Удержать престол (СИ) - Старый Денис
Почему столь богатый обоз сейчас охраняется не более чем полутора сотнями стрельцов? Не рано ли отпустили то войско, что охраняло обоз? Да, Оптинский монастырь имеет невысокую, но все же крепостную стену, можно рассчитывать на то, что она охранит. Но рядом же город Болхов. Почему не там хранится откуп для крымского хана? Не доверяют? Может, и так, хотя отчего тогда доверять казакам Заруцкого, которых перехватывали люди Лисовского и от кого получали информацию о движении обоза. Атаман Заруцкий и вовсе некогда был на стороне могилевского Димитрия.
И Лисовский не стал гоняться за царским обозом, посчитав его приманкой, если бы не два момента: на днях действительно прискакали кочевники и что-то делали в Оптинском монастыре, скорее всего, инспектировали те дары, которые московский царь прислал, дабы откупиться от набега. Эти степняки через пару часов ускакали в Дикое поле, видимо, сообщить хану о том, что именно русские предлагают. Ну, и прямая разведка увидела и обоз, и число воинов…
— Эгегей! — кричал Лисовский, ускоряя своего жеребца.
Ветер, бьющий по лицу полковника выветривал сомнения.
Через час Александр Лисовский уже поменял коня и собирался выводить свое воинство на Оптинский монастырь. Разведчики хорошо знают местность и обещали без проблем провести к монастырю. Еще до рассвета, Лисовский будет под стенами места хранения царского обоза.
Штурмовать монастырскую крепостицу никто не будет. Есть умельцы у Лисовского, которые, используя кошки, что будут обмотаны тканью, кабы сильно не шуметь, взберутся на стены и откроют ворота. Если ворота не получится открыть, то бойцы станут держать участок стены, на которую практически спокойно взберутся другие люди.
*……………*…………*
Оптинский монастырь
24 августа 1606 года; 3:20
— Не уйду! Силой волочь станете, прокляну! — строго, решительно, говорил игумен Оптинского монастыря Дионисий. — Коли суждено обители сгореть, так и со мной.
— Да и будь! — сдался Кондратий Шматок. — Спрячься токмо!
Монастырь готовился. Именно сегодня ночью должно было что-то произойти. Полчаса назад пришли сведения, что большой отряд конных остановился в лесу в двух верстах от Болхова. Хотел бы завтра Лисовский брать царский обоз, то не выдвигался бы на опушку леса в предрассветное время.
— Отче! — Кондратий приблизился к игумену и тихо, чтобы никто более не слышал, привел последний довод. — Мы тут и сгинуть можем, поди, пока можно, в подпол.
— В рясы монашьи обрядились, оружием осквернили обитель! Мне за лучшее сгинуть, но не видеть поругания святынь, — настаивал на своем игумен.
Кондратий не смог уговорить старца самостоятельно спрятаться, собирался уже выверенным ударом свалить дюжего игумена, но Шматок откровенно забоялся проклятий.
— Взух, вжух! — пролетела одна стрела, вторая.
По сценарию предполагалось, что защитники царского обоза узнают, что их атакуют, на стенах было достаточно людей, чтобы дать первый бой, а после укрыться всем в подполье и забаррикадироваться, но что-то пошло не так.
У Лисовского были люди, которые смогли быстро взобраться на всего-то четырех с половиной метровую стену. Сразу же были ликвидированы сонные и откровенно спящие защитники. Группа действовала слаженно, когда один закрывал рот, а второй перерезал горло защитнику.
А после уже того, как на стене оказалось пятнадцать человек, лучшие лучники, начали отстрел теней, что отсвечивали в тусклом свете от костров или полной луны.
— В укрытие! Тревога! — закричал Кондратий, но его уже опередил своими криками сотник стрельцов, которые и ранее могли стать подставной жертвой, сейчас же, когда большинство воинов не успела укрыться и организоваться, стрельцы превращались в мишени.
И как не кричал стрелецкий голова, лисовцы действовали очень эффективно. Уже одна группа разбойников заканчивала расправляться с защитниками ворот, которые отчаянно бились, не предполагая, что являются наживкой для хищной рыбы.
— Тыщ, ты-дыщ, — прогремели выстрелы гаковниц.
Пять, заряженных свинцовым дробом, гаковницы ударили «куда-то туда». Было не понятно, сколь много захватчиков, а сколько защитников, пострадали от этих выстрелов. Все смешалось, было непонятно, кто свои и где враги. Вместе с тем, воры разбивались на мелкие группы и слажено работали, не отходя друг от друга, чтобы элементарно не потеряться. Мало того, что и ранее света было очень мало, теперь видимость усложнялась и пороховыми дымами.
— Остановитесь, христиане! — прокричал Дионисий, выходя на середину двора.
— Вжух, — одна стрела впилась в ногу священника, потом еще и еще. Лучники, увидев четкую мишень, выстрелили в игумена, впрочем, в этот момент мало кто осознал, что стреляет в священника.
Кондратий увидел, как падает человек в рясе и на мгновение замер, осознавая, что это Дионисий, успев подумать: а успел ли проклясть игумен.
— Тыщь! — прогремел первый огнестрельный выстрел со стороны захватчиков.
Эта первая вражеская пуля попала точно в горло Кондратию, перебив сонную артерию. Заместитель Ляпунова, Кондратий, по прозвищу Шматок, мечтавший о том, что станет дворянином, умирал. У кого-то перед глазами может пролетать жизнь, картинки самых ярких событий, а Кондратий, от чего-то не столько боялся смерти, сколько встречи на том свете с игуменом Дионисием. Он же священник, его Бог послушает, значит Шматок без вариантов, попадет в ад.
*……………*…………*
Оптинский монастырь
24 августа 1606 года; 6:20
— Быстрее! — орал Лисовский, изрядно нервничая.
Да, царский обоз был взят. Возникал вопрос: а царский ли он? Неужели вот этим можно откупиться от большого татарского набега? В обозе были: десять тысячам рублей, всего два воза соболей, пять телег лисьих шкурок, какое-то, чуть ли ни ржавое железо в виде оружия, да еще ткани недорогие, а так… мещанские, даже без серебряного шитья.
Но куш все равно для отряда Лисовского был большим. Пусть полковник и рассчитывал на то, что только серебром будет не менее пятидесяти тысяч, что он, Александр Лисовский, благодаря добыче станет играть еще большую роль в лагере претендента на русский престол. А так…
— Серебро бери, шкуры на коней навесить, никаких обозов! — распоряжался Лисовский, почуяв, что время уходит. — Выходим!
Его слушали, уже стали собираться отряды, некоторые вышли за пределы монастыря и строились. Но было немало тех, кто стал шарить по монастырю, чтобы найти дополнительную наживу.
— Конныя! Донцы! — закричали наблюдатели на восточной части стены, неверное среди тех, кто смотрел за округой были казаки, так как сразу поняли, какие именно станичники пошли в атаку.
— Конные! — кричали уже с западной части стены.
— Анжей, Ян! За мной! — закричал Лисовский, призывая своих самых ближайших командиров делать, как и он — оставлять полк и бежать.
Началась суета, одни разбойники вскочили в седла, иные, бросая всю наживу, еще только бежали к своим коням. А полковник, пробираясь к воротам, надеялся сбежать. Это не была трусость. Это рационализм. Прикрыться одними, особенно казацкой частью отряда, чтобы спастись самому и сохранить костяк своих командиров. Набрать безбашенных бойцов Лисовский сможет, но для этого нужно сохранить жизнь себе и ближайшим, уже опытным, соратникам.
— Закрывай ворота! — прокричал кто-то из десятников Лисовского.
Полковник выявил этого крикуна и совершенно спокойно выстрелил в того, роняя десятника на землю под копыта отряда Лисовского. Девять десятков человек, во главе с командиром, устремились прочь. Теперь именно эти люди и были той прославленной грабежами и разбоем ватаги. Остальные, более, чем тысяча человек, оказывались списанными.
*……………*…………*
— Он мой! — выкрикнул атаман Иван Заруцкий, заприметив, как меньше чем сотня всадников, на очень, может, и слишком хороших конях, пыталась прорваться через уже сражающихся воинов.
