Звезда заводской многотиражки 2 (СИ) - Фишер Саша

— Нет-нет, я не квартирант! — запротестовал я. — Я по другому совсем делу.

— А, ну хорошо тогда, — Вера Германовна слегка покивала.

— Забор у вас замечательный, — сказал я.

— Детишки мои рисовали, — тонкие губы растянулись в улыбке, глаза потеплели. — Учительница ведь я, Людка сказала, наверное. Вы если чаю хотите, то первая дверь направо от входа — это кухня. Там на столе...

— Нет-нет, спасибо! — отказался я. Хотя живот предательски заурчал. Вспомнил, что с самого утра я только чашку кофе выпил, а ночка выдалась бурная. — Не буду вас надолго отвлекать, давайте к делу...

— Ты если насчет дома что-то, то лучше сразу скажи! — стого сказала Вера Германовна. Какой-то у нее, видимо, пунктик на этот счет.

— История вот какая, Вера Германона, — я сцепил пальцы. Как бы так ей свой интерес объяснить, чтобы особенно странным не показалось? — На днях к Людмиле в дом пыталась женщина вломиться. Она милицию даже вызывала.

— Да, было такое, — покивала хозяйка. — Знаю.

— В больнице она сказала, что ее зовут Елизавета Андреевна Покровская. Людмила сказала, что это ваша девичья фамилия...

Глаза хозяйки неожиданно забегали. Лицо стало не то испуганным, не то озабоченным.

— Лизка? Да нет, не может быть... И с каких пор она Андреевной стала? Всегда была Петровной... — забормотала она. — А вы где ее видели? В какой она больнице?

— Видите ли, какое дело... — я с шипением втянул в себя воздух. — Она в психлечебнице. И ее зовут совершенно иначе, она моя знакомая. Но вот фамилия привлекла мое внимание. Видите ли, я журналист. И пишу материал о знаменитых уроженцах Новокиневской области. Андрей Иванович Покровский — знаменитый изобретатель, родился здесь еще до революции. Я пытался найти о нем какую-то информацию, а тут эта история. Людмила сказала, что ваша девичья фамилия — Покровская. Я обрадовался, и сразу к вам.

— Как-как вы говорите? — нахмурилась старушка. — Андрей Иванович? Ничего о таком не слышала...

Еще бы она слышала! Я его только что из головы придумал. В надежде на то, что сейчас она ударится в воспоминания и что-нибудь интересное все-таки всплывет.

— Я же Покровская по матери, — сказала она. — Она вышла замуж, меня родила, а муж сбежал от нее в город и бросил одну со мной на руках. Она фамилию обратно и вернула. И этого... из всех метрик вычеркнула. Так что я от отца только имя и знаю. Вроде немец... А еще сестра у меня была, но она тоже уехала в Новокиневск, и носу сюда уже лет тридцать не кажет. Софья.

Софья, точно! Баба Соня звали хозяйку этого дома! Тоже такая сдобная старушка с лицом доброй волшебницы.

— А сейчас моя фамилия Ивлева, по третьему мужу, — продолжала она. — Был еще четвертый, но я не стала больше менять, очень уж не хотелось мне после Ивлевой становится Тугодумовой.

— А Елизавета, которую вы упоминали? — спросил я.

— Лизка, оторва, — старушка поджала губы. — Дочка моя от первого брака. Замуж выскочила за какого-то вертлявого типа из Москвы. Сначала в подоле принесла, так я ее на порог пускать не хотела. А потом этот тип ее вместе с ребенком и увез. Только она не Андреевна. Да и не Покровская. Отца ее Петр Житинский звали. Умер он давно уже...

Я вышел от Веры Германовны, когда на улице уже начало темнеть. Голова пухла от имен ее многочисленных мужей, детей, племянников и прочих родственников. Я даже со счету сбился, сколько и кого у нее было. Сам не понял, узнал я что-то важное или нет. Если эта Елизавета Андреевна, которая вселилась в голову моей бабушки, похожа на меня, то вряд ли я найду ее в прошлом. Сам же я, получается, из будущего. Но фамилия... Не случайно же она ломилась в дом, который принадлежал женщине с той же фамилией? Значит какое-то отношение она все-таки к этой задорной училке с бурной биографией все-таки имеет. Сколько точно у нее было детей, я сосчитать не смог. Но как минимум трое. Сын, который построил дом, в котором сейчас живут Копыловы. Лизка-оторва. И Галенька, которая умерла от рака три года назад. А сын, судя по тому, как все старательно обходили тему того, куда он делся, изволит пребывать в местах не столь отдаленных... Что ж, жизнь — она такая.

Но кое-что я в клювике все-таки унес. Год рождения Софьи Михайловны, родной сестры Веры Германовны. Двадцать второй. Отчество «Михайловна» их общая мама вписала по своему отцу. Кто был настоящим отцом Сонечки, Вера Германовна не знала. «Болтают разное, но все врут!»

А раз я знаю фамилию, имя и отчество, значит горсправка мне в помощь. И если дамочка до сих пор живет в Новокиневске, то я ее найду.

Я запахнул пальто поплотнее. К вечеру усилился ветер и пошел снег. Постоял с полминуты на дамбе, обдумывая, не вернуться ли к своим приятелям-психиатрам. Феликс Борисович на машине, как раз бы доехали с ним вместе до дома...

Но потом решил, что нет. Поеду автобусом. Хотелось как-то привести мысли в порядок, а шебутной Феликс мне этого в дороге не позволит.

Икарус был на удивление забит битком. Я едва успел ухватить последнее место, в самом хвосте.

Собирался подумать? Ха-ха. Как только автобус, покачиваясь, отъехал от платформы, я как-то неловко медленно моргнул и открыл глаза уже когда мы проезжали светящуюся вывеску гостиницы «Новокиневск».

Вылез на платформу с замерзшими ногами и гудящей головой. В хвосте автобуса было душно и ужасно воняло солярой. А по ногам при этом тянуло холодом. Классика, блин. Если бы не бессонная ночь, хрен бы я отрубился, конечно... Думал, доехать до дома на автобусе, но при взгляде на желтый лиаз, к которому устремилась вся толпа с автовокзала, а следом еще и от пригородных поездов, решил, что прогуляться будет полезнее.

Заглянул по дороге в магазин «Продукты», купил треугольный пакет молока, батон и полкило докторской.

Еще раз прогулялся мимо мигающей теплыми огоньками новогодней елки. Постоял с минутку, наблюдая, как двое рабочих превращают единственный оставшийся бесформенный снежный куб в фигуру снеговика.

Перебежал проспект Ленина, свернул под арку дома, пошарил глазами по двору, высматривая «пятерку» Феликса. Хотя вряд ли он ее здесь оставит, наверное сразу в гараж поехал. Зашел в подъезд, мурлыкая какой-то навязавшийся по дороге мотивчик, поднялся по лестнице. Подошел к двери и занес руку над кнопочкой звонка.

— Никого дома нет, — сказал знакомый голос за моей спиной.

— Мишка? — я резко повернулся. — Ты что здесь делаешь?

Глава пятнадцатая. Родительский дом, начало начал...

Разговора не получилось. Как только Мишка открыл рот, чтобы задать мне свой животрепещущий вопрос, внизу хлопнула дверь, и послышался бодрый голос Феликса, напевающий о том, что «нам песня строить и жить помогает». Мишка сразу смутился и чуть не сбежал. Но я его не отпустил. Феликс был явно в хорошем настроении, а значит можно было попить чайку, а поговорить о проблемах Мишки чуть позже. Хотя у меня были подозрения, в чем там было дело, конечно...

— О, так вы фотограф, молодой человек?! — Феликс взмахнул зажатым в руке эклером как дирижерской палочкой. — Так может нам следует объединить усилия? Иван, как вы смотрите на то, чтобы создать иллюстрированный репортаж? Один мой давний друг работает в очччень уважаемом журнале, я с ним говорил насчет публикаций, но его интересовал вопрос иллюстративного материала... Михаил, как вы смотрите на небольшую подработку?

— Гм... Феликс Борисович, мне кажется, что фотографии могут несколько... отпугнуть читателей, а вовсе не наоборот, — осторожно проговорил Мишка.

— А разве это не вызов вашему профессионализму? — Феликс гордо выпрямил спину, его козлиная бородка возмущенно встопорщилась. — Кроме того... Вы же знаете, в чем основной посыл наших с Иваном публикаций? Он с вами делился?

— Эээ... Только в общих чертах... — пробормотал Мишка и бросил на меня быстрый взгляд. Ну да, логично. Его сейчас гораздо больше волновали проблемы в личной жизни, а вовсе не повседневная жизнь психушки в средней полосе СССР.