Дмитрий Бондарь - Другой путь
Мне стало смешно – второй раз за один день, а такого не случалось уже очень давно!
Я смеялся в полный голос и лупил ладонями по подоконнику, словно это была коленка Захара или… Впрочем, ничьих других коленок уже долгое время рядом не было и быть не могло! И я подумал – почему? Теперь-то я не один! Теперь есть кому поручить свою головную боль!
— Спасибо, Марта, — сказал я вслух, — ваша характеристика трогательна и правдива, но на самом деле я очень веселый человек.
— Ага, — согласилась Марта, — как Друпи. I”m happy, — голосом, очень похожим на мультяшного пса, изобразила она.
Я отвернулся к Луисвиллу: там никто надо мной не издевался.
— Идите домой, Марта, и Марию заберите – нечего столь юным красавицам делать в этот поздний час на работе. Когда свадьба у Эми?
— Вы обиделись, Сардж? — ее ладони легли на подоконник рядом с моими.
Я оглянулся:
— Вовсе нет. Каждому свое – кто-то радуется малому, а другому недостаточно и Вселенной.
— У Эми свадьба будет в следующую пятницу, она просила ее отпустить с четверга. И… если вы с сэром Майнце не сможете… Она как-нибудь обойдется. Не грустите, что бы ни было причиной – оно того не стоит!
— Сможем, Марта. Конечно, сможем. Идите. Ваш подарок для Эми нам понравился. Красивое колье, если бы у меня была подружка, я бы непременно подарил ей такое же.
Она процокала каблуками к выходу, а я, порывисто развернувшись, смотрел ее вслед и думал:
— Что ты, маленькая, глупая американка, можешь знать о причинах моей тоски? И о её цене?
Домой меня тоже отвез Алекс.
А еще через день мы собрались на ферме, принадлежавшей, как выяснилось, Киричеву-Доновану, и Блэк сунул мне в руки толстую папку с исписанной бумагой:
— Читай. Здесь наши соображения на заданную тему.
И я погрузился в изучение планов оперативных мероприятий, набросанных моими умельцами.
Пока я читал, они вполголоса разговаривали между собой, выходили курить на улицу по очереди, Донован и Вязовски совещались о чем-то у школьной доски, поставленной у стенки – Борис изображал на ней какие-то рисунки и блок-схемы, а Игорь, часто соглашаясь, иногда вносил в них исправления.
Первым планом, с которым мне довелось ознакомиться, был труд “Шурика”, Жукова-Зельца, посвященный в первой части необходимым связям между частями нашей организации, во второй – мерам по их сокрытию, в третьей – способам противодействия их обнаружению. Сказать, что я не понял ничего – наверное было бы самым верным определением сложившегося впечатления. И я сделал пометку на последней странице: “Свести с Бойдом”, подразумевая, что один Жуков со всем задуманным не справится, а в помощниках у него Эндрю будет на своем месте.
Второй в стопке оказалась совместная работа Белла-Будаева и Козлова-Пике. И вот она оказалась именно тем, что я больше всего ожидал увидеть. Практически полностью их опус был посвящен работе внутри СССР и предусматривал многое: устройство совместных предприятий, размещение во всех областных центрах обществ “Содействие перестройки” из числа отставников КГБ и МВД и МО, не запятнавших себя мздоимством, имеющих в числе действующих членов этих обществ трех поручителей – они должны были взять под опеку нарождающийся бизнес, избавив страну от “фальшивых авизо”, национальных мафий и прочего блудняка, что всплывет на просторах Родины; раздачу грантов по институтам и отраслям – от животноводства до среднего машиностроения и космоса с разбивкой по годам и размерам; учреждение негосударственных пенсионных и медицинских фондов и беспроцентных касс взаимопомощи; программы обмена студентами и восстановление брежневской нормы оплаты расходов на образование в случае переезда за границу, при этом рыночную стоимость этой платы они планировали поднять практически до уровня Гарварда; подкуп действующего чиновничества и персональную работу с каждым из тех “прорабов Перестройки” из прежней реальности, кого мне удастся вспомнить – от Яковлева до Собчака и Росселя; поэтапную приватизацию Легпрома, Агропрома и Росконцертов и Союзпечатей; освещение в печати тайных помыслов руководящей верхушки КПСС – каждого их шага; особое внимание предполагалось уделить договорам СНВ, Афганистану, Восточной Европе, новым договорам о границах с Японией, США и всякими Литвами-Латвиями – до распада СССР России должны были отойти российские земли, щедро розданные прежними правителями своим сателлитам – Крым, Нарву, Семипалатинск и Целиноград… Всего было так много, что уже к пятой странице этого плана мне стало понятно, что сам я до подобного комплекса мер не додумался бы вовеки – последним значился пункт под номером 92 с шестью подпунктами. А без многого из перечисленного Будаевым и Козловым все мои потуги оказались бы половинчатыми и бестолковыми. Все в голове сразу не укладывалось и, хотя в целом возражений сразу не родилось, я все же решил позже рассмотреть все предложения тщательнее.
Дальше лежало два конверта, в каждом из которых обнаружилась пара листков, скрепленных булавками: размышления Николая Старого-Берри и Андрея Рахманова-Циммермана. Мистер Берри решил заняться легальной деятельностью – пиаром обновленного Советского Союза, а Эндрю Циммерман брался за скрытую от внешнего наблюдателя деятельность: работу с рейтинговыми агентствами, подкуп чиновников в политических кругах “вероятных противников” и в разведывательных ведомствах, дискредитация действующей валютной системы и несколько “оранжевых” революций, о которых я рассказал мимоходом. Хитрый татарин прекрасно понял центральную мысль их идеолога Джина Шарпа – “настойчивость, массовость, законность” и решил немного потрясти страны второго эшелона капиталистического мира – Испанию, Португалию, Данию, Бразилию и им подобные. Смешнее всего мне показалось то, что подобная рецептура “народного гнева” годилась в применение только там, где с мнением народа считались, и была совершенно бесполезна в настоящих тоталитарных обществах вроде Китая или Кореи – хоть Южной, хоть Северной. Что Китай и докажет уже через год на площади Тяньаньмэнь, составив для поверивших в рецептуру философа из Института Альберта Эйнштейна около тысячи смертных приговоров. Это предложение показалось мне спорным – я вовсе не хотел начинать благоустройство своей страны с рубки сука, на котором сидел: чем пушистее овца, тем больше с нее можно состричь шерсти! С другой стороны, этих зажравшихся политиканов стоило на время отвлечь от России.
Последние бумаги, лежавшие на самом дне, были написаны Денисом Черновым и содержали не очень много пунктов, часть из которых поразили меня своей кровожадностью. Он предлагал ввести одну форму наказания для государственных чиновников, начиная с уровня главы района – за коррупцию, нецелевое расходование средств, пренебрежение обязанностями и превышение полномочий – смертную казнь. И пояснение было простым: высокий уровень прав диктует необходимость высочайшей степени ответственности. Ответственность – это не отстранение от исполнения обязанностей, ответственность – это не пять лет тюрьмы условно, ответственность – это не досрочный уход на пенсию. На их уровне принятия решений ответственность может быть только одна – смерть! Не может быть равной ответственности за кражу мешка сахара и закупку ненужных станков на пару миллионов долларов, и любой, желающий сделать карьеру, должен понимать: либо честная работа, либо смерть. Кроме того, он собирался протащить закон об ОБЯЗАТЕЛЬНОМ судебном преследовании любого выборного лица после окончания его полномочий. Презумпция невиновности в их отношении отменялась. Если выбрали тебя депутатом – будь добр, работай – ты сам этого хотел: быть полезным стране и решать ее проблемы! И знай, что через пять лет обязательно и неотвратимо будет суд присяжных, случайно набранных на твоем избирательном участке, и избиратели будут решать – был ли ты полезен, бестолков или прямо вредил их интересам. И здесь предлагалось три варианта вердикта: полезному разрешалось принять участие в следующих выборах, бестолковому давалось пять лет тюрьмы – ровно столько, сколько провел он в высоких креслах, а признанному вредным – вышка. Добрейшей души человек Денис Игоревич! Для осужденного к расстрелу оставалась одна возможность остаться живым – обратиться с прошением к “Президентской комиссии по делам чиновников” и просить снисхождения, которое могло быть вынесено после расследования только с конфискацией имущества и выдворением фигуранта из страны. Впрочем, действенные усилия на поприще служения обществу Чернов предлагал награждать необыкновенно высокими доходами, обширными правами при выходе на пенсию и всемерным содействием продвижению близких заслуженного человека – в бизнесе, искусстве, спорте – по умениям. Лучшие места в учебных заведениях, лучшие тренеры в лучших спортзалах, галереи и театры – заслуги крупного чиновника, занятого улучшением жизни избирателей, легко покроют эти расходы. Что-то подобное я знал из истории Южной Кореи, где несколько президентов – два или три – последовательно, один за другим, были осуждены на приличные сроки. Первый из них – Ро Дэ У, демократический президент, сменивший “гадкого диктатора” Чон Ду Хвана, получит в 1996 году от своего преемника 22 года тюрьмы – за коррупцию, разумеется. Кстати, вместе с самим диктатором, прятавшимся в буддийском монастыре. Впрочем, каждый корейский президент начинал свое правление с борьбы с коррупцией, которая ничуть не мешала почему-то развиваться главной витрине корейского бизнеса – чеболям. Samsung, Lotte, Gold Star, Hyundai – прекрасно себя чувствовали при любом уровне коррупции и при любой форме государственного устройства.
