Андрей Гончаров - Яд для императора
— Ну, скажите, — криво усмехнувшись, отвечал Углов.
«Неужели разоблачили? — стучало у него в голове. — Не может быть!»
— Тут есть возможность ошибиться, — признался граф. — Вариантов, собственно, два. Основной тот, что поручение расследовать смерть своего царственного супруга вам дала вдовствующая императрица Александра Федоровна. Как вам мое предположение? Ага, вижу, в лице у вас, батенька, что-то дрогнуло. Кажется, я попал в точку! Да, Александра Федоровна — умнейшая женщина и глубоко преданная своему супругу. Настолько преданная, что, если бы не была при этом истинной христианкой, в могилу бы за ним последовала! Вот она и могла заподозрить нечто неладное и привлечь вас, человека, никому не известного, к такому важному расследованию. Вот моя главная идея. А запасная — та, что поручение вам дал кто-то из моих коллег, министров покойного императора. И скорее всего — граф Павел Дмитриевич Киселев. Государственного ума человек! Что скажете? Молчите? И правильно делаете!
Князь сделал паузу, снова прошелся по кабинету.
— Я вовсе не собираюсь допытываться, кто именно из людей, преданных трону и России, дал вам ваше трудное задание, — веско произнес он, остановившись перед Угловым. — И хотя вы при первом нашем свидании сказали мне неправду, я буду продолжать вас поддерживать. Почему? Потому что одно дело делаем, вот почему! И граф Павел Дмитриевич мог бы так от меня не скрываться. Кажется, я довольно доказал свой просвещенный образ мыслей! Недаром государь Александр Николаевич дал мне на днях новое назначение. Как, вы еще не слышали? Я назначен председателем Секретного комитета по помещичьим крестьянам. Будем вместе с графом готовить ряд важных изменений в нашей хозяйственной жизни. Впрочем, это к делу не относится.
Граф сел в свое кресло, внимательно оглядел сидящих перед ним людей и веско произнес:
— Вы, господин Углов, просили у меня содействия для облегчения ваших следственных действий в действующей армии. И я такое содействие вам окажу. Завтра же я свяжусь с военным министром и, надеюсь, получу от него нужный документ. Вы сможете искать вашего Ахмета и его спутника — турка. В данный момент такие поиски представляются необычайно важными! Если удастся доказать, что османы причастны к смерти русского императора, это нанесет серьезный удар по враждебной нам коалиции держав. И на Австрию с Пруссией подействует. Так что мое ведомство окажет вам всемерное содействие. Я полагаю оставить поручика Машникова при вас — уже не в роли моего соглядатая, а скорее в статусе помощника. Вы, я надеюсь, не против?
— Вообще-то я привык полагаться на собственные силы… — произнес было Углов. Но тут взглянул на забинтованную руку поручика и закончил: — Хотя, впрочем, как будет угодно вашему высокопревосходительству.
— Вот и отлично! — заключил Орлов. — Будете действовать вместе. Ищите турецкий след! А если не найдете…
Тут граф откинулся в кресле и устремил взгляд вдаль.
— Если не найдете, я, честно говоря, не знаю, чем вам дальше помочь, — произнес он. — Помнится, вы, при первом нашем свидании, говорили о возможности покушения на Государя со стороны молодых людей радикальных воззрений. Я тогда категорически отрицал такой вариант. С тех пор я много думал… Вспомнил известное дело приверженцев Петрашевского… Изучал доклады с мест… Но все равно: я убежден, что подобное у нас невозможно. Так что Ахмет, по-моему, — это последняя возможность найти убийцу, если он вообще был.
— Я так не считаю, ваше высокопревосходительство, — заметил Углов. — Я вижу и другие варианты.
— Что ж, дай бог, дай бог! — сказал граф. — Вы человек молодой, энергичный. Может, вы найдете след там, где я его не вижу.
Глава 15
В Бахчисарай, в штаб-квартиру русской армии в Крыму, следственная группа прибыла 12 апреля. Теперь она насчитывала четырех человек: состав группы расширился за счет поручика Машникова.
Задача, стоявшая перед сыщиками, выглядела не слишком сложной. Еще в Петербурге удалось выяснить, что рядовой Ахмет Бердыев несет службу в Одесском пехотном полку 12-й дивизии, которой командовал генерал Реад. Дивизия еще в феврале получила приказ выступить на театр военных действий в Крым. В конце марта, двигаясь ускоренным маршем, дивизия прибыла на полуостров и расположилась на позициях под Инкерманом. Требовалось прибыть в расположение дивизии, представиться ее командиру (либо командиру полка) и, получив его согласие, провести беседу с рядовым Бердыевым.
Однако на деле все оказалось не так просто. Прибыв под вечер в специально купленной для путешествия бричке в Бахчисарай, сыщики столкнулись с тем, что расположиться на ночь здесь не было никакой возможности: не только все постоялые дворы были заняты, но и в каждом доме местного жителя стояли на постое несколько солдат.
— Ну и дыра! — вполголоса выразил свои впечатления от Бахчисарая середины XIX века Дружинин. Теперь, в присутствии поручика, трем сыщикам невольно приходилось держать язык на привязи, чтобы у их спутника не возникло ненужных вопросов.
— Я бывал в этом городишке в середине 90-х, еще с родителями, — продолжил свою мысль Дружинин, — и уже тогда заметил, что это не Рио-де-Жанейро. Но, оказывается, в наши времена это надо было считать вполне приличным. А сейчас! Какая грязь! Какое убожество!
Как ни старался капитан сдержать свой баритон, последние слова все же достигли слуха Михаила Машникова.
— Да, совершенно с вами согласен! — произнес он, оглядывая взбирающиеся в гору улочки. — Как видно, здесь мы не сможем остановиться. Но что же делать? Не ночевать же в открытом поле! К тому же с нами Екатерина Дмитриевна… Мы еще можем прикорнуть на земле, но для дамы это невозможно! А ведь я предупреждал господина статского советника, что лучше ему оставить жену в Петербурге, в крайнем случае, в Киеве…
— Прекратите ныть, поручик! — властно оборвала его «дама». — Если придется ночевать в поле, я перенесу это так же легко, как и вы. Однако есть и другой выход. Здесь неподалеку, я знаю, имеются два селения: Теберти и Пычки. Лучше отправиться во второе, потому что оно лежит несколько в стороне от дороги, ведущей на фронт, и потому может оказаться свободным от постоя.
— А ведь верно! — воскликнул Машников. — Я тоже слышал от знакомого офицера о татарских селах неподалеку от Бахчисарая, но, признаться, как-то о них забыл. Какие, однако, у вас обширные познания, госпожа Углова!
— Вот видите, а вы меня хотели в Киеве оставить, как ненужный груз! — усмехнулась Катя.
В Пычки сыщики прибыли уже ночью. Это оказалось даже не село, а маленькая деревня, в которой едва насчитывалось полтора десятка домов. Однако военных здесь не было, и путешественники, после некоторых затруднений, сняли на ночлег два дома. При этом Катя вновь удивила поручика, показав знание татарского языка, на котором изъяснялись местные жители, — ни один не говорил по-русски.
Наутро стали решать, в каком составе ехать в полк. Тут уж мнение поручика о нежелательности присутствия на фронте дамы возобладало, и Катю было решено оставить в деревне. С ней должен был остаться и Дружинин. Углов и Машников вдвоем сели в бричку и покатили к Севастополю.
12-я дивизия, в которой служил солдат Бердыев, располагалась неподалеку от селения Старые Шули; здесь, в селе, находился штаб генерала Реада. Однако Машников советовал обратиться не к генералу, а непосредственно к командиру полка.
— Я еще в Петербурге навел справки о генерале, — объяснил он. — Мне рассказали, что господин Реад — человек решительный и крайне возбудимый. Иметь с ним дело трудно. Давайте обратимся лучше к командиру полка полковнику Кузнецову. О нем говорят как о человеке рассудительном.
Углов согласился с напарником. В селе сыщики узнали, что штаб Одесского полка стоит в лощине недалеко от села. Туда они и направились. Быстро разыскали командирскую палатку. Однако в ней полковника Кузнецова не оказалось.
— Так господин полковник на учениях, — объяснил им дежурный унтер-офицер; сидя возле палатки за колченогим столом, он заполнял какие-то бумаги. — Второй батальон рассыпному строю обучает. Вы вон туда, за сопку, пройдите, там его и увидите. Правда, я сомневаюсь, что полковник будет с вами разговаривать — уж больно занят.
Когда они отошли от палатки, Машников сердито сказал:
— Вы видели. Как себя ведет этот унтер? Он даже не встал! И какой дерзкий язык! «Я сомневаюсь… Он занят…»
— А мне показалось, что этот человек все говорил правильно, — возразил Углов. — И дорогу нам показал…
— Попомните мои слова: дерзость и самоволие нижних чинов — первый признак разложения государства! — твердо изрек поручик. — Когда нижние чины начинают рассуждать, государственный корабль дает течь!
Разговаривая таким образом, сыщики обогнули сопку, и перед ними предстала красочная картина. Рота солдат в запыленных мундирах, с ружьями наперевес, перебегала открытое пространство между сопками. На ходу солдаты иногда опускались на одно колено, целились, имитируя выстрел, и вновь устремлялись вперед. Впереди, куда они бежали, стоял среднего роста человек в офицерском мундире с жестяным рупором в руке. Пользуясь этим средством звукоусиления, он отдавал команды:
