Крестоносец. Византия (СИ) - Марченко Геннадий Борисович
Чёртова девка в третий раз! Едва зрения не лишила! Вместе с жизнью. Но опасность ещё не ушла. Девка бросается ко мне, выхватив узкий остроконечный клинок, похожий на Иглу Арьи Старк, и кинжал, напоминающий стилет, или мизерикорд. А у меня из оружия только дага, которой я тыкал медведя, лишившись меча, да засапожник, который в бою за оружие не сильно катит.
— Живьём! — ору я, заметив, что Пьер повернулся в сторону девки.
Оруженосец успевает поправить прицел, и стрела пробивает рыжей правую руку. Фрида роняет свою «иглу», а в следующее мгновение метко брошенное уверенной рукой Эриха полено встретилось с лобной костью девки, отправив «амазонку» в нирвану… Тем временем Ульрих окончательно размолотил башку медведя, в загривок которого его брат глубоко засадил свой топор.
С бандой Адольфа покончено полностью! Уфф, ну и побоище! Я так не мандражировал с Репейником и Адольфом, как с этой зверюгой! Так, только не сорваться в истерический смех — похоже, адреналиновый откат догоняет… «Где ты, Винни?». Надеюсь, в медвежьем раю, где много малины, овса, мёда и совсем нет неправильных пчёл. Впрочем, как и правильных. Но одно ясно, охота на таких серьёзных зверушек — не моё. И плевать, что благородные без охоты сейчас жить не могут.
А я вот буду оригиналом, и заведу моду на рыбалку. Спиннинг с катушкой сделать и в XII веке реально, хотя и недёшево. Бамбук ближе Африки не найти, заказать его купцам влетит даже не в копеечку, а в безант. Лески сейчас делают из жил домашних и диких животных, но лучше будет из шёлковой нити, как, собственно, делали и в будущие времена, до появления тонкой проволоки и полимеров. Правда, самое близкое место, где можно добыть шёлк — это Византия, и даже там он ну очень дорог. Впрочем, оно и к лучшему. Чем дороже девайс, тем легче его продвинуть как аристократическую забаву. Средневековье — время понтов.
Так, пока в сторону эти мысли, возвращаемся в суровую реальность!
— Эрих, свяжи девку! Да получше, тварь она весьма опасная. И обыщи, на предмет колюще-режущего. Ульрих, приведи этого бездельника Тео! Пьер, сделай одолжение, приведи лошадей.
Раздав ЦУ, сажусь, стиснув зубы. Чёрт, рана на ноге болит.
Эрих быстро связал бессознательную рыжую и, покраснев, обыскивает её. Он что, первый раз девку щупает, что ли? Вытаскивает пару ножей, иглы какие-то здоровые…
Я решил избавиться от сидевшего в ноге болта. Продвинул его вперёд (чёрт, больно-то как), чтобы наконечник высунулся подальше, затем попросил Эриха помочь отломить его. Эх, не догадался захватить ножницы, сделанные в мастерской Карла, и оставшиеся в седельной сумке! К счастью, обошлись и без них. У Эриха не пальцы, а гидрозахваты; обломил наконечник болта так быстро, что я только выматериться успел. Больно же! Хлынула кровь, но я, закатав штанину, перевязался самодельным «индивидуальным пакетом», засунутым за голенище правого сапога. Кость цела, артерия, вена и прочая важная анатомия — тоже, а мясо нарастёт. Конечно, если инфекции не допускать. Но мы и не допустим!
Тем временем Ульрих привёл из леса Тео, с явным облегчением и удовлетворением смотревшего на связанную Фриду и убитого медведя. И тут вдруг я услышал какой-то необычный звук. Ну не должно его быть в логове разбойников! Но он был, и доносился со стороны сарая. Там плакал ребёнок.
Я поднялся на ноги (перевязанная конечность, конечно, болела, но в принципе рана не мешала передвигаться), и мы с Эрихом побрели узнать, в чём дело. Обойдя конюшню, мы обнаружили землянку, пристроенную к её задней стене. Осторожно зайдя туда, мы увидели в тусклом свете масляного светильника сидевших на скамье двух детей — девочку лет четырёх, блондинку с чёрными глазами, и мальчика лет шести-семи, голубоглазого брюнета. На лицах можно было разглядеть некоторое сходство, видимо, они были из одной семьи. Одеты они богато и даже роскошно, сразу было ясно, что дети принадлежат к знатной семье. Девочка плакала, мальчик, как старший, пытался её успокоить. Оба были прикованы за шею цепями, вставленными в клинья с ушком, вбитые в стену.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Ну, твари бандитские, ваше счастье, что вы все сдохли! Хотя девка-то жива. Увидев нас, мальчик испуганно вскрикнул и попытался заслонить собой девочку, а та заплакала ещё громче. Их можно понять, так как видок у нас ещё тот! В кровище, особенно я, с мечами в руках. У Эриха кроме меча его любимый топор, а у меня дага. Щит мой, к сожалению, стараниями покойного Винни пришёл в негодность — медведь отодрал от него немалые куски, хотя оковка уцелела. Опять надо покупать новый или отдавать этот в починку, да ещё на художество тратиться — я на эти щиты денег не напасусь! Ладно, об этом подумаю позже, а пока надо успокоить детей, благо опыт из прежней жизни есть.
— Не бойтесь!
Я убрал меч и дагу в ножны, заговорил спокойным голосом, понятно, на французском, а Эрих, тоже убрав оружие, переводил на немецкий.
— Мы хорошие. Я шевалье Симон де Лонэ, а это мой слуга Эрих. Разбойников мы убили, и сейчас вас освободим.
После этих слов мальчик несколько расслабился, а девочка перестала плакать и с любопытством посмотрела на нас, хоть и прячась за пацана. Всё же детская психика удивительно пластична.
— Благодарю вас, благородный риттер, за спасение меня и моей сестры, — неожиданно на довольно неплохом французском заговорил мальчик, пытаясь держаться с видом светского аристократа, явно копируя манеры взрослых, что, учитывая его возраст и обстоятельства, выглядело довольно забавно. — Наша семья вас щедро наградит!
— Дети, — я присел перед мелкими, пытаясь не замечать боль в раненой ноге, — а вы кто?
— Я — Зигфрид фон Хельфенштейн, — важно представился мальчик. — А это моя сестра Малу, Амалия-Луиза фон Хельфенштейн.
Моя гипотеза о знатном происхождении детишек явно подтвердилась.
— А как зовут ваших папу и маму, и где вы живёте?
— Папу зовут Папа, — пискнула Амалия-Луиза, тоже на французском. — А маму зовут Мама. А живём мы в замке.
М-да, исчерпывающе, ничего не скажешь. С другой стороны, а чего я хотел от четырёхлетней малявки? Много ли её сверстников в XXI веке смогут назвать ФИО родителей и свой адрес?
— Не слушайте её, она ещё глупая, — Зигфрид снисходительно улыбнулся. — Нашего отца зовут граф Эберхард фон Хельфенштейн, а нашу маму — Луиза де Ламарк. Мы живём в замке Хельфенштейн.
Ну вот, хоть какая-то ясность. Заодно имя мамы объясняет знание детишками французского.
— Твоя сестра не такая глупая. Если бы она не плакала, мы бы вас не нашли, и вы, оставшись здесь, умерли бы от голода и жажды, или вас могли съесть звери. Но всё кончилось хорошо, мы вас отвезём домой. Надо только освободить вас от этих цепей. Эрих!
По моему знаку, парень, кивнув, подошёл к Зигфриду, взялся за его цепь, подёргал пару раз, затем, напрягшись, рванул со всех сил и выдернул цепь из стены конюшни. Затем взялся за цепь, которой была прикована Амалия-Луиза, и так же выдернул одним рывком. Дети смотрели на него большими глазами.
— Я их быстро сниму, господин, — Эрих, звякнув цепями, отдал их детям. — Ошейники не на заклёпках, на штифтах. Нужны только инструменты в сумках. Когда лошадей приведут, мы с Ульрихом всё сделаем.
— А вы правда убили всех разбойников? — поинтересовалась Амалия-Луиза.
— Малу, невежливо сомневаться в словах риттера! — одёрнул её брат, хотя, судя по выражению моськи, этот вопрос занимал его ничуть не меньше.
— Разбойников вроде всех, — ответил я. — Кстати, Эрих, а что с теми двумя в землянке?
— Да хорошо всё с ними, господин, — пожал тот плечами. — Ну, то есть для нас хорошо, а для них не очень. Прикончили их мы с Ульрихом.
— Вот видите! — обратился я к детям. — Разбойников всех убили. Осталась, правда, одна разбойница, рыжая такая, но её мы крепко связали.
— Она плохая и злая! — не по-детски нахмурившись, заявила Малу. — Зиги била, а мне сказала, что скормит медведю, если буду плакать.
— Теперь не скормит, — заверил я девочку, невольно погладив её по шелковистым волосам, которым, впрочем, не помешала бы порция шампуня. — Медведя мы тоже убили. А сейчас, дети, пойдёмте отсюда на свежий воздух.