Назад в СССР 6 - Рафаэль Дамиров
— Ну, ты и Иуда! — скривился Погодин. — Под боком у друга с его же женой… Тьфу, гадость!
— Демьян сам виноват! — замахал руками Боря. — Его и дома, считай, никогда не было, одни деньги и фарца в голове. Совсем на купюрах помешался.
Ксения хоть и все ещё молчала, но теперь кивала на каждую фразу Бори, заливаясь краской все больше и больше.
— И на жену ему наплевать было, — продолжал вещать “Иуда” в наспех заправленной рубашке. — Да если бы не такой расклад, я бы ни в жизнь! Но не протянул бы их брак долго. Все равно бы развелись, точно говорю. А тут Дёмки не стало. Не убивал я его, правда…
— А кто тогда? — спросил я.
— Не знаю…
— Вспомни все, что в последнее время рассказывал тебе твой друг. Может, кто-то ему угрожал?
— Рассказывал, что данью его обложили непомерной. Кто — не знаю. И он собирался даже идти писать заявление в прокуратуру.
— А вот это уже интересно, — я вытащил блокнот и сделал пометку. — И когда он собирался это сделать?
— Да, вроде, сходил даже. Успел до своей смерти.
— Во как… Совсем интересно становится. Ладно, Боря. Я твой адресок сейчас запишу. В ближайшее время из города ни ногой. Можешь еще понадобиться. И под протокол, если надо будет, повторишь все это.
— Я теперь не подозреваемый? — робко улыбнулся Воробьев.
Но я не спешил его очень уж обнадеживать.
— От тебя все зависит. Если будешь стараться и еще что-то вспомнишь, вот телефон следователя Горохова. Позвонишь, скажешь, что есть информация для Петрова Андрея Григорьевича. Понял?
— Ага, — закивал Боря.
— И если любишь, — я кивнул на Гребешкову, — по шкафам не прячься. Будь мужиком…
***
В тот же день я отправился в городскую прокуратуру. Слова Бори Воробьева наводили на многие нехорошие мысли. Все сплелось в один клубок: милиция, прокуратура, незаконный бизнес. Для нашего “красного” и спокойного городка слияние системы с криминалом не характерно. Даже чуждо. Но маленький пакостный червячок глодал изнутри. И хоть мне пока не стоило нигде соваться по делам, нужно все самому проверить и удостовериться.
Кирпичное здание городской прокуратуры с массивным крыльцом и вросшими в него колоннами находилось в старой части города.
Когда-то, во время войны, здесь был эвакуационный госпиталь. Много смертей и боли повидали эти стены. А сейчас здесь царил надзор за исполнением советского законодательства. Тихий и холодный.
Я свободно прошел в здание и нашел нужный кабинет на втором этаже. Раньше здесь заседал Дубов, а теперь табличка гласила: “Старший следователь по особо важным делам Федорова Галина Владимировна”. Та самая Галя, что всегда с Дубовым на происшествия выезжала. Первый раз я ее увидел, когда только попал сюда и в хирургию загремел с ножевым ранением, полученным от валютчиков. Она тогда меня опрашивала.
Я постучал и приоткрыл дверь:
— Можно?
— А, Андрей Григорьевич, — улыбнулась Галина (нечасто она улыбалась, возможно, даже в первый раз я такое видел), — входи, конечно. Какими судьбами? Это что у тебя с головой?
— Ерунда, производственная травма. Завтра швы снимут – и буду, как новый рубль.
Галина в прокурорской форме сидела за массивным столом с приставным “аппендиксом” к нему в просторном кабинете с “дворянскими” окнами почти от пола и до потолка.
— А неплохое у тебя рабочее место, — я уже здесь был как-то раз, но все равно с интересом огляделся.
— Да сама еще никак не привыкну. Мне бы раза в три места поменьше хватило… Заняла должность Глеба Львовича, вот и посадили в его кабинет.
— Привыкай, по статусу положено… Слушай, Галя, я что пришел-то. Тут фарцовщика одного молодого убили. Гребешкова, — я положил фотографию Демьяна на стол (мне ее принес Погодин).
— Знаю, — кивнула та. — Дело у следователя Горина. С каких пор ты банальной поножовщиной занимаешься? Вы же межведомственная спецгруппа.
— Да я вот, что нарыл… Только между нами, лады? Гребешков этот, говорят, мзду платил ментам местным за бизнес свой незаконный.
— Ого, — нахмурилась Галя. — Андрей, ты нашел кому рассказывать. Ты же понимаешь, что по закону я должна рапорт написать и зарегистрировать его, как сообщение о преступлении.
— Ну мы же договорились, что между нами. Да и не докажешь сейчас ничего. Но самое главное, ты дальше дослушай. Тут еще и ваши завязаны. Скорее всего.
— Как – наши? — Галя аж дышать перестала.
— Есть сведения, что Гребешков, не выдержав оброка, направился в прокуратуру заявление писать. Но что-то ни по каким сводкам я не помню, чтобы громкое коррупционое дело с фигурантами из числа работников милиции возбудили. Стало быть, ваши дело это замяли. Из своих соображений
— Не может быть… Думаешь, у нас крыса?
— Не знаю. Но сама подумай. Гребешков написал заяву, а после его пришили. А самой заявы нет и она официально нигде не зарегистрирована. Странно?
— Ну, да… Дело скверное.
— К кому из ваших мог обращаться Гребешков?
— Понятия не имею.
Она постучала карандашиком по столу, размышляя, как тут можно что-то вычислить. Раздался стук, а за ним голос из-за приоткрытой двери:
— Разрешите, Галина Владимировна?
— Входи, Горин, — ответила Галя. – На ловца и зверь.
В кабинет юркнул молодой паренек в прокурорской форме:
— Вот, результаты СПЭК пришли.
Он положил кипу бумаг на стол и, заметив на столе фотокарточку Гребешкова, воскликнул:
— О, это же тот, кого недавно прирезали. Дело как раз у меня сейчас. Все глухо пока. Подозреваемых нет. Кстати, Галина Владимировна. Не знаете случайно, зачем убитый Гребешков к Дубову приходил? Два раза…
Глава 11
От сказанного я буквально раскрыл рот, но быстро взял себя в руки и стал наблюдать за реакцией Гали. Та, похоже, была ошарашена не меньше моего. Озадаченно моргала и теребила пуговицу на форменном кителе. Наконец, едва заметно повела плечами, выпрямила спину – собралась.
— Горин, — хлопнула она по столу, — ты ничего не путаешь?
— Нет, конечно, он приходил незадолго до своей смерти в прокуратуру. Вот только когда точно — не помню. А
