Александр Мазин - Кровь Севера
— Был бы ты воином, я б за такие слова тебе голову снес! — рассердился мой ученик.
— А я слыхал: есть такие народы на юге, что человечину едят, — вмешался Тейт Мышелов. — В южных землях меж Микльгардом и Гардарикой.
— А я слыхал, что в присутствии старших безусым дренгам следует помалкивать! — произнес Тьёрви и оба юнца тут же опустили глазки.
— Ты не понимаешь, франк, — сказал хёвдинг, перейдя на французский. — Кровь — это не еда. — Кровь — это жизнь. Когда мы дарим кровь нашим богам, мы дарим им жизнь. Жизнь раба. Или жизнь наших врагов. Кровь — самое дорогое, что есть у живого существа здесь, на Срединной земле. А драгоценнее всего — наша собственная кровь. Кровь людей севера. Норманов. Наша кровь — вот за что боги дают нам счастье битвы. Вот настоящая цена, которую мы платим за богатства франков. По капле — за серебряную марку! Это справедливая цена, монах, потому что мы, красная кровь Севера, на весах богов тянем больше, чем красное золото. Мы! — воскликнул Тьёрви. — Наша жизнь! Что может быть дороже жизни, монах? Разве что слава! Кто скажет, что это не так?
Наши довольно заворчали. Красиво сказал. Целую философию выстроил. Я уже заметил, что мои братья по оружию вообще склонны к философии. Порешить кучу народа и отнять у них имущество — обычный разбой. А вот если надстроить сверху философское обоснование: мол, не разбой это, а высший порядок мироздания, то сразу самооценка поднимается.
Хотя в целом я с хёвдингом согласен. Жизнь и впрямь самое ценное, что у меня есть. На всё золото Франции не поменяю.
Но у моего монаха было другое мнение. Дождавшись, пока мы закончим выражать Тьёрви свою поддержку, он тихо сказал:
— Если ты говоришь о петухе, то жизнь, бесспорно, самое ценное, что у него есть. Но у человека есть еще и душа.
— Я не понимаю, — проворчал Тьёрви, ловко отделяя ножом шмат поросятины. — Что есть душа?
— То, что отличает человека от зверя. То, что останется, когда твое тело умрет.
Монах определенно был отличным педагогом. Выбирал именно те слова, которые будут доступны собеседнику.
— А-а-а… Теперь понимаю. А скажи мне, монах, откуда она берется, душа, в человеческом теле.
— Душу человеку дарит Бог, — мягко произнес отец Бернар. — И главный смысл жизни — сохранить душу чистой. Не запятнанной, не оскверненной худыми делами и подлыми мыслями.
— В таком случае моя душа чиста! — заявил Тьёрви. — Я никогда не творил худых дел и мысли мои честны.
— Вот как? Но разве ты не убивал, не насиловал, не отнимал чужого?
— А что плохого в том, чтобы убить врага или взять добычу? — искренне удивился Тьёрви. — Или оплодоворить женщину?
— Бог запрещает человеку…
— Твой Бог — да! — перебил Тьёрви. — А мой — разрешает. Один и Тор говорят мне: убей врага! Они говорят: серебро принадлежит тому, что может его удержать. Пусть кто-нибудь придет ко мне, чтобы забрать мое богатство, моих жен и сыновей — и он узнает остроту моего меча! А тот, кто при виде меня падает на колени и молит о пощаде, по праву станет моим рабом, и его дети, жены, его добро тоже станут моими.
— А если твой враг окажется сильнее? — вкрадчиво поинтересовался монах. — Тогда на колени придется упасть тебе? И всё твое достанется ему? Или ты думаешь, что ты — самый сильный из людей?
— Ты опять не понял, жрец, — с сожалением произнес Тьёрви. — Я никогда не паду на колени. Если я не смогу убить врага, то умру. И умру с честью, с оружием в руках и то, что ты называешь душой, воспарит ввысь, в чертоги Валхаллы. Ибо там обитают мои боги. Те боги, которые, если верить тебе, дали мне душу и по справедливости должны взять меня к себе, ведь я прожил жизнь именно так, как они велели! — Тут Тьёрви осушил кружку с вином и победоносно глянул на монаха.
Ver thik, her ek kom! Разве нет?
Отец Бернар вздохнул. И промолчал. Я его понимал. Сказать Тьёрви, что его боги — ложные? Что нет никакой Валхаллы? Так хёвдинг просто посмеется над невежественным франком. Сказать, что богов нет, всё равно что заявить, что у меча одно лезвие, а не два. Такие штуки проходят с глупым черноногим франкским трэлем. Но сказать такое викингу, не единожды чувствовавшему прикосновение Одина, видевшему, как валькирии на крылатых конях уносят ввысь души погибших? Чушь и слепота!
Я бы, пожалуй, тоже не стал утверждать, что Одина нет. С чего бы тогда меня долбануло током в его святилище?
Тем не менее боги скандинавов — это не те боги, которым я бы хотел поклоняться.
Но скажи я об этом вслух — друзья решили бы, что я шучу. И я промолчал.
И не привлек ничьего внимания. Кроме внимания отца Бернара. Монах воистину обладал отменным чутьем, потому что уловил мое состояние, легко коснулся моей руки и улыбнулся.
В общем, наше путешествие протекало приятно и спокойно. А богословские диспуты скрашивали скуку и давали пищу уму. И никаких проблем нашему маленькому отряду коренные жители Франции не создавали. Проблемы возникли, когда мы вступили на территорию, где шарились наши братья-норманы.
* * *Присутствие коллег по разбойничьей профессии мы обнаружили издалека.
Дорога, по которой мы ехали, круто взбиралась на холм. На холме имелось селение. И сейчас это селение горело. Причем явно не из-за чьего-то халатного обращения с огнем. Дикие крики, визг, гогот однозначно свидетельствовали об очень нехорошем.
По мне, так это место стоило объехать стороной. От греха подальше. Но я в нашей компании, хоть и ехал впереди, главным не был. А наш хёвдинг — не из тех, что сворачивает без острой необходимости.
— Вперед, — скомандовал Тьёрви.
Земляки нас не признали.
Едва мы въехали на взгорок, как навстречу нам, вразвалочку, выдвинулись семеро коллег по профессии. Застава, так сказать, победителей. Рожи бандитские, гнусные… И ни одной, блин, знакомой.
— Слезай с коня, франк, — лениво процедил самый гнусный, заляпанный кровью с макушки шлема до голенищ сапог. — Слезай и становись на колени. Тогда я убью тебя быстро.
Я удивился. И даже немного растерялся. Честно говоря, не ожидал подобной наглости.
— Э-э-э! — подал голос другой головорез. — Это ж девка! — и показал мечом на Орабель.
Сиротка попыталась спрятаться за меня, но куда там. Головорез, не дожидаясь конца «переговоров», проворно метнулся к ней и схватил ее кобылку за узду. Меня он проигнорировал. Зря.
Удар сапогом, даже выполненный в варианте «с упором на седло» — это больно. Особенно, если прилетает в нос.
Банда отреагировала раньше, чем получивший в рожу шлепнулся в грязь. Все разом. Чувствовалась отменная сыгранность. Я успел лишь подать коня вправо, заслоняя Орабель, но отбить направленное на меня жало тяжелого копья — нет.
Потому что кое-кто успел раньше. Швырковый топор тяжко прогудел у моего уха и влепился в скулу копейщика. Бац — и он уже на жопе. Повезло, что обухом.
Нет, не повезло. Тьёрви и метал так, чтобы — обухом. А меня уже подперли с обеих сторон. Тьёрви и Медвежонок.
— А ну мечи в ножны, люди севера! — прогудел Тьёрви. — Руки обрублю!
Атака захлебнулась на полпути.
— Так это… Мы…
— Знаете меня? — поинтересовался Тьёрви.
— Видали, — проворчал головорез, которому я дал по носу, поднимаясь с земли и утирая рукавом юшку.
— Я — хёвдинг Харальда Рангарссона! — сообщил наш предводитель. — А вы — кто?
— Мы из хирда Хрондю Красавчика! О! — Головорез гордо раззявил пасть. Ба! Старые знакомые! — Мы тут…
— Рот закрой, пока дерьмо не влетело, — посоветовал Тьёрви. — Это, — жест в мою сторону: — Ульф Черноголовый. Его позвал сам Рагнар-конунг, а ты на него напал! Да за это тебе Рагнар кишки на столб намотает!
— Не пугай! — Головорез мрачно зыркнул на Тьёрви из-под шлемного козырька. — Откуда мне знать, что это — наш. Вырядился, как франк. Не назвался. И девка с ним…
То ли храбрец, то ли дурак. Остальные уже все поняли, а этот пальцы гнет. Или обидно ему, что по носу получил?
У меня возникло острое желание прикончить гада. Пусть формально он и свой… Но без таких «своих» земля чище станет. Хоть один ответит за то, что его дружки с людьми творят.
— Сапогом — в грызло, — процедил я насмешливо. — Вот язык, который тебе должен быть понятен. Или ты не расслышал и мне следует повторить?
Нет, не хочется ему повторения. Скис добрый молодец.
И тут, очень не вовремя, появился сам «морской» ярл Хрондю. На перепаханной шрамами морде Красавчика — злобная гримаса.
— Тьёрви! Что тебе тут нужно? И что это за франки с тобой?
— Он меня оскорбил! — пожаловался пнутый мною викинг, размазывая по роже кровь и грязь. — За это он заплатит!
— Могу пнуть тебя еще разок! — предложил я. — Как тебе такая плата?
И тут же понял, что сказал не совсем в масть. Как-то Тьёрви нехорошо напрягся. В чем дело?
