Корсары Николая Первого - Михеев Михаил Александрович
Британский корабль прошел чуть меньше, чем в полумиле от «Миранды», и кто-то с кормы «Бриска» показал русским конец веревки. Мол, готовы взять на буксир, обычная флотская издевка. Боже, прости их, ибо не знают они, что творят. Александр даже глаза закатил, как делал один из офицеров Корпуса, столкнувшись с особо гонористым, но притом тупым недорослем. Впрочем, плевать. Главное, чтобы британцы не поняли, кто стоит на мостике шлюпа.
Не поняли. Скорее всего, не присматривались даже, продолжая уверенно нагонять жмущуюся к берегу «Санта-Изабель». Теперь главное было, чтоб Матвеев не наскочил на камни. И чтоб его не нагнали раньше времени. И… Господи! Да проще перечислить не главное!
С «Бриска» ударила пушка. Артиллеристы британца не стали рисковать, пальнув так, чтоб гарантированно не попасть в «купца». Им нужен был «приз» и деньги за него, а не рапорт о потопленном корабле. Матвеев, ожидаемо, не стал спускать флаг, а еще больше прижался к берегу. Увы, даже сейчас, подняв практически все паруса, больше четырех узлов он не выдавал. И ответить ему тоже было нечем.
Англичане тоже отлично это видели и, не торопясь, зашли «Санта-Изабель» с кормы. Вновь грохнула пушка, на сей раз куда более прицельно. Ядро вспенило волны всего в нескольких саженях от борта корабля. Ну что же…
Верховцев ждал этого маневра, но все равно он начался неожиданно. Матвеев, сам вставший за штурвал, положил руль влево до упора. Корабль, скрипнув корпусом от возмущения на столь грубое обращение, начал удивительно резво для такой громадины поворачивать. Британец, логично рассудив, что такой маневр русские начнут делать исключительно из нежелания наскочить на скалы, тоже начал поворот. При этом он ожидаемо решил «срезать угол»…
Ра-аз! А вот этого британцы не ожидали. Нос шлюпа, дающего сейчас не меньше шести узлов, подбросило, будто легендарный кракен, ужас морских глубин, решил проснуться и толкнул его снизу. Нос корабля задрался вверх, после чего киль надломился. Корма напротив, осела, и одна из мачт, не выдержав сотрясения, накренилась, удержавшись только благодаря вантам. Александр перевел дух и вытер лоб рукавом. Все, ловушка сработала. Теперь британец крепко сидел на подводной скале, куда его с невообразимым изяществом заманил Матвеев. Вот что значит ходить без лоцмана, да еще и на корабле с большой осадкой.
Вряд ли после такого «Бриск» подлежал восстановлению. Но теперь стоило закончить дело. И, главное, не пострадать при этом самим – в этих водах, с небольшими глубинами и многочисленными скалами и мелями, напороться на что-то было легче легкого. Оставалось лишь радоваться опыту лоцмана «Санта-Изабель» и мастерству ее нового капитана.
Когда над подошедшей с кормы «Мирандой» взлетел Андреевский фла, и с нее проорали требование сдаться, британцы ответили беспорядочным ружейным огнем. Для пушек «Бриска» русский корабль находился в мертвой зоне, однако сдаваться враг не собирался. Дистанция была невеликая, и пули зашлепали по бортам и надстройкам, выбивая щепки. Англичане – враги храбрые, так что реакция была ожидаемой, но, когда кусок свинца выбил щепки у самого виска, мичман понял, что играть в благородство сверх меры вредно для здоровья. И прозвучал залп!
С дистанции чуть более пистолетного выстрела снопы картечи буквально смели все с палубы «Бриска». Сквозь клубы дыма и звон в ушах до экипажа «Миранды» донеслись вопли раненых. Артиллеристы, не дожидаясь приказа, начали заряжать орудия. Не такое и простое дело, но справились они довольно быстро. И огненные вспышки снова окрасили борт шлюпа.
После такого стоило бы ожидать капитуляции, и рухнувший вниз британский флаг ушел вниз, но как-то уж очень быстро. Кто другой поддался бы эйфории, вот только Александр оказался на удивление спокоен. Указав повернувшемуся к нему Гребешкову на вражеский корабль, он хрипло, перекрикивая звон в ушах после канонады, крикнул:
– Слишком резко флаг упал. Мы им, кажется, фал перебили. Ждем!
Словно в доказательство его правоты, на мачту, дергаясь от резких рывков, поднялся и затрепетал на ветру Юнион Джек. Сдаваться команда шлюпа не собиралась.
Ну что же, русские, если их кто-то не понимает, всегда могут повторить. Столько раз – сколько требуется. Возможно, еще пара залпов, и…
Как раз в этот момент Верховцев осел на палубу, и тут выяснилось, почему он все время прижимал руку к груди. Мундир был в крови. Какая-то из английских пуль нашла свою цель.
– Командир!
Вопль прокатился над палубой корабля. Несмотря на молодость, Верховцева уважали. Особенно свои – матросы ценят тех, кто умеет командовать, не мордуя почем зря подчиненных. Спустя какие-то секунды, над ним склонились сразу несколько человек.
– Живой!
– Ага, – в наступившей тишине голос Сафина прозвучал, как лязг сработавшего капкана. – Иваныч, наводи!
На борт «Бриска» русские высадились после двухчасовой обработки корабля в упор из всего, что могло стрелять. К тому времени сопротивляться им было некому, корабль представлял собой полуразрушенный остов. Флаг англичане спустили после третьего залпа, но на это никто не обратил внимания, и только пришедший в себя Верховцев прекратил побоище. В плен попало всего около двадцати британцев, все раненые. И, как ни крути, произошедшее выглядело настоящей победой, сравнимой с той, которой добился Бутаков[29]. А то и превосходящей ее – у черноморского капитан-лейтенанта была полная, отлично обученная команда, а не жалкие ее огрызки. Правда, стоит признать, что саму идею построения боя Александр у Григория Ивановича честно позаимствовал[30], но что возможность для ее реализации он организовал сам, никто возразить не смог бы.
Надо сказать, залитая кровью палуба произвела на команды «Миранды» и «Санта-Изабель» удручающее впечатление. Она была буквально залита кровью – как оказалось, в момент начала боя на корабле находилось чуть меньше двухсот человек – экипаж и отряд морской пехоты. Продольный огонь буквально вымел тех, кто находился на верхней палубе и мачтах.
Шанс был разве что у находившихся в трюме, но, когда русские стали бить ядрами, произошел взрыв паровой машины, от которого погибли все находившиеся поблизости. Ядро, проломив борт, повредило котел. Те, кто выжил, получили тяжелейшие ожоги. Многие выбрались из заполненного раскаленным паром трюма на палубу – аккурат под картечь. В общем, побоище было образцово-показательное.
Русские корабли задержались здесь на двое суток. За это время с изувеченного шлюпа ободрали все, что можно. Судовую казну, содержимое кают и трюма, части судовой машины, которые можно было еще использовать, уголь, пушки… С ними провозились особо. Все же каждая из тридцатидвухфунтовых пушек весила около ста тридцати пудов и имела длину больше сажени[31]. А еще станки, порох, ядра… В общем, даже одно такое орудие снять – та еще работенка. И это в море, когда никто не отменял пусть легкую, но качку, и все подручными средствами.
Снять удалось десять тридцатидвухфунтовых орудий. Еще два были разбиты прямыми попаданиями. Два тяжелых орудия, к сожалению, тоже оказались уничтожены – одно вышибло за борт вместе с куском борта, а второе было так исковеркано, что стрелять из него взялся бы только самоубийца. Хорошо еще, не взорвался порох – по какой-то счастливой случайности русские ядра миновали крюйт-камеру. Рвани она – и обломки корабля раскидало бы на милю вокруг. Когда Гребешков сообразил, чем бы это закончилось для «Миранды», он лишь вытер разом выступивший пот и с двойным усердием продолжил разграбление трофея.
Увы, Александр всем этим безобразием заниматься не мог. Хотя и стоило бы, конечно – отец не раз говорил ему, что офицер должен знать и уметь все, что только делается на корабле, в том числе руководить погрузкой и разгрузкой, знать, как цеплять грузы, понимать, сколько времени займет та или иная операция. Увы, все это сейчас было ему недоступно – мичман отходил от операции, и ощущения при этом были мерзопакостные.
