы завоевывать не стали, тогда дикарями и были, — развел руками Макс. — А другого слова, обозначающего народы, стоящие на более низком уровне развития, просто не существовало.

— Так это всё уже случилось! — воскликнул Ардашир. — Получается, оба твоих пророчества одновременно свершились!

— Давно? — полюбопытствовал Макс.

— Да лет пятьсот назад. Это была Эпоха Высокого Гуманизма. Дурацкое время, кстати. Мы сейчас этим не страдаем.

— А что за эпоха такая? — заинтересовался Макс.

— Да было одно философское учение, — поморщившись, сказал Ардашир. — Ну, вроде того, что каждый человек, кем бы он ни был, является невероятно важным, его личность священна, а права неприкосновенны. Его свободы — незыблемы, и защищены законом. И даже князья не могут взять и приговорить подданного к смерти. Только через суд, и непременно из одиннадцати человек. У вандалов подсмотрели. Представляешь, безумие какое!

— Представляю, — усмехнулся Макс. — И долго у вас эта эпоха длилась?

— Да нет, — успокоил его Ардашир. — Лет двести с небольшим. Потом отпустило. У нас по этому периоду интереснейший материал есть. В нем показывается, как тот самый гуманизм пытались проявлять. Так себе, кстати, попытка вышла. По мне, так убить милосерднее. И, получается, именно там эти пророчества и реализовались.

Глава 15. Пророчество № 1 и 54

Год 2278 от основания. Мерсия. Туманые острова. Эйден.

Камера была два на три метра. Эйден, как загнанный волк, метался из угла в угол, цепляясь за угол кровати. Потом запал заканчивался, и он снова ложился на опостылевшую койку. Его одиночество нарушало только регулярно открывающаяся кормушка входной двери, куда он ставил грязную посуду. Пока не поставишь посуду, жрать не дадут. Он попытался в один из первых дней спрятать ложку, но через минуту в камеру зашли трое крепких сотрудников, поставили лицом к стене и обыскали камеру. На прощание он получил профессиональный удар по почкам и сутки полного воздержания от еды. Не по собственному желанию, конечно.

Допрос был только один. Эйден гордо молчал, делая вид, что не понимает языка скоттов. После чего его сунули в эту камеру, где уже три месяца его одиночество нарушает только лязг открывающейся кормушки. Крошечное оконце, перекрытое двумя рядами стальных прутьев, не оставляло шансов на побег. И только заблудившееся солнце раз в день заглядывало через него в камеру, быстро покидая ее, словно испугавшись.

Эйден обдумывал сотни вариантов побега, но все они разбивались о простую истину — он сидит в каменном мешке со стальной дверью и крошечным окном, в которое пролезет только его голова. Тупая апатия захватила парня настолько, что он перестал есть и умываться. Просто лежал, повернувшись к стене, и звал смерть.

— Вроде, восемнадцатый готов, Мастер, — доложил начальник тюрьмы политической полиции королевства Мерсия.

— Ну тащи его завтра к 10. И в душ сначала, воняет небось, как падаль, — Мастер задумался. — Крепкий парень, будет интересно поработать.

Следующим утром с противным скрипом открылась дверь камеры. Зашли трое и знаками приказали Эйдену подняться. Не понимая, что происходит, тот встал. Его резким движением развернули, мгновенно защелкнули за спиной наручники, задрали кисти вверх и в виде буквы «Г» вывели в коридор. Эйден попытался вывернуться. Он же миллионы раз прокручивал в голове эту ситуацию. Но парни знали дело туго. Сначала прилетел удар ногой под колено, потом дубинками по голове и шее. После того, как Эйден приподнялся на карачки, конвоир со скучающим выражением пробил тяжелым сапогом точно в копчик. Взрыв боли, который последовал после этого, Эйден не забудет никогда. Самое страшное, что эти отродья злого бога Сато даже не изменились в лице и не сказали ни единого слова. Как будто точно знали, что именно так все и будет. Скупые движения и минимальное время, потраченное на успокоение очень опасного, в общем-то человека, говорили о немалом опыте и недюжинном мастерстве. Одуревшего от боли и унижения Эйдена притащили в отделанный старым кафелем душ, сняли наручники и показали пальцем на часы и потом растопыренную пятерню. Эйден все понял правильно — купаться, 5 минут времени. Быстро оглядев помещение, он понял: бежать не получится. Тот же каменный мешок, и то же крошечное оконце с двойным рядом прутьев толщиной в палец. Быстро и удовольствием смыв с себя трехмесячные грязь и пот, Эйден почувствовал прилив сил. Снова захотелось жить. Хотя бы просто для того, чтобы резать этих шелудивых псов. Показал бы он им один на один.

Его старая одежда куда-то исчезла, а на прикрученной к полу табуретке лежал серый комплект одежды с номером 18 на левой стороне груди. Конвоиры со скучающими лицами показали ему, чтобы повернулся спиной. Эйден на мгновение напрягся, но уже через секунду в глазах этих выродков прочитал, что одним ударом в копчик дело не обойдется. Эйден повернулся и свел руки за спиной. Через секунду последовал лязг наручников.

— Ну здравствуй, Эйден, — перевели ему слова сидящего напротив коротко стриженого черноволосого человека в сером форменном кителе. Он был явно не местный. — Как тебе наше гостеприимство? Всем ли доволен, не хочешь ли еще погостить? Несмотря на издевательскую речь, человек был абсолютно серьезен.