Бастард рода Неллеров. Книга 2 (СИ) - Усов Серг

— Пока радоваться рано. — говорю, отходя от зарешёченного окошка в карцере милорда Монского. Я уже безбоязненно, несмотря на протесты самого пациента, вхожу в его келью. — Продолжай почаще омываться водой святого источника. — не перестаю валять дурака. — Плетения плетениями, а милость Создателя нам, ох, как требуется. На неё только и уповаю.

— Не похож ты на чрезмерно набожного, Степ, уж извини.

Умный, да? Наблюдательный? Не замечаешь в юном настоятеле религиозного фанатизма? И что с того? В окопах атеистов нет, а всё со мной случившееся поневоле заставляет задуматься о том, кто же всем управляет. Пусть не Создатель, но уж точно и не я сам. Так что, не совсем-то сейчас кривил душой. От молитвы и магии толку точно не меньше, чем от одной только магии.

— Да чего уж. — улыбаюсь. — Чрезмерно, да, не усердствую, но надежды на Создателя возлагаю. Как без этого-то? Ладно, ещё три-четыре дня понаблюдаем и, думаю, надо будет тебя выпускать из этой клетки.

— Рискнёшь?

— Риск — благородное дело. Пять дней без припадков, полагаю, достаточное основание, чтобы надеяться на надёжность блокировки. Понятно, пока источник у тебя по прежнему чудит, придётся постоянно находиться неподалёку от меня. Не сбежишь?

— Гнать будешь, не уйду. — без тени шутки ответил одержимый. — Даже если вдруг ядро действительно оздоровится, идти мне особо некуда. Примешь на службу, не как аббат, а как бастард Неллерский? Готов дать вассальную клятву хоть сейчас.

— Не, сейчас не нужно. Дождёмся уверенного результата.

Прощаюсь с пациентом до вечера и направляюсь к себе. Так ведь и придётся таскать Карла за собой. Чего это я? Даже если и так, не большая он обуза. Приятный собеседник, много знает о жизни провинциального дворянства, не сильно, жаль, начитан и образован, зато, говорит, клинком владеет прекрасно. Мне лишним не будет.

На первых порах сойдёт даже в роли поединщика вместо бастарда Неллерского, есть тут такая опция выставлять на дуэль дублёра. Пока я не достиг нужного уровня мастерства, рисковать не буду. Жизнь — ценная штука, не следует ей разбрасываться.

Мачехино плетение разрыва на моём мече хорошо только до того момента, пока не встретится с таким же клинком. Герцогиня Мария не единственная, кто может накладывать это заклинание. Я могу, брат Георг, как выяснилось, тоже, граф и графиня Готлинские умеют, да мало ли кто ещё. Вот и получается, что магия магией, а мастерства никто не отменял для достижения побед в схватках.

— Вас ждут в исповедальне. — перехватывает меня на выходе из коридора слуга. — Миледи Роунская утверждает, что вы ей ещё одну встречу обещали.

Чёрт бы побрал эту тётку. Вдовая дворянка после смерти мужа пустилась во все тяжкие в плане связи с мужчинами, в том числе, с женатыми, что нашей матерью-церковью осуждается. Теперь вот кается, откупается внушительными, по десять драхм за одну исповедь, пожертвованиями и омывается святой водой по сто раз на дню. Хорошо, не сто, но пять-шесть точно.

И не смущает ведь сорокалетнюю развратницу, что Создателя во время ее подробных покаяний в грехах представляет четырнадцатилетний пацан. У меня-то и то вчера уши горели от её историй, представляю, что было бы с настоящим Степом.

Ну, куда деваться, придётся идти в церковь и опять выслушивать миледи, это моя обязанность по отношению к представителям дворянского сословия, да и десять драхм — это десять драхм.

— Ригер, ты ко мне? — на крыльце нос к носу встречаюсь с бывшим опекуном.

Стругацкие книгу назвали: трудно быть богом. Не знаю, насколько это действительно тяжело, а вот волшебником ничуть. Даже приятно.

С удовольствием смотрю на помолодевшего старшего сержанта, дело рук своих. Нет, магии конечно же. Лет пять-семь, навскидку, я снял с его плеч. Так ещё и здоровье поправилось, вот стоит, сверкает в улыбке зубами словно виниры на них наложил. А ведь ещё вчера четверть гнилыми были, а сколько-то и вовсе отсутствовало.

— Да, милорд, — Ригер отступает на крыльце в сторону, освобождая мне путь. — Иду к вам доложить, что определился с новиком Николасом. Составил расписание его службы, как вы и приказали.

Валерий, старший библиотекарь, по моей настоятельной просьбе — да, не входящие в круг обязанностей братьев вещи я могу у них лишь просить, а не требовать — приступил к занятиям с Юлькой, а с завтрашнего дня к нашей подружке присоединится и Ник. По два часа в день — утром и вечером — будут учить счёт и грамматику. Чуть позже — посмотрю, как пойдёт — добавится география, история и травничество. Пригодится. Замечательно, что в обители имеется огромное количество учебных пособий, что называется, на любой вкус.

— Спасибо, дядя. — благодарю. — Ты чего так вырядился? Опять в патрулирование? Не поздно?

— Мы недалеко. До Гутово доедем и назад. А вы когда в Готлин-то собираетесь к графу?

— Да я, собственно, не столько к нему, сколько на наше подворье. Посмотреть, оценить. Разумеется, ты со мной и охрана из гвардейцев тоже. Если больше вопросов нет, я пойду.

Сбегаю с крыльца и не отвечая на поклоны монастырской обслуги направляюсь через площадь.

Не сложно понять, что опекун переживает как бы я без него не уехал. Зря боится, осторожность не теряю. Да и лоска мне герцогские гвардейцы добавят.

Церковные иерархи давно вписаны в местную феодальную систему. Пусть даже чуть сбоку. Его высокопреосвященство кардинал Марк Праведный — почти что король, лишь немного ниже по статусу. Их преосвященства епископы и прецепторы орденов — почти что герцоги, а их преподобия настоятели монастырей, как и настоятель столичного храма — почти что графы. Так что, с Олегом Готлинским, папашей моего недруга Виталия, мы, можно сказать, на одной ступени сословия.

Мой визит к графу будет происходить на равных и тогда, когда я сочту это возможным. Затягивать со знакомством с местным правителем не собираюсь, но и спешить мне пока некуда. Вот с милордом Карлом решится, и поедем. Не в клетке же опять мне своего пациента везти.

На площади поднялось громкое карканье своры ворон, взлетевших от виселицы. Их напугал грохот разгружаемых у кузни досок.

Один из разбойников всё же не пережил допроса, и, как я подозреваю, не мои палачи довели его до смерти, а тот самый лекарь, которого я прогнал во время допроса лже-проповедника.

Так это или не так, сложно сказать, но факт налицо: мой, ну, не мой, общий, безбожник жив, а один из разбойников висит, подвешенный за ногу искривлённой фигурой, расклёванный воронами и с начинающими гнить остатками плоти.

— Ваше преподобие, попросите за меня Создателя. — завершает исповедь миледи Роунская, стоя передо мной в молельной комнате на коленях. — Пусть он простит.

— Я прощаю, а он более милостив. — киваю.

Злюсь и на неё и на себя, чувствуя возбуждение ниже пояса, после красочных описаний постельных сцен. Специально что ли она так сделала? Вполне может быть. И прервать эту высокородную шлюху во врнмя таинства исповеди не имел права.

Чёрт с ней, пусть забавляется. Создатель не Ермошка, видит немножко. Отольются ей мои томления муки.

Ладно, вызову сегодня на ночь Ангелину, ту брюнетку с крутыми бёдрами. В конце концов, я не всамделишный монах. Только рассчитывать на что-либо ещё, помимо постели, подстава брата Георга не сможет. Выдам ей с утра пару драхм и пинка под зад, последнее, естественно образно.

За этими мыслями выхожу из церкви, благословляя по пути склонившихся паломников, и иду к себе.

Батюшки, а там у нас что за петух? Ба, да это же Степик собственной персоной! Возле виселицы вырядившийся в яркие одежды обидчик моей Юльки доставал приставаниями юную рабыню. Та, понятно, не могла послать такого важного барина далеко и надолго. Хотя, какой он барин? Выглядит, как не знаю кто.

Как там в анекдоте-то было? Не вспомню. Нет, вспомнил: «Папа, почему меня мальчишки во дворе лошком дразнят?», «Да ты что, сынок, какой же ты лошок? Подойти к зеркалу, смотри. Ну, видишь? Пиджачок в брючки, брючки в носочки, носочки в сандалики — красавчик!»