Анатолий Матвиенко - Демон против люфтваффе (СИ)
Чекист, направивший мне лампу в пятак, принадлежит именно к этой конторе, и обряжен не для понтов, а по должности. Мне и то неуютно, а Иван натурально покрылся инеем.
- И так, вы добровольно сознались, что после приказа об эвакуации советских интернационалистов самовольно остались на оккупированной врагом территории, где вступили в контакт с белогвардейским офицером Петром Григорьевичем Денисовым?
- Нет.
- Интересно, - сатрап изобразил подобие удивления. - Вот же ваши собственноручные показания: зимовал в горах Съерра-Гвадаррама, в Мадриде встретился с Денисовым.
- Нет.
- Ты мне тут не дерзи! Дурку не ломай. Или не ты писал?
- Я писал рапорт. Показаний не давал.
- Кончай срать мне на мозги. Какого хера не уехал со всеми?
- Был сбит в боевом вылете. Совершил аварийную посадку, получил ранение, меня выходил крестьянин, сочувствовавший республиканцам.
- Давай-давай, думаешь, крестьянина приплёл - мы не проверим? Ещё как проверим! Дальше! Про белогвардейца.
- Пётр Григорьевич Денисов привлечён в качестве переводчика к работе с советским контингентом командующим авиационными специалистами комбригом Пумпуром. В Мадриде он помог мне сделать документы, позволившие покинуть страну и добраться в СССР.
- Не прикрывайся комбригом, сволочь!
Так, сейчас начнут бить. Надо ободрить напарника.
"Не трусь, пуля в почку больнее. Ты же знаешь, даже зубы отросли".
Ванятка ничего не ответил, гебист тем временем развернул газету.
- Это что за цирк?
- Я исполнил интернациональный долг до конца, убил фашиста. А вы, простите, гражданин капитан, в тылу отсиделись или тоже в Испании воевали?
Капитанские руки сжались в кулаки. Но он сдержался. Пока.
- У нас всегда бой.
- Что-то не видел я вас среди республиканцев. За какую сторону сражались, гражданин капитан?
В торец влетела зуботычина. Увесистая, отнюдь не символическая. Я сплюнул. На рапорт и газету капнула кровь.
- Урод! Материалы дела испортил!
Я же не сам себя гвазданул. Ах да, орлы НКВД по определению не бывают виноватыми.
- Героем себя чувствуешь? Тебе посмертно Героя дали! Думали - умер во славу Родины, шкура!
- А я во славу Родины жив. И никто меня геройской награды не лишил.
- Не понимаешь, - ощерился капитан. - Герой Бутаков умер! А передо мной - самозванец, его я сейчас отведу в подвал и пристрелю.
Он даже ТТ достал и затвор передёрнул.
- Поднимайся. Живо!
- Как скажете, гражданин.
Понятно, что пугает и на пушку берёт. Сто пудов мне срок набавят, не здесь - в преисподней. Но не удержался, извините.
Пистолет улетел в сторону. Ногой по яйцам - раз. Кулаком в челюсть сбоку, где она хрупкая. Ох, как зубёнки треснули. Перевернул тело на живот и выписал два аккуратных, выверенных тычка по почкам. Немного пописает красным, потом всё пройдёт, ненадолго. Однажды почки полностью откажут. Применить адские средства против НКВД - грешно, но извинительно.
Плюбовавшись на плоды своих деяний, я забарабанил в обитую железом дверь:
- Откройте! Тут гражданину капитану плохо стало.
Как меня избили... Испанские дружинники, ввалившие "франкистскому лётчику" у "Фиата", славным парням из госбезопасности в подмётки не годятся. Я изображал потерю сознания, получал на голову ведро воды, и по новой. Чтоб жизнь мёдом не казалась, как любят приговаривать в СССР.
Повреждения своих внутренних органов, нанесённые сотрудниками внутренних же органов, залечивал сразу, а внешние оставлял в первозданном великолепии. Надеялся, что слух о моём задержании непременно дойдёт до нужных ушей. Но советская бюрократия сработала медленно, и долгожданный визит состоялся лишь через двое суток, когда менее выносливому арестанту полагалось бы сдохнуть.
- Мазл тов, Яков Владимирович.
- Ваня? Это и правда ты? Сержант, дайте больше света в камеру.
- Трудно узнать после местного гостеприимства. Простите, что шепелявлю.
Смушкевич застыл в нерешительности. Вмешался какой-то энкаведешный чин постарше, которого явно приставили провожатым к комбригу:
- Арестованный напал на сотрудника ГБ во время допроса, сломал челюсть.
Я даже отпираться не стал, рассказал про мордобой и взведённый ТТ у морды. Чин явно не понял причину моего недовольства - здесь подобное в порядке вещей. А увечить лубянковского орла не годится.
Яков затребовал моё досье, пробежался глазами по рапорту, заглянул в газету. Спросил лишь:
- Какого чёрта ты представился Анджеем Ковальским из Познани?
- Так вывели нас официально. Не хотел международных осложнений. Анджей погиб летом. Пусть заявляют претензии к полякам, - я усмехнулся разбитым ртом, показав провалы вместо передних зубов.
Смушкевич наклонился.
- Это точно ты уничтожил Гарсия-Морато?
- Посмотрите на газету ещё раз. Там я больше похож на себя чем теперь.
Комбриг резко выпрямился.
- Майор, этот человек - настоящий герой. А о вашем самоуправстве я лично завтра же поговорю с Николаем Ивановичем. Иван Прокофьевич, можете идти?
Я поднялся, изображая крайнюю избитость.
- Отсюда - обязательно. Если товарищ майор позволит.
Тот не стал взбрыкивать по поводу "товарища", а не "гражданина начальника".
- И газетку будьте любезны вернуть.
- Совсем обнаглел? - однако под взглядом Смушкевича скривился и сунул мне затёртый уже листок.
В машине расспросил Яшу: что за он - Николай Иванович.
- За время твоего отсутствия у нас многое что утекло. Ягоду сняли и расстреляли, Николай Иванович вместо него, хотя тоже... - комбриг нервно глянул в затылок водителю и на полном серьёзе продекламировал:
В сверкании молний ты стал нам знаком,
Ежов, зоркоглазый и умный нарком.
- Сами сочинили?
- Народный поэт Джамбул. Расскажи про Морато.
- Можно через пару дней? Говорить долго, а рот болит.
- Ладно, лечись. Нас с Рычаговым на Халхин-Голл отправляют.
- Я с вами!
- Лечись, я сказал! Живого места нет.
- По дороге и выздоровею.
- Ну, не знаю. А вот летать тебе...
- Это ещё посмотрим. На нас, бобруйских, как на собаке - всё мигом затягивается. Так что я с вами. Только жену, Лизу - известите. Нашёлся приблудный Герой Советского Союза.
Смушкевич был начальником ПВО Мадрида. С ним летать не пришлось. Зато второй уже раз вытащил меня из задницы, первый случился после крушения двух испанских ассов, гонявших одинокую "Чайку". И в третий раз пошёл мне навстречу, позволил подлечиться в госпитале, потом прихватил в Монголию.
Аэродром, толпа провожающих, есть знакомые лица, а одно очень даже знакомое...
- Пашка!
Рычагов, отиравшийся в числе пассажиров того же "Дугласа", сгрёб меня в объятиях.
- Не дави так! От гебешных гадов рёбра болят.
- Да и хер на них, упырей из НКВД! - радостно крикнул мой бывший ведущий, нимало не заботясь, что на лётном поле около транспортника масса народу, без стукачей тут в принципе невозможно. - Главное - живой. А сколько наших осталось в Арагоне и под Мадридом...
За них выпили уже в воздухе. Потом пришлось рассказать про последний бой.
- Я попал в столицу буквально через день после того, как её заняли войска Франко. Без боя и особого недовольства горожан. По-моему, их настолько вымотала война, что они уже были рады любому правительству, лишь бы не слышать канонаду и взрывы авиабомб. Военные патрули, сразу порядок. У меня имелись деньги фалангистов, приютивший на зиму старик отдал последние сбережения, - если не уточнять, что попавший под руку офицер хунты тоже весьма недурственно расщедрился, земля ему пухом. - Сел за столик в кафе, и тут меня тихо окликнул знакомый голос. Привет, мол, Иван. Смотрю - Пётр Григорьевич собственной персоной, такой же холёный, как и в тридцать шестом.
- Обожди, - вмешался Смушкевич. - На весь огромный Мадрид вы оказались в одном кафе?
- Яков, ты и правда у Ежова учился подозрительности? Вначале пару кафешек на весь город открылись, вокруг парка. Потому и Морато здесь отирался, больше негде.
- Отстань от него, - нетерпеливо одёрнул шефа Рычагов. - Продолжай.
- Побеседовали. Григорьевич сразу дал понять, что про авиадорес русос здесь лучше не заикаться. Маятник симпатий качнулся в другую сторону и до упора. Теперь мы - злыдни. Пообещал с документами помочь, договорились о сумме и месте встречи. По меркам НКВД, я установил контакт с белогвардейским подпольем.
- А Морато?
- Не торопи, Паша. Как раз к нему подхожу. Я на лицо этого гада не знал. Просто трепотню услышал. Жаль, говорит, война кончилась, а то бы этих горе-пилотов ещё три дюжины посшибал. Навострил ухо в ту сторону. Там киношники, хотят фильм снять про доблестного испанского асса, истребителя красных обезьян. Планируют съёмку, но не могут найти желающего покружить на курносом. Я и не выдержал.
