Кирилл Клеванский - Чужое сердце
За тренировками я и не заметил, как мы подошли к Борсу. Не могу сказать, что крепость внушала хоть какие-то неординарные впечатления. Разве что стена была ненормально высокой, а так – ничего такого, чего бы я не видел на фотографиях. Те же башни, узкие щели бойниц, развевающиеся флаги… Правда, вместо пушек стояли баллисты и пара требушетов. Зачем здесь нужны последние, я не знаю.
К вечеру мы уже сидели вокруг костра. Лагерь разбивать никто не стал, шатры поставили только для высших офицеров, а солдатня ограничилась простенькими спальными мешками. Я взглянул на небо и, напрягшись, припомнил основы ночного ориентирования. Полярной звезды здесь не имелось, зато был аналог под названием Глаз Харты. Светил он несколько тусклее, но я всегда безошибочно его находил и долгое время бездумно пялился, мечтая о том, как буду смотреть на него в грядущих путешествиях.
– Выпить бы, – жалобно проскулил Руст.
– И подохнуть из-за похмелухи? – усмехнулся Младший.
– Так за завтра здоровье успеем поправить…
– Вот только не начинай, – перебила Нейла. – Перед каждым боем один и тот же разговор. «Давайте выпьем», «кто знает, вернемся ли», «может, в последний раз в жизни глотку смочим»… Щуплый, мой тебе совет, если хочешь жениться – смени репертуар.
– Что сменить?
Колдунья только отмахнулась. Не все такие образованные, как мы с ней.
– Скучные вы, – бросил кинжальщик и с прищуром взглянул в мою сторону: – Зануда, ты ж новенький. Небось коленки-то трясутся? Нутро ноет?
Сделав вид, что не расслышал вопроса, я продолжил глядеть на усыпанное огнями ночное небо.
– Своим богам молишься? – спросил Ушастый.
Да, непростой он эльф. На все сто уверен: с этим любителем природы что-то не так. Строит из себя недалекого малого, у которого развязывается язык от выпивки, но я вижу: под этой маской скрывается некто другой. Вот и сейчас. Казалось бы, простой вопрос, но произнесен со странной интонацией. И эта приставочка «своим». Да и выглядит эльф не как всегда. Он обычно болтает без умолку, тупит, но болтает, а сейчас тоже сидит и смотрит на звезды, а на лице усмешка. Вот честное слово – как будто над собой смеется.
– Нет.
– Почему?
– Не верю я в богов.
Руст поперхнулся. Пило уронил точильный камень. У Колдуньи с пальцев сорвался маленький фиолетовый шарик. Этим проклятием она обычно сшибала комаров, но сейчас промазала и угодила в костер. Огонь, зашипев, на миг окрасился в коричневый цвет. Даже обычно спокойный, как скала, Молчун чуть выгнул бровь. Лишь эльф сохранил спокойствие.
– Почему? – снова спросил он.
– Не хочу. Просто не хочу.
На лицах наемников были написаны тысячи вопросов, но ни один пока не рискнул встрять в беседу. Видно, нечасто Ушастый ведет такие разговоры.
– А зачем смотришь на небо, если не веришь в богов? Смотри тогда на землю.
Любой нормальный человек на моем месте вспылил бы и ответил что-то вроде «не твое дело», но мне не хватало наших бесед с Добряком, а эльф сейчас невольно его заменил.
– Мне действительно страшно, – нехотя признался я. Да и кто не убоится, когда совсем скоро нужно будет выступить в составе огромной, даже по земным меркам, армии. – Вот и думаю, что если я сижу и смотрю на звезды, то кто-то там сверху так же сидит и смотрит на меня.
Я сказал лишь часть правды. На самом деле я сейчас думал о доме, о родителях, о Томе и Никите, о Ленке. Сперва я питал к бывшей подруге самые отрицательные чувства, виня ее в том, что угодил в рабство. Но наставник научил меня смотреть на жизнь несколько по-другому, и сейчас я вспоминал о ней как о своей последней женщине. Ира не в счет, я ее почти и не помню даже.
– Хорошая мысль, – сказал эльф. – Далекая, но хорошая.
– Почему далекая?
Ушастый повернулся, и наши взгляды встретились. На мгновение в его глазах промелькнуло что-то таинственное.
– Потому что думать надо не о тех, кто смотрит на тебя, а о тех, кто смотрит с тобой.
На этом разговор закончился. Проходивший мимо Старший гаркнул на Пило, и тот отдал команду «спать». Спорить с командованием никто не решился. Все завернулись в спальники. Но сон ко мне не шел. Я все думал о словах эльфа. Верно ли он сказал? Может, я действительно неправ и прошло то время, когда думать надо было только о себе? Эх, непростой эльф, непростой.
– Боишься? – спросил стоявший рядом Пило. Из-за надетого шлема его голос звучал как далекое эхо.
– Есть такое.
– Это правильно, – кивнул Младший, отчего забрало стукнулось о бронь. – Но ты, главное, не переборщи. А если что, рассчитывай на Молчуна, он подстрахует.
Не ответив, я еще раз окинул взглядом поле. Линия фронта растянулась на добрые три километра. Сто двадцать тысяч воинов с одной стороны и на двадцать пять тысяч больше – с другой. Весь вчерашний день я провел, пытаясь пробиться к своему источнику, но так и не преуспел в этом нелегком деле. Не то чтобы я надеялся на удачный исход, просто надо было как-то отвлечься от мандража. Говорят, перед битвой разумный показывает свое нутро. Что ж, правильно говорят. Нейла ни на шаг не отходила от Тиста. А тот смотрел на всех, как на врагов народа, – вероятно, так себя ведет волк, защищая самку. Щуплый постоянно всех подкалывал, за что получил несколько тумаков. Пило стырил карту у Старшего и что-то там чертил, изредка бубня и ругаясь. Эльф валялся на земле и пожевывал травинку, закрыв лицо самодельной соломенной шляпой. Ну а я… Я замкнулся в себе и, как уже было сказано, отрешился от всего мира.
Зазвучали горны. Я поудобнее перехватил щит в левой руке. В первые минуты рубки придется использовать его, а уже потом переходить на любимый стиль боя. По рядам прошла легкая рябь – солдаты готовились. Кто-то проверял крепления, другие молились, третьи грязно ругались, подбадривая самих себя. В число последних входил и Руст: от его конструкций обсвистелся бы даже портовый грузчик. Один только Молчун сохранял привычное спокойствие. Вероятно, он сейчас думал о Колдунье, которая находилась на пригорке в группе с остальными магами.
Армия Империи встала в десять линий. «Пробитому золотому» не повезло – нам достались первые шесть линий на самом краю левого фланга. Проще говоря, мы – мясо. И с этим сложно смириться.
Снова прогремели горны. Показался противник. Не знаю, что там увидел наш правый фланг, мы же узрели всю мощь нимийцев. В первых линиях стояли закованные в латы тяжелые пехотинцы. За их спинами находились пикинеры, прикрывавшие ударную группу. Сто сорок пять тысяч солдат и семьсот магов – с этой силой нам предстоит сражаться. По левой руке прошла судорога, и щит ударился о поножи.
– Не ссать! – сквозь зубы процедил Пило.
Выругавшись, я поднял круглую деревяху, окованную дешевым железом, и до боли стиснул пальцы. По лбу струился пот, ноги стали ватными.
Выехал нимийский командующий на белом коне, встал перед воинами. Видимо, толкает речь. Так и есть – перед нами тоже появился такой тип и тоже на белом скакуне. Задвинув нечто до омерзения патриотичное, с огромным количеством слащавых сравнений и метафор, он закричал и карьером промчался вдоль первой линии. И каждый солдат счел своим долгом поддержать этот крик. Когда же очередь дошла до нас, я чуть не потерял сознание. Рядом во всю глотку взревел Тист, и мне показалось, что небо падает на землю или рядом проснулся огромный вулкан. Через мгновение я уже и сам кричал, не щадя связки. Как-то незаметно пропал мандраж, сменившись жгущей нутро жаждой битвы.
Первый шаг сделали нимийцы. Ровным строем они двинулись нам навстречу. Мы же сорвались на бег. То же самое было и с правой стороны. Имперские латники аккуратно вышагивали, а вражеское мясо бежало.
Нас разделяло пятьсот метров. И каждый шаг, каждое касание ступней земли отзывалось в голове ворохом воспоминаний. Никогда бы не подумал, что помню первое сентября. Не знаю, есть ли такая традиция сейчас, но тогда нас с линейки в школу отводили выпускники. Меня за руку взяла девушка. Она была чертовски красива, а я как дурак, окинув ее взглядом, уставился на свою будущую одноклассницу. Девчушку с веснушками и косичками. Пожалуй, в семь лет я был тем еще идиотом. Еще шаг – и вот я уже в одиннадцатом классе, несу на плечах какую-то кроху, которая остервенело трясет колокольчиком. Еще шаг – звон колокольчика не пропал, но река воспоминаний унесла меня на выпускной вечер. Вернее, в подсобку клуба, где проходило празднование. Девушка лишилась косичек, вместо них – роскошные каштановые волосы, волнами падающие с плеч. Новый шаг – и я вижу подмигивающую луну и черную как смоль воду.
Рядом что-то кричит Тист, но я не слышу, по глупости спутав звон колокольчика с шумом крови, бьющей по вискам. Новый шаг – и вот я стою на стене замка, ставшего мне тюрьмой на целый год. Где-то там, у подножия стены, движется делегация во главе с герцогом, явившимся моим освободителем. До нимийских копий всего пара метров, я уже могу различить лица пехотинцев, – а в голове все еще неспокойно. Последний шаг перед рубкой – и я вижу зал, полный золота и зеркал. Звучит странная тягучая музыка. Я не умею танцевать, но все равно приглашаю девушку в круг. Зачем? Просто потому, что я хотел жить, а не существовать.
