Странник с планеты Земля (СИ) - Тимофеев Владимир

Информация по лагерю южных полностью подтвердилась.

Он оказался пустым. Враг покидал в его в дикой спешке. Разбросанный повсюду хлам, включающий и вполне целые, пригодные для дальнейшего использования шмотки, оружие и амуницию, говорил об этом лучше любых донесений.

Направленные на юг беспилотники вовсю демонстрировали картинки с бредущими по дорогам колоннами «оборванцев». Ну, прямо как наполеоновские войска в 1812-м уже после Красного, но ещё до Березины. Погода, правда, вокруг стояла отнюдь не зимняя, а очень даже наоборот. Климат на Флоре, вообще, был достаточно мягкий, и местные зимы напоминали тут, скорее, московский сентябрь, а не якутский март.

Чуток побродив по превращённому в огромную свалку лагерю, мы всё же решили продвинуться тин на пятнадцать-двадцать вслед за отступающими южанами и попытаться взять языка.

Языка удалось захватить без проблем. Один из отступающих в арьергарде решил отбежать от дороги, чтобы справить нужду, но вернуться назад ему не позволили. Калер и Лурф спеленали беднягу за считанные секунды и утащили в чащобу. Ещё двое бойцов какое-то время наблюдали за уходящим противником — хватятся там пропавшего или нет? Не хватились. Видимо, просто внимания не обратили или подумали, что дезертировал. Для всякой разгромленной армии такое, как водится, сплошь и рядом.

Пленный по званию и должности оказался кем-то вроде капрала-десятника. Только своего отделения под рукой он уже не имел. Кого-то убили, кого-то ранили, кто-то ушёл раньше с обозом, а прочие попросту разбежались.

На наши вопросы капрал отвечал без всякого принуждения. По его словам, разброд и шатания в армии начались примерно неделю назад, хотя до вчерашней ночи дисциплину командиры ещё как-то удерживали. Но затем, после гибели главнокомандующего и неоправданно высоких потерь, «плотину прорвало». Уставшее от войны большинство потребовало прекратить боевые действия и вернуться домой, и чем скорее, тем лучше…

После допроса пленного отпустили. Убивать его смысла не было, тащить с собой — тоже.

Всю вторую половину дня мы, в определённом смысле, преследовали отступающих, однако в прямой контакт уже не входили, ограничивались наблюдением, в том числе с дронов. Перемещались от одной дороги к другой, высматривали, не оставляет ли враг за собой какие-нибудь закладки и схроны, не отправляет ли в обратную сторону диверсантов-разведчиков, не является ли его беспорядочная ретирада обычной уловкой…

Противники, судя по результатам наблюдения и проверок, ни о чём подобном не помышляли. Просто брели и брели, стремясь, по всей видимости, поскорей оказаться как можно дальше и от баронства Румий, и вообще от всех северных территорий пока ещё единого Княжества.

Что с ними станет в столице, меня не интересовало. Главное заключалось в том, что враг опять проиграл, и месяца на четыре мы можем о нём просто забыть. Назад он за это время, сто пудов, не вернётся. А то, что случится потом… Ну, так далеко я тоже пока не загадывал. Ведь если получится реализовать всё, что задумал ещё в Империи, то через четыре месяца нам уже никто из местных будет не страшен, включая самого Князя и всех его архистратигов…

Гас подобрал нас в условленном месте в два часа ночи. Челнок отвёз всю команду в поместье.

— Что с госпиталем? — спросил я у «третьего», едва оказавшись в шаттле.

— Переместили, — кратко ответил напарник.

В поместье я первым делом отправился к доктору.

Сапхат, явно не выспавшийся и донельзя усталый, сообщил, что обе леди перенесли переезд нормально и в настоящий момент находятся в состоянии сна, поддерживаемого специальной физиотерапией. Поэтому сейчас их беспокоить не стоит. И вообще, как врач, глядя на господина барона, он советует ему тоже отправиться спать, а встречу с миледи и экселенсой отложить, как минимум, до утра.

Спорить с ним я не стал. Хотя поначалу и собирался.

Но потом вдруг задумался: а сколько реально времени прошло с того мига, когда я последний раз «оторвал голову от подушки»?

Результаты подсчётов оказались весьма неожиданными.

Шесть с лишним суток без сна.

Охренеть!

И ведь, что любопытно, чувствовал себя при этом вполне работоспособным. Хотя, если честно, если копнуть поглубже, такая работоспособность выглядела ущербной, или, скорее, односторонней. Потому что поддерживать себя в постоянно взвинченном состоянии можно было только за счёт отказа от каких-то других возможностей и умений.

Прислушавшись к собственным ощущениям, понял, чего с каждым днём мне не хватало всё больше и больше.

Во-первых, снизилось восприятие реального мира. Иными словами, я теперь больше верил мелькающим в голове мыслям, чем фактам, полученным из внешних источников.

Второе — я перестал относиться к себе критически. То есть, попросту начал считать себя непогрешимым. Видимо, из-за этого у меня и не получились нормальные рельсотроны, из-за этого я позволил самоубиться Асталису, сам начал лечить Паорэ, не поставив в известность дока, сам попёрся в разведку, вместо того, чтобы просто поверить тем, кто ей уже занимался.

И, наконец, третье. Похоже, я стал полагаться лишь на барьер. Он стал для меня мерилом всего и, в том числе, всего человеческого. Ради «великой цели» я начал расходовать и себя, и свою энергию направо-налево и, мало того, принялся ожидать подобного от других. И даже то, что услышал от Пао, истолковал по-своему, в том же ключе. Не то, что она реально сказала, не то, что она надеялась до меня донести.

Доктор был прав. Мне в самом деле пора прекратить менять свой барьер на лишние часы и минуты и требовать точно такого же от остальных. Иначе я просто иссякну… Иначе мы все иссякнем без шанса на восстановление…

Проблема заключалась лишь в том, что уснуть я не мог. Просто не мог и всё. После нескольких суток без сна режим «барьерного» бодрствования переключился на автоподдержку. Любые поступающие ресурсы бросались на стимуляцию смертельно уставшего организма, а если их не хватало, использовались ресурсы внутренние. И чем дольше тянулось подобное состояние, тем больше их требовалось. Заглушить эту взбесившуюся систему «барьерного самовозбуждения» можно было или медикаментами, или спиртным, или чем-то «психологическим» навроде гипноза или, хм, удара по голове «твёрдым тупым предметом».

От первого и второго, немного подумав, я отказался. А насчёт третьего стоило действительно поразмыслить.

Размышлять я направился к Гасу.

— Хочешь, чтоб я тебе двинул как следует? — деловито поинтересовался он, узнав о проблеме.

— Хочу, чтобы ты мне что-нибудь посоветовал, — отозвался я с хмурым видом.

Гас усмехнулся.

— Ну что же, можно и посоветовать. За советы у нас, как говорится, денег не просят…

После недолгого разговора я отправился к челноку.

Совет мне напарник и вправду дал неплохой.

Сложнее всего оказалось правильно настроить медблок. Гипносон в нём считался функцией вспомогательной, а не главной. Тем не менее, я с заданием справился. Нацепил на себя обруч с датчиками, воткнул штекер в прибор и, откинувшись в кресле, нажал на «красную кнопку».

Как «третий» и обещал, сон наступил незаметно.

Мне снились собственные воспоминания. Самый лучшие. Именно их я включил в программу псевдогипноза. О том, как мы с Ан мчались на флаере в небе ночного Данквиля, как я одержал первую победу на аренах Ландвилия, как мы стояли спина к спине с парнями из кудуса Маммия — двадцать против двухсот, как вместе с Гасом крушили «шершавых» в таверне «Три грации», как взламывали с Паорэ защиту над Флорой, как ввосьмером отбивали атаку на замок нескольких тысяч, как брали внаглую Тарс, громили врага возле Мегадеи, выводили на чистую воду подонка регента…

Я любил своих женщин, дрался со своими врагами, бросался на помощь своим друзьям, а они приходили на помощь мне…

Видения были настолько красочными, что я попросту перестал различать, где сон, где реальность. Но при этом, что интересно, не чувствовал какого-то особого удивления из-за того, что уже и не вспоминал про Землю.