Охота на Тигра книга первая КВЖД (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович

Потом русалка, она же нимфа, она же Куй знает что, как собака крутила головой, стряхивая с волос капельки воды и убегала оставив вместо себя кусочек радуги. Твою ж дивизию, умеют! Нда. Потом травили его всё тем же противным чаем и отправляли на работу. Но не в этот день.

Пак вошёл стремительно, и мановением руки отправив Куй за дверь, наклонился к Брехту, словно и у этого маленького домика саманного есть уши, тихо и медленно, почти по слогам проговорил:

— Через час в западной роще будут расстреливать шпионов. Один из них сказал, что он русский шпион. Он китаец, но и правда очень хорошо говорит по-русски.

— Это там где у нас оружие закопано?

— Нет. Это восточная. Где ты географии учился? Нужно спешить…

— И сколько там …

— Много.

Глава 15

кСобытие тридцать четвёртое

Чукча умер и завещал двум сыновьям похоронить его в океане.

- Оба сына утонули, копая могилу.

- Большую часть времени люди проводят в могилах.

Васька ночью не спал. Уснёшь тут, если утром расстреляют. Глупо как всё получилось. Он и так переигрывал своё появление в Маньчжурии и эдак. Выходило, что просто дико не повезло. Скорее всего, просто японский патруль позарился на его деньги и куски шёлка в сидоре. Не большие, ведь, цветные, правда. Белый-то шёлк не очень дорог, а вот как у него, в красный и голубой цвет покрашенный, гораздо дороже. Жёнам, небось, решили солдаты японские подарки сделать. Так вот из-за чьей-то жадности и собственной неосторожности придётся теперь погибнуть.

Васька был с юга Китая, и родители были буддистами. Сам же Веймин Сюнь и не знал, верит ли он в богов: христианского, Будду или Конфуция. Нет, скорее. Его воспитатель Блюхер не верил, и всё время высмеивал окружающих, если те бога Христа упоминали. Васька впитал всё это и на людях тоже старался бравировать своим безбожием, но где-то в глубине его детской души теплилась вера в Будду и перерождение после смерти. Он был хорошим человеком, не причинял ни кому страданий и не отнял ни одной жизни, он усердно учился. Может, Будда смилостивится, и он возродится мальчиком в богатой семье, и снова будет ходить в школу.

— Выходим, — заскрипели несмазанные петли на решётке, которая заменяла дверь в их камеру.

Проститься с жизнью на рассвете этого солнечного дня предстояло не одному Веймин Сюню. В камере было одиннадцать человек и девятерых из них вывели во двор тюрьмы, вернее, часть двора комендатуры, отгороженной забором из нестроганых досок. Забор был низкий совсем и щелястый, и видно было, что на той половине двора строятся солдаты. Отделение? Десять человек и два офицера. Все одеты в новую форму, сшитую по образцу японской, да в Японии, наверное, и сшитую. Вооружены винтовками Арисака. У офицеров сабли длиннющие, с метр, не меньше, по земле за хозяином волочатся. И солдаты, и офицеры в фуражках со своей интересной звездой. Каждый лучик покрашен в свой цвет. Белый, синий, чёрный, красный и жёлтый. Это цвета флага новой страны — Маньчжоу-го. Сам флаг жёлтый, а сверху вставка из перевёрнутого российского триколора с добавлением чёрной полоски.

Офицеры покричали на солдат и те подравнялись, потом отцепили с пояса штыки в виде кортика и примкнули их к винтовкам. Главный офицер в очах ещё раз прошёлся перед строем и повёл солдат за собой через узкую калитку в щелястом заборе на их половину. Солдаты штыками согнали разбрёдшихся смертников в плотную группу и вывели на улицу через ворота, что распахнул второй офицер. На улице их ещё двое солдат ожидало с пулемётами ручными. По характерной особенности — магазину, торчащему сверху, Васька узнал пулемёт — ручной пулемёт Мадсена, датчане делают. Хороший пулемёт. Лёгкий и стрелять удобно. Блюхер сам умел и Ваську обучил.

Из пулемётов их, значит, расстреливать будут. Хотя, какая разница, от чего помирать. Жаль, пожить не пришлось. Глупо-то как!

Перед воротами стояла телега, но которую были набросаны мотыги и лопаты. Все новенькие, блестящие в лучах солнца, как впрочем, и штыки-кортики, что их время от времени принуждали быстрее выметаться со двора и строиться в колонну по три. Офицеры запрыгнули на телегу и процессия тронулась. Двинулись они на запад. Уже прилично поднявшееся солнце припекало затылок. Васька шёл в последней тройке. Рядом с ним еле перебирал ноги стрик с явно сломанной рукой. Солдаты подталкивали старика штыками, и он пытался идти в ногу со всеми, но порыва этого надолго не хватало, старик опять начинал запинаться и отставать. Солдаты ткнули его в очередной раз штыком и, завопив, бедняга свалился в пыль дороги, причём, упал на сломанную руку и завопил ещё громче.

Офицер приказал остановить повозку и попинал немного орущего. Потом глянул на часы и приказал солдатам забросить его на телегу. Спешил. Да уже почти и пришли. Остановились на небольшой полянке в центе крохотной рощицы из берёз и сосен. Опушка полянки заросла молодой порослью берёз и в её тени и остановилась телега с офицерами. Они переместились под эти молодые берёзки, а солдаты сбросили старика с телеги и оттащили подальше, остальным же выдали лопаты и мотыги и заставили копать яму. Один здоровый китаец попытался замахнуться мотыгой на солдата. Понял видно, что конец близок, но солдат оказался проворней. Он отбил штыком мотыгу и вторым движением воткнул кинжал штыка в ногу здоровяка. Потом набежали ещё солдаты и долго пинали упавшего нарушителя порядка. Достались удары прикладами винтовок и остальным.

Копали молча. Хватало стонов, что издавали старик и раненый здоровяк. Тяжело рыть собственную могилу. Особенно в этой песчаной почве. Стенки ямы всё время осыпались, и могила больше в ширину росла, чем в глубину. Видно, надоело всё это офицеру очкастому. Он приказал заканчивать. Солдаты отобрали у смертников мотыги с лопатами и отнесли их на телегу. Назад же за руки и за ноги принесли старика и раненого, да и забросили их на дно неглубокой ямы. А потом закололи штыками. Остальных семь человек построили на краю ямы и заставили раздеваться. А потом голых заставили и уже двоих убитых раздеть. Потом снова построили на краю могилы.

На Ваську такая апатия напала. Он как бы отключился от всего. Словно, не с ним это всё происходит, а с кем-то посторонним, а он вон сидит под молодой берёзкой и с интересом за всем этим наблюдает. Построили солдаты их и побежали к телеге, где выстроились напротив короткой цепочкой.

Очкастый офицер изволил приподняться с травы и прокричал, пристроившись сбоку шеренги.

— Направо! Целься! Приготовится! Пли!

Событие тридцать четвёртое

Кто придёт к нам с мечом, тот отстал в плане вооружения.

В войне главное не победа, главное в ней не участвовать.

На войне как на войне… обе стороны в говне.

Наконец Брехт узнал, как Бич Пак выбирается из их деревушки. Наверное, можно и просто по дороге, их аж три штуки, ну, или там огородами. Только на дорогах почти всегда патрули и китайские, и японские, а огородами, так собаки гвалт поднимут. Оказалось, секретная тропа не такая уж и волшебная. Не катакомбы с длиннющим подземным ходом. На восточном краю деревни китайской есть небольшое озеро, скорее, лужа даже, и вот образовывается эта лужа весной и осенью, дожди льют, снег тает и получается небольшой ручеёк, что в это озерцо впадает. Летом пересыхает полностью ручеёк, ну если только ливень вдруг неожиданно прольётся, и тогда мутный поток появляется на несколько часов.

Так вот, этот сезонный ручеёк всё же овражек небольшой в податливой песчаной почве прокопал. Не настоящий, так полметра в глубину и около метра в ширину, по низу травкой и мелкими кустиками зарос. Если на карачки встать, и сильно спину не горбатить, то через полкилометра, примерно, можно оказаться на восточной оконечности Маньчжурии или деревни Лубинь по местному. Даже не деревни. Тут другие территориальные деления. Уезд Лубинь. К северу будет это озерцо, а прямо, всего в сотне метров, та самая восточная рощица, в которой они и прикопали оружие. Можно было и в доме хранить. Дома ни китайцы, ни японцы не обыскивали, но тогда каждый раз для тренировок пришлось бы волочь оружие на себе с риском всё же налететь на патруль. Уже заблудившимся дурачком не прикинешься. Мигом арестуют, а затем и расстреляют. С этим тут строго, не забалуешься. Дома держи оружие, если есть разрешение, а по Лубиню этому с ним ходить запрещено русским.