Пекарь-некромант. Часть 1 (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

Я уж понадеялся, что лекции на сегодня закончились.

Но призрак снова заговорил.

«Кстати, о тесте… — сказал мастер Потус. — Раз уж ты сам о нём вспомнил. Расскажу тебе, бездельник, какое бывает тесто. Значится так, слушай…»

Вдовушка явилась, как только солнце спряталось за крышами домов. С кувшином молока — вручила его мне, точно кубок победителю. В отличие от своей предшественницы, она не бросилась стягивать с меня одежду, едва переступив через порог. Обрушила на мой перегретый лекциями мастера Потуса мозг поток рассказов о жизни города: свежие сплетни, официальную информацию властей, криминальные сводки — всё, что случилось в Персиле за прошедший день.

От такого количества разнородных сведений на время умолк даже призрак.

Я услышал его снова, когда очутился в спальне.

Вдовушка покрывала мою шею поцелуями — в голове раздался скрипучий голос мёртвого пекаря.

«Кстати, о ржаной муке, — сказал мастер Потус. — В отличие от пшеничной, етить её, муки, ржаная делает тесто липким и скользким. Это потому что…»

Я невольно вздрогнул.

Увидел светящуюся фигуру призрака у самого изголовья кровати.

Женщина прервалась, посмотрела на меня.

— Чего?

— Щекотно, — соврал я. — Но ты не отвлекайся.

«Ты это серьёзно, старик? — сказал я мысленно. — Будешь трындеть даже сейчас? Ты видишь, чем я занят? Имей совесть, старый пердун! Иди, подсматривай за Полушей!»

«И чем ты таким занят, парень?»

— А ты не заметил?

— Чего?

— Ничего-ничего, — сказал я. — Продолжай.

«Я заметил, что ты опять халтуришь, — сказал призрак. — Бездельник! Кто ж так ублажает бабу? Позорник! Вылазь из-под неё! Ты ж мужик!»

«Поучи меня ещё, старый пень! У меня в таких делах опыта побольше, чем у тебя!»

— Давай-давай, — сказал я вдовушке. — У тебя неплохо получается.

«Опыт у него… Етить тебя».

«Завидуй молча, старый».

Кровать пошатывалась, скрипела.

«Ладно, — сказал мастер Потус. — Это и хорошо, что ты бездельничаешь: тесто из ржаной муки — енто важно. Лежи и слушай, лодырь. Значится так…»

Перед рассветом я проводил вдовушку (до двери) и всё же велел профессору закрыть для призрака мою спальню по примеру того, как сделали с пекарней и магазином. Понимал, что такой поворот не заставит мастера Потуса прекратить несвоевременные лекции. Но так я хотя бы перестану замечать голубоватое свечение радом с кроватью во время своих ночных развлечений с женщинами.

Утром я с опаской заглянул в магазин. Увидел, что очередь к прилавку не меньше вчерашней — хлеб покупали активно. Но дамочек с кувшинами молока не застал.

Продавщица словно прочла мои мысли.

— Не было никого, — сказала она. — Бочка мёда для вдов — многовато, господин хороший.

Посмотрела на меня… с осуждением во взгляде.

У меня похолодело в груди.

Испугал меня не взгляд Лошки.

А мысль о том, что стану делать, если кто-нибудь всё же принесёт мёд.

«… В любых расчётах рецептов хлеба количество других продуктов всегда сравнивают с количеством, етить её, муки, — продолжал вещать в моей голове голос мёртвого пекаря. — В опару обычно идёт…»

Мёд женщины не принесли и на следующий день.

Что меня слегка успокоило.

А ещё через пару дней я обнаружил, что почти не замечаю непрерывно бубнивший в моей голове голос мастера Потуса. Я уже понял, что старик мог рассказывать о работе пекарни бесконечно. И на протяжении нескольких суток его лекции регулярно обеспечивали мне головную боль.

Но потом я словно перешагнул невидимую грань: заметил, что на слова старого пекаря обращаю внимание не больше, чем на биение своего сердца. Это меня порадовало. Пусть профессор запоминает умные изречения мастера Потуса. У мэтра они не пропадут.

Хлеб продавался. Горы медной мелочи накапливались. Пара вдовушек являлась ко мне по вечерам в соответствии с расписанием.

Жизнь вкатилась в обыденное русло.

Но на пятый день после первого разговора с призраком старого пекаря я внезапно обнаружил: прогнило что-то в Датском королевстве.

На пятый день после начала лекций мастера Потуса, прогуливаясь утром по городскому рынку, я случайно подслушал разговор торговки молоком с покупательницами.

— … А про этого нового пекаря из Лисьего переулка ты слышала? — сказала одна из женщин за моей спиной.

Я в этот момент приценивался к творогу: решил разнообразить свой рацион.

— Про молодого-то? — уточнил другой голос.

— Того, что купил пекарню старого Потуса. Вот уж тот ходок был…

— Что-то слыхала.

— Того, что пользует вдов с Лесной улицы? — вклинилась в разговор третья женщина.

Я замер, прислушиваясь.

— Енто кого это?

— Та ладно! Не знаешь?! Весь город уже об ентом слышал!

Женщины хором захихикали.

— Сказывают: он с них берёт плату твоим молоком… ха-ха…

— За что енто?

— За свои… ха-ха… услуги.

— Какие-такие услуги?

Снова хохот.

— Дурёха, не понимаешь, что ли?!

— Мужиков-то у них с прошлого лета нету! Вот они к пекарю-то и бегают!

Услышал позади себя шумный вздох.

— Та ладно!

— Вот тебе и ладно.

— И… как он? Что бабы-то рассказывают?

— Ну…

— Скажи ей!

Я обратился в слух.

— Странный он, говорят. Ну… с причудами.

— Как это?

Кто-то толкнул меня в плечо, но я не позволил оттеснить меня от прилавка.

— Часто болтает сам с собой, сказывают. Шибко сильно он… это… учёный. Бубнит себе под нос что-то. Постоянно. Даже во время… этого.

«О!» — хором воскликнули сразу несколько голосов.

Я едва не обернулся.

— Та ладно?!

— Ага.

— Могёт, говорят, про печки свои говорить…

— Или про караваи! Бабы сказывали. А сам в это время… ну… это самое.

— Что… это самое?

— Не понимаешь, что ль, дурёха, зачем бабы к мужикам бегают?

— А! О! Прямо…

— Вот именно! Лёжа на ней сам с собой спорит о всяких там кулинарных штучках.

— Как так-то?

— Вот так.

— А… это? Как он? Ну, пекарь-то…

— Как мужик? Говорят: так себе. Вялый он, сказывают. И эти его чудачества… Но бабам-то деваться некуда. Кому они со своими махонькими жопами-то нужны? На таких тощих старух ни один городской мужик не позарится. Вот и бегают к пекарю. Так-то… Ты молоко-то брать будешь? Вон, очередь уже за тобой собралась…

«Разговариваю сам с собой? — спросил я. — Вслух? Это правда, мэтр?»

С рынка я ушёл с пустыми руками. После подслушанного разговора, покупать творог мне резко перехотелось. Обойдусь сегодня в обед снова хлебом и молоком. Или прогуляюсь до ближайшей таверны, если уж снова проснётся аппетит.

«Случается», — ответил профессор.

Я усмехнулся.

Вообразил, что думали обо мне вдовушки, когда я внезапно начинал спорить с призраком мастера Потуса… да ещё и в не очень подходящие для разговоров о кулинарии моменты.

Да уж… точно: вялый.

«Замечательно, — сказал я. — Представляю, как это выглядело со стороны. Крыша у меня, что ли, едет?»

«Так на вашем поведении сказываются частые лекции мастера Потуса, юноша, — сказал мэтр Рогов. — Вы нередко вступаете с лектором в споры: временами забываетесь и делаете это во всеуслышание. Я бы посоветовал вам на время прекратить занятия по пекарскому ремеслу…»

«Прекратить? Как?!»

«Я вам уже говорил, юноша…»

«Помню, мэтр! Те варианты мне не нравятся. Пусть поболтает ещё».

Я помолчал и добавил:

«Вялый. Я покажу им, какой я вялый!..»

— Случается, что и болтаете чего-то там, мастер Карп, — ответила Лошка. — Но я ж понимаю: вы учёный человек. Вы постоянно думаете о работе, придумываете новые рецепты. Вон, сегодня утром. Помните, как вы спорили сами с собой о пользе сырных лепёшек? Я аш заслушалась — так умно вы говорили! И лепёшек захотела. Когда мы будем продавать сырные лепёшки, мастер Карп?