Мертвый свет (СИ) - Лекс Эл
Вернулась внучка Вамая — так же стремительно, как и убегала. В руках, через расшитое вручную полотенце, она держала большую глиняную миску, исходящую паром. Она поставила миску на стол и взглядом указала мне на стул, с которого сама же и спрыгнула минутой ранее. Я взглядом поблагодарил ее и сел за стол.
Пока я ел какую-то наваристую густую похлебку, в которой было мясо, картошка, морковь, какие-то травы — в общем, то, чего хрен найдешь в городе, да еще приготовленное так, как хрен приготовят в городе. — Вамай с внучкой тихо о чем-то переговаривались. Девчонка негромко смеялась, Вамай улыбался тоже. Вдвоем они выглядели так органично и правильно, так по-семейному уютно и тепло... Как дед Мороз и Снегурочка, только без снега и без шуб. В голове не укладывается, как вообще подобное может здесь существовать... Весь этот мир вывернут наизнанку, а уж в среде казадоров так и вовсе — дополнительно поставлен с ног на уши! А поди ж ты — почему-то именно здесь, среди грубо обтесанного дерева, висящих прямо с потолка окороков и людей, Тьма из которых чуть ли не хлещет наружу, чувствуешь себя намного более безопасно и уютно, чем в огромном, густонаселенном городе, который только для того и существует, чтобы защитить людей от проявлений Тьмы.
Одно омрачало весь этот уют — понимание того, что на самом деле все далеко не так просто и радужно, как кажется. Понимание того, что я не то что не видел родителей девчушки, а даже не слышал о них ни разу. А ведь кто-то из них был ребенком того же Вамая. Так и подмывало спросить, где они и что с ними, но я не позволил себе этого — очевидно же, что ничего хорошего.
Закончив с едой, я отодвинул от себя миску, и внучка Вамая тут же подскочила ко мне, как чертик из табакерки. Забрала у меня миску и ложку, и убежала прочь, словно только того и ждала, чтобы прибрать за мной. Даже неловко как-то...
Уже пора было выходить, но что-то словно держало меня на месте. Какой-то червячок сомнения точил меня изнутри, словно бы нашептывал «Не надо никуда ходить, здесь и так хорошо. Здесь тепло, здесь добрые люди, которые желают тебе только лучшего. Зачем идти наружу, в этот ночной холод? Зачем снова скакать по крышам, рискуя свернуть себе шею? Зачем бегать от лоа, боясь, что они сделают тебе гадость? Зачем идти в исследовательский центр? Вамай же сказал уже, что ничего интересного там не осталось. Так значит незачем и идти.»
Будто магия какая-то, честное слово! Из города меня почему-то постоянно подмывало куда-то сбежать, хотя и бежать-то было некуда — весь выбор это либо ноктус, либо другой район, а тут... А тут все наоборот — именно отсюда никуда идти и не хочется. Почему-то именно здесь я чувствую себя как дома. Не в «Зефире», не на крыше у Птичника, даже, наверное, появись у меня собственная квартирка в одной из типовых многоэтажек города — и ее я не смогу назвать домом. А вот здесь, в какой-то хибаре, наскоро построенной из обломков капитальных зданий, в которой нет даже нормальных окон и от двери одно название — вот здесь я себя чувствую на своем месте.
Хотя, наверное, я покривил душой. Один раз я уже испытывал подобное. Это было в шатре Дочери Ночи.
— Вамай. — позвал я. — Ты знаешь, кто такая Дочь Ночи?
— Слышал. — Вамай кивнул. — А что?
— Она не одна из вас?
— О нет. — Вамай покачал головой. — Дочь Ночи существовала задолго до того, как появились казадоры. Даже задолго до того, как здесь построили исследовальский центр. Ну, или по крайней мере, легенды о ней. Я понимаю, что мы с ней похожи, но ничего общего между нами нет.
— Понял. — я хлопнул ладонями по коленям и встал. — Ну, мне пора.
Сознание уже переключилось на новую тему для обдумыванию — Дочь Ночи, — и подлый червячок сомнения затих, задавленный новой информацией, чем я и поспешил воспользоваться.
— Доброй ночи. — просто и без изысков пожелал мне Вамай.
— Доброй ночи! — раздалось из-за спины тоненьким детским голоском.
Я ответил деду и внучке улыбкой и вышел за дверь.
Я думал, что ночью лагерь казадоров утихнет и заснет, думал, что только в доме Вамая не спали, ожидая, когда я отправлюсь на свою вылазку. Я ошибался. Даже ночью лагерь жил. Все той же тихой спокойной, едва заметной жизнью, которую легко перепутать с агонией смерти, жизнью. Везде горели тусклые, едва позволяющие разглядеть что-то на расстоянии вытянутой руки, огни, ходили редкие люди, и самое главное — светились теплицы. Значит, в них тоже шла какая-то работа.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Интересно, ребята, которые занимаются обменом с городом, уже ушли? Впрочем, какая мне разница — мне все равно в другую сторону. Абсолютно в противоположную, если совсем откровенно говорить.
Я быстрым шагом пересек лагерь казадоров по диагонали, прошел мимо теплиц, в которые так и подмывало заглянуть, и вышел к световым барьерам на другом конце общины. Здесь они были точно такие же, как и там, где я вошел — всего два жалких лучика вместо частой густой решетки. Защита, рассчитанная на тех, кто не додумается пригнуться или просто не способен это сделать.
Я же пригнулся и скользнул между лучами, легко выходя в ноктус, убедился, что ни одной твари рядом нет, и быстро огляделся.
Даже ноктус здесь был не такой, как в остальной части города. Там пересечение светового барьера меняло лишь цвет окружения — с бетонно-серого на угольно-черный, а сам город оставался тем же самым. В прямом смысле тем же самым — ты просто переходил из одного зеркального отражения в другое, продолжая шагать мимо тех же зданий, которые только что прошел.
Здесь же — нет. Здесь за световым барьером не было ничего даже близко похожего на хибары казадоров, на теплицы и разрушенные здания. Район, в котором я оказался, был скорее похож на те районы, что остались где-то далеко за спиной, где-то рядом с «Зефиром» и девчонками моего Спектра. Получается, у района казадоров, по сути, и нет своего ноктуса — вместо него вот этот район, два десятка лет назад залитый Тьмой. Получается, когда люди строят себе новые районы, которые автоматически обзаводятся ноктусами, они сами себе создают проблему. А много позже — когда отдают район Тьме, не в силах больше его удерживать, — удваивают эту проблему, поскольку в ноктусе становится сразу два этих района. Один, появившийся с самого начала, и один — отобранный Тьмой у людей. Выходит, у людей не просто нет возможности спастись, и полное заражение мира это лишь вопрос времени... Выходит, они сами своими действиями ускоряют это заражение. И, чем больше они сопротивляются, чем больше строят новых районов, чем активнее пытаются убежать от Тьмы — тем быстрее проигрывают это сражение. Тьме торопиться некуда. Она и ползком возьмет свое.
На границе зрения что-то шевельнулось. Я вынырнул из пучин мыслей и перевел взгляд в сторону — в конце улицы виднелся лоа. То ли он только-только свернул сюда, то ли я его до этого не замечал, потому что он стоял неподвижно — не знаю. В любом случае, я не стал дожидаться, когда он заметит меня, выстрелил роупдартом в ближайшее здание и в два прыжка от стены поднялся на крышу. Встал на парапет и огляделся, обозревая с максимально доступной мне высоты тот самый таинственный ноктус, благодаря которому в принципе появилось такое невероятное и немыслимое явление, как казадоры.
Я ожидал, что здесь будет огромное количество тварей, но ошибся и в этом тоже. В поле моего зрения, а оно было весьма немаленьким, терся всего-то жалкий десяток лоа, рассеянных по улочкам, и ни одного рангона. Наверное, все ТТ со временем стягиваются к живым районам, стягиваются к источникам Света и пытаются добраться до них. Впрочем, какая разница? Я все равно по низу не пойду. Сейчас моя задача — найти исследовательский центр. Вамай говорил, что я сразу все пойму. Значит, я его сразу узнаю.
Я нашел взглядом многоэтажку с будто бы обгрызенным углом — первый ориентир, от нее скользнул взглядом вдоль улицы, отсчитал три квартала, посмотрел на перпендикулярную улицу, нашел сплюснутое круглое здание, выглядящее так, словно кто-то сел на шарик от пинг-понга, и от него отсчитал пять кварталов в глубине ноктуса.