Запад-81 (СИ) - Гор Александр
Получив болезненный щелчок по носу, до конца дня немцы к нам больше не лезли. Случилась лишь перестрелка между нашими разведчиками, отправившимися за трофеями на нейтральную полосу, и немцами, собиравшими своих раненых.
Наутро минут на пять загрохотала наша артиллерия западнее Гродно, после чего включились немецкие батареи.
— Тьфу ты, — сплюнул Злобин. — И снова всё по тем же самым штампам действуют! Читал у кого-то из недобитых фрицев о тактике советских командиров в первые недели войны: пять минут артобстрела, а потом — вперёд, в полный рост на врага, на неподавленные огневые точки.
Были мы вдвоём, поэтому обратился к нему на ты.
— А почему ты решил, что наши в атаку пошли?
— Читал, что 24 июня в район Гродно прибыл маршал Кулик из Главного артуправления, и был контрудар конно-механизированной группы с целью вернуть сданный накануне город. У нас немцы Гродно ещё не заняли, значит, КМГ пытается отодвинуть немцев от его окраин на той стороне Немана. Какое-то чудо, что нас в эту мясорубку под немецкие противотанковые пушки не сунули. Видно, у кого-то хватило ума понять, что если мы уйдём с этих позиций, то фрицы легко займут город с севера.
Чуть позже канонада послышалась и севернее нас, где-то в стороне Поречья.
— А это уже немецкий шаблон. Сунулись в одном месте, получили по морде, и стали искать, где оборона слабее. И, кажется, нашли.
— Почему ты так решил?
— В Поречье остатки полуразбежавшейся 56-й стрелковой дивизии. И прямой путь вдоль железной дороги от Друскеников. Вот наша знакомая 161-я егерская дивизия, которую мы в Привалках пощипали, туда, похоже, и полезла.
Судя по всему, дела в Поречье шли не очень. Иначе бы туда не направили вдоль железной дороги одну из наших двух танковых рот и 3-ю мотострелковую роту батальона.
— Как там Мальчиш-Кибальчиш говорил? Нам бы день простоять, да ночь продержаться? — грустно засмеялся ротный.
Часа через три он, вернувшись из штаба батальона, сообщил:
— Хреновые там, в Поречье, дела. Не удержали деревню остатки 213-го пехотного полка, драпанули в лес. Ты не обижайся, Григорьич, но пока вас, белорусов, фрицы к ногтю не взяли, хрен вы воевать начали. Может, часть этих беглецов, побросавших винтовки, со временем и уйдёт в партизаны, но пока драпают быстрее собственного визга. И нам бегством правый фланг открыли.
Обидно, конечно. Но видел я как-то статистические данные о дезертирстве в первые дни войны. Действительно, было такое: самый большой процент дезертиров — белорусы из только что присоединённых к СССР областей. А 56-я стрелковая в значительной мере из них и сформирована. Надеялись под бабьей юбкой отсидеться. И донадеялись до Хатыни и уничтожения каждого четвёртого жителя республики. Хотя мне-то, знающему об этом из истории, легко рассуждать. Они же не знают, как фашисты будут себя вести. Мы, белорусы, народ мирный, чтобы нас на настоящую драку раскачать, надо очень постараться.
Кроме того, вовсе не факт, что с поля боя бежали только белорусы. Эти территории ведь всего два года назад относились к Польше. Значит, в дивизии и поляки, и литовцы, и евреи были. Но всё равно обидно. Не за слова Злобина, за жителей Белоруссии, проявивших такую низкую сознательность, обидно.
— А с третьей ротой что?
— Тоже отойти пришлось. Не успели они до бегства пехоты. С ротой против полка не попрёшь. И от танков, движущихся колонной по узкой дороге, там мало толка. Танки возвращаются, а Радченко в Рыбнице заслон организует на случай, если егеря не Озёры, а в нашу сторону двинутся.
Вот же чёрт! Старались, старались, а всё равно получается, что немцы нас с севера охватывают.
Прода от 25.01.23
24 июня 1941 г., 22:30. Алитус — Меркине
Командир 5-й танковой дивизии Фёдор Фёдорович Фёдоров (или, как выразился кто-то из красноармейцев, «трижды Фёдор») начал оборудование позиций на восточном берегу Немана возле Алитуса ещё 19 июня. Даже не зная ни о странном происшествии в районе Дретуньского полигона, ни об известиях, которые в тот же день привёз в Москву Дмитрий Фёдорович Устинов. И, как выяснилось днём позже, когда по военным инстанциям прошёл приказ о подготовке к отражению немецкого нападения, поступил дальновидно. Так что немецкие бомбардировщики, часть которых всё-таки прорвалась сквозь авиационный заслон «сталинских соколов», впустую истратили бомбы, сброшенные на военный городок дивизии. Техника и люди, заблаговременно выведенные из него, не пострадали.
Приказ, полученный из штаба 3-го мехкорпуса, также требовал выделить по два бронеавтомобиля для охраны обоих мостов, находящихся в городе и заранее подготовленных к взрыву. И, как оказалось, не зря: в ночь на 22 июня танкистам пришлось вступить в перестрелку с охраной некоего «представителя штаба», пытавшегося настоять на разминирование мостов. Каким образом энкавэдэшники сумели разоблачить переодетого диверсанта, ссылавшегося на приказ об этом, Фёдоров так и не узнал, но его танкисты действовали решительно, и провокация была сорвана.
Заблаговременно на левом берегу на подступах к мостам были размещены и две роты 5-го стрелкового полка с артиллерией, а когда закончилась бомбёжка, по дороге на Ладзияй выслан передовой дозор из нескольких тяжёлых бронемашин БА-10. Именно он около полудня и столкнулся на дороге с немецким мотоциклетным батальоном, на всех парах мчащимся к Алитусу. В получасовом бою один из бронеавтомобилей был подбит, но немецким мотоциклистам тоже сольно досталось. А поскольку к немцам подоспела подмога, танкистам пришлось отойти к городу, бой за который завязался уже в час дня.
Бронеавтомобиль БА-10
После налёта пикирующих бомбардировщиков на позиции рот, обороняющих подступы к мостам, совместными усилиями немецких танков и пехоты их быстро смяли. И в тот момент, когда первый «панцер» уже въезжал на северный мост, прозвучал взрыв.
С южным мостом всё вышло не так хорошо, как хотелось бы. Видимо, шальной пулей перебило провод, ведущий к части зарядов, и мост оказался сильно повреждён, но устоял. Танк вряд ли выдержит, но пехота и лёгкая артиллерия перебралась на правый берег и закрепилась на нём. Попытки сбить противника с плацдарма лёгкими БТ и бронемашинами ни к чему не привели, а на плацдарм постоянно прибывало подкрепление. Снаряда 50-мм противотанковой пушки не держали даже средние Т-28 и Т-34. К тому же, несмотря на большие потери в воздухе, немцев поддерживала авиация и подтянувшаяся полевая артиллерия.
За ночь гитлеровцы успели не только снять невзорвавшуюся взрывчатку, но и как-то укрепить повреждённый пролёт моста. Так что с утра 23 июня они сами пошли в атаку при поддержке лёгких чешских Пц-38. Но вскоре атака захлебнулась: Фёдоров очень удачно расположил свою бронетехнику на обратных склонах холмов, а чешская сталь не выдерживала 76-мм снарядов орудий «тридцатьчетвёрок» и Т-28. К полудню подступы к южному мосту через Неман «украсили» уже несколько десятков разбитых и сгоревших танков, как немецких, так и советских. После налёта советской авиации какая-то техника дымилась и на левом берегу реки.
Трёхбашенный средний танк Т-28
Ситуация начала меняться к вечеру. Южнее города части 5-го армейского корпуса немцев навели переправу где-то между Алитусом и Меркине, а подразделения 20-й танковой дивизии захватили плацдарм и навели переправу севернее города. И хотя атаку пехоты с юга вечером 23 июня дивизия Фёдорова, по итогам 1940 года считавшаяся лучшей танковой дивизией РККА, отразила достаточно легко, то уже во второй половине дня 24 июня её атаковали уже с трёх сторон. Даже с учётом присоединившегося к дивизии 5-го стрелкового полка 128-й.
Очень быстро стала ощущаться нехватка боеприпасов и горючего. Часто терялась связь между подразделениями, которую постоянно приходилось восстанавливать. От атак пехоты с юга буквально на полдня прикрыл подоспевший 294-й стрелковый полк 184-й стрелковой дивизии, но от южного моста и с севера немцы атаковали непрерывно. Сформированный из бывших солдат литовской армии полк (как и весь 29-й стрелковый корпус, куда он входил в составе своей дивизии), сдерживал немецкую пехоту буквально несколько часов, после чего началось массовое дезертирство и сдача в плен, так что левый фланг дивизии полковника Фёдорова, по сути, остался без прикрытия.
