Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – монарх

Он спросил:

– Знаете? Откуда?

– Проехал мимо, – сообщил я. – Только в Гандерсгейме не какая-то часть моих войск, а довольно большая. И напрасно вы держите свою армию у них на дороге.

Он полюбопытствовал:

– Ваши люди там останутся? Вы правы, Гандерсгейм должен чувствовать вашу твердую руку.

– Их там уже нет, – сообщил я любезно.

Он вскинул брови.

– Ваше Величество?

– Эскадра Ордоньеса, – сообщил я любезно, – в Гандерсгейме погрузила на корабли последнюю тысячу тяжелой пехоты. Они высадятся в том месте, где никто из вас их не ждет. Или уже высадились. Не здесь, конечно. Простите, но это военная тайна. Путь на столицу открыт!.. И хотя нашего десанта достаточно для захвата Геннегау, но корабли отправились за второй партией. Вы даже не представляете… куда.

Он побледнел, спросил тихо:

– Что у вас за карта в рукаве?

– Вестготия, – ответил я любезно. – Вы же знаете, те немногие вестготские рыцари, что пошли со мной, получили в Гандерсгейме богатые земли…

Его лицо стало землистого цвета, глаза потеряли блеск, а голос прозвучал надтреснуто:

– Все понятно… Надеются на богатые пожалования в Сен-Мари. И захват не принадлежащих им земель.

– Вы мудрый человек, – сказал я. – Сразу все уловили. Скажу еще, их очень много, и всех отличившихся в боях придется наградить. Да-да, землями и угодьями. Что делать, очень уж вестготцы жаждут участвовать в захвате столицы и последующей резне. Это же не их столица, чего ее жалеть?

Он побледнел, новость ударила в самое сердце, но проговорил с трудом:

– У нас сил побольше.

– Ну да, – сказал я саркастически. – Половина контролирует все дороги со стороны Тараскона и бдительно следит за армией стальграфа Мансфельда, а вторая перекрыла выход из Гандерсгейма, где сейчас уже никого нет?.. Герцог, вы все правильно сделали, вы хороший полководец!.. Но дело в том, что я старые книги читал… а учусь быстро.

Он поник, совершенно раздавлен, однако гордость рыцаря и полководца заставила выдавить с достоинством:

– Геннегау захватите, но лорды запрутся в своих замках и не сдадутся! Сопротивление будет ожесточенное.

– Вот и хорошо, – сказал я. – Вы уж постарайтесь вдохнуть в них мужество!

Он посмотрел с подозрением.

– Зачем?

– Мне выгоднее, – признался я, – чтобы они оказали, как вы говорите, сопротивление просто ожесточенное.

– Но, простите…

Я сказал ласково:

– Мы же с вами военные люди, герцог. Я не так убелен годами, как вы, но уже участвовал во множестве боев и захватов вражеских земель. Или захватывании? И знаю по опыту, как и вы, что резню можно вести только в первые пару дней, как бы в азарте боя, а потом уже нельзя, церковь запрещает.

Он поморщился.

– К чему вы это говорите?

Я объяснил, чувствую, что произношу прописные истины:

– Мне выгодно перебить как можно больше противников, а также заодно и их семьи, вроде бы невзначай, ну так получилось, это же война, лес рубят – щепки летят. Потому желательно, чтобы к моменту наступления мира все мои противники были немножко убиты. А то если потом, это уже деспотизм и тирания, чего я, как гуманист и как бы демократ, избегаю.

Его лицо постепенно каменело, кожа стала серой, как гранит, а глаза погасли.

– Ваше Величество, – произнес он, – я не могу поверить…

– Во что?

– В серьезность того, что вы сказали.

– Почему?

– Это… бесчеловечно.

Я улыбнулся как можно циничнее.

– Ваша светлость, я практичен. Во имя гуманизма и человечности мы постараемся операцию умиротворения завершить как можно скорее. При этом, конечно, пострадают и отдельные ни в чем не виновные граждане, как у нас принято говорить, хотя, между нами говоря, невиновных вообще-то нет. Все в чем-то да виновны или, как мудро изрекает церковь, слегка перегибая палку, грешны. Даже первородно грешны! В смысле, каждого можно схватить прямо на улице и бросить в тюрьму, ничего не объясняя, и каждый будет хорошо знать, что вообще-то его посадили за дело!

Он пробормотал:

– Это так, но это не повод…

Я изумился несколько театрально, но кто в такой ситуации заметит:

– Как не повод? А как же справедливость? Ее торжество?

– Господь велит быть снисходительным, – напомнил он, – даже к виновным. А к тем, чья вина не доказана…

– Все виноваты, – отрезал я. – Вы что, против церкви? Нашей матушки святой римско-католической?

Он сказал поспешно:

– Нет-нет, я ни в коем случае не ставлю под сомнение…

– Да? – спросил я с подозрением. – А то мне как-то вдруг почудилось, что ставите. И даже сомневаетесь в способности Господа различать правых и виноватых! Убивать вообще-то следует всех, а он там разберется, кто виноват, а кто сильно виноват. Потому я приветствую вашу героическую готовность сражаться до последней капли крови.

Он буркнул:

– Спасибо.

Я заверил пламенно:

– Мы чтим героев и всегда отдаем им салют при похоронах. Я, уверяю вас, вовсе не приветствую такое человечески понятное желание гуманиста и демократа наплевать на могилы врагов, а то и сплясать на холмиках над ними! Это не совсем хорошо, хотя, конечно, уступая народу, я не возражаю против таких старинных и освященных вековыми традициями обычаев. Но сам в глубине души почти совсем против.

Глава 3

Он смотрел в меня хмуро, все еще не веря, что я такое вот чудовище, не знает, что я еще голубь сизокрылый, не видел он настоящих ястребов войны.

– Ваше Величество, – произнес он с трудом, – благодарю вас за вино и такие изысканные угощения. Мне нужно посоветоваться с сопровождающими меня лордами… в свете новых данных.

Я поднялся, учтиво поклонился, как старшему по возрасту.

– Герцог…

Он встал, ответил таким же церемонным поклоном.

– Ваше Величество…

Альбрехт, Норберт, сэр Филипп и сэр Чарльз вышли из-за головного шатра в лагере, как только я приблизился. Альбрехт, выказывая себя самым нетерпеливым, бросил взгляд в сторону Вирланда, что пустил коня галопом в сторону их стоянки.

– Ну что?

– Пойдемте внутрь, – сказал я. – Промочим горло. С Вирландом не пришлось, больно скован, вот уж не ожидал…

Часовой внес вино и чаши, Норберт взял кувшин, отослав стража бдить и не допускать, разлил по кубкам и чашам.

– Переговоры идут трудно, – прокомментировал я, – но плодотворно. Ого, хорошее вино!

– Из Вестготии, – доложил сэр Филипп. – Результаты есть?

– Не все сразу, – ответил я. – Результат пока ноль, но подвижки есть. Как говорится в подобных случаях, высокие стороны обменялись мнениями.

Норберт спросил с недоверием:

– Подрались, что ли?

– Нет, – пояснил я, – это такая дипломатическая формула. Когда никаких результатов, то это обменялись мнениями. Можно добавить, что встреча была плодотворной и успешной.

– А в чем?

– Барон, – сказал я с досадой, – это высокая политика. Не все сразу. Ставки больно высоки! Не за корову торгуемся.

Альбрехт сказал ему с бодростью в голосе:

– Барон, вернемся к нашим баранам. А его величество такой хитрый змей, что и того Змея перехитрит, что Еву обрюхатил. Думаю, если бы его величество оказался там и в то время, он обрюхатил бы и Еву, и Змея.

Я нахмурился.

– Но-но, граф! Не приписывайте мне штучки, которыми прославился Зевс. Животные меня не интересуют, как и рыбы или птицы, а вот Лилит, если честно, интриговала… еще как интриговала. Ладно-ладно, заулыбались! Допивайте и марш работать. А я тут пока мыслить буду. Победы куются, чтоб вы знали, вовсе не на поле битвы!..

Стальграф и рейнграф дисциплинированно вскочили первыми, Норберт сказал суховато:

– Наращивайте преимущество, Ваше Величество… которого у нас нет, но которое якобы есть.

– Оно в самом деле есть, – уточнил Альбрехт и добавил: – Не в силе, конечно.

День прошел в хлопотах, которые явно не нравились Вирланду и его людям: хоть и очень издали, но видно белоснежные паруса каравелл, корабли то и дело подходят к берегу, а это значит: пополнение для удара по Геннегау постоянно прибывает.

На следующее утро примчался гонец и сообщил, что Вирланд просит позволения присутствовать на переговорах двум своим соратникам.

Норберт насторожился, зато Альбрехт довольно заулыбался.

– Это уже что-то серьезное.

– Почему так уверены, граф? – спросил я.

– Если готовится в чем-то уступить, – предположил Альбрехт, – ему нужны свидетели, что не просто так, а был вынужден.

– Похоже, – сказал Норберт и повернулся ко мне, – но тогда, Ваше Величество, вы просто обязаны взять двоих и со своей стороны.

– Понятно, – сказал я, – придумали, любопытные…

Норберт возразил сурово:

– В первую очередь забота о вашей и потому нашей безопасности. Во вторую – соблюдение равновесия и достоинства. Он берет двух и вы двух. Иначе это умаление вашего достоинства.

Я кивнул гонцу.

– Скажи Вирланду, вернее, его гонцу, идем навстречу его просьбе. И со своей стороны берем двух лордов, дабы его спутникам было не так скучно слушать наши переговоры.