Помнить имя свое - Анастасия Смышляева
— Да не бесплатно же, ну! — старик протянул промысловикам купюру.
— Возили мы уже одного! Так пропал, говорят! Такой же пенсионер, как и ты! Нафига туда вообще шляться!
— А докуда вы его возили?
— На Собачьей губе высадили.
Георгий помолчал, подумал и сказал, повернувшись к своему внуку:
— Я не ходил теми тропами… Не… Мы по заказнику пойдем… От Мотки.
Коля, естественно, ничего не ответил. Потому что он и понятия не имел, о чем шла речь.
— Ну че, брат, подвезете? — старик выжидающе поглядел на мужика.
— Вам что, там маслом намазано? Или другана своего пойдете искать?
— Да че ты заладил, зачем да зачем! — стал нервничать путник и протянул рыбаку еще одну плотно сложенную купюру, вынутую из нагрудного кармана. М-да, дешевле, чем на катере, не выходило…
— Ай! — махнул рукой тот, однако купюру не взял. — Залазьте, ща поедем.
Через десять минут мелкие холодные брызги уже падали на капюшон темно-синей молодежной ветровки. Коля всматривался в рассекаемую мотором воду и пытался угадать ее глубину. Лодка стремилась вдаль, все больше углубляясь в туманный омут, нашептывающий путникам небывалые байки. А огромные валуны выглядывали из-под краешка своего одеяла, дабы проследить за своими нежданными гостями.
— А тот, кого вы везли с неделю назад, рассказывал что-нибудь про свой поход? — спросил Георгий, перекрикивая шум мотора.
— Ни слова не обронил! — ответил один из рыбаков.
Когда лодка причалила максимально близко к берегу губы Мотки, двое сошли на сушу. Старик с трудом закинул на плечи неудобный рюкзак.
— Давай поменяемся, — предложил Коля.
— Ты уверен?
Тот утвердительно кивнул головой, но после того, как на его спине повис набитый баул, пожалел о своем решении. «Как до сих пор с такими ходят?» — подумал он. И оба направились вперед. Перед ними возвышалась большая деревянная арка с надписью «Сейдъявврь», а вглубь сырого заповедника вела выложенная из досок удобная тропинка. Даже ноги не надо было пачкать.
Коля шел, чувствуя, как в его поясницу что-то настойчиво упиралось, а моросящий дождик окроплял ему лоб. Парень зачем-то обернулся назад и увидел ржавый стенд с корявой надписью «Счастья! Добра!», увенчанной уродливым смайликом. Выглядело скорее жутко, чем оптимистично. Для входящих в заказник лучше было не оглядываться, ибо тут же схлопочешь смачную пощечину иронии.
Путники шагали по мосткам, и все вокруг выглядело крайне безобидным. Столики с навесами, места для отдыха… И деревья здесь вроде как были гуще. Самое то для шашлычков. Но вскоре начался участок коварного болота. Оно пыталось скрыться под холстом неустойчивой почвы, покрытым акварелью ранней осени. Неподалеку возвышались все те же бдительные сопки, наблюдающие за передвижением непрошеных гостей. На их каменную броню природа нанесла неуверенные мазки увядающей зелени. Туристы прошли довольно приличное расстояние, пока не достигли серьезного препятствия.
— Надо как-то обойти домик егерей… — пробасил Георгий. — М-да, надо было по-другому начать…
Оставалось надеяться на случай, потому что на этом участке пути каждая мелочь была видна как на ладони. А у наших нелегалов возникли бы проблемы при незапланированной встрече.
— Пошли тихо, как ни в чем не бывало… — прошептал старик, вызвав этим у внука непроизвольный смешок.
Однако окна в небольшом деревянном домике были занавешены, а дверь, похоже, наглухо заперта.
— Как так? Охраны нет на месте… — довольно прошептал дед. — Главное — по пути не нарваться…
По сути, Георгий и Коля уже находились непосредственно около самого таинственного водоема Кольского полуострова. Они шли вдоль правого берега реки Седъяврйок и наблюдали за ее бурным течением. Многие туристы пересекали этот водоем вброд, дабы не переходить его по неустойчивому кривому бревну. На той стороне раскрывались все красоты величественного Сейдозера. И деду, например, было совсем невдомек: почему не проложить через реку хороший устойчивый мост.
Но старику с внуком не нужно было переправляться на противоположный берег, по которому как раз таки и двигался Василий. Такой крюк, по всей видимости, он проделывал для того, чтобы миновать «контрольный пункт». Чтобы поравняться с Могильным островом, намного оптимальнее было двигаться по правой стороне.
Коля вдыхал прохладный «дикий» воздух, который облегчал его походные мытарства. Хотя какие здесь мытарства? Разве что неудобный, натирающий плечи рюкзак за спиной. Однако коренной житель «каменных джунглей» чувствовал себя крайне неловко и потерянно среди живой и таинственной природы, которая шептала на ухо пугающие сказки, неровно дыша в затылок.
Глава 12. Оядзь
От голода тело Василия сильно ослабело. Порой ему было сложно пошевелить даже пальцами. Глаза, которые были не в силах более наблюдать за мелькающим огромным силуэтом, закрывались. Мерзкая мучительница поила своего пленника каким-то вязким горьким варевом, приговаривая:
— Пей, родимый, а то помрешь раньше времени, и толку? Коленька пока не дошел… Да и Владычице ты еще не нужен…
Теплая жидкость обволакивала горло и растекалась приятным теплом по всему телу. Под действием неизвестного напитка старик мог вообразить, что он находится не в сыром и вонючем помещении, а в своей чистой и теплой постели. Он представлял, что рядом с ним сопит его Ленушка, грудь которой вздымается от глубоких вдохов, что за стенами его скромной избы, подогнув под себя копыта, отдыхают прекрасные олени. А когда действие зелья заканчивалось, Василий с тревогой поднимал отяжелевшие веки, и его глаза с напряжением вглядывались в окружающую темноту. В тот момент, когда они привыкали к полному отсутствию света, пленник осознавал, что с ним происходило. И тогда по его щекам медленно стекали слезы.
Хоть оленевод и осознавал, что чудовище не рискнет что-либо с ним сделать, это его нисколько не успокаивало. Он понимал, что, скорее всего, полностью потерял драгоценные часы и минуты, отпущенные ему на то, чтобы отсрочить свой приговор. Сколько времени пленник сидел на холодной земле? Он этого не знал.
Жаба никогда подолгу не оставалась в своем жилище. Она постоянно куда-то совершенно бесшумно исчезала. Но все то время, что мучительница крутилась рядом со своей жертвой, она очень много говорила, пользуясь теми моментами, когда Василий был в ясном сознании.
— Ты мне только одно скажи, Васька! На кой ты с Ленкой так поступил? Она ж тебя так любила, Васька! А ты ей в душу плюнул! Она ж тебя теперь ненавидит!
— Неправда, — чуть слышно отвечал старик. — Любовь всегда выше ненависти.
Существо расхохоталось:
— Чья б корова мычала! Сынка-то своего ты и знать не хочешь после того, как он в Москву умотал!
— Я все равно его люблю и жизнь свою за него отдаю…
— Ну сознайся, что в душе-то тебя злость съедает… Я же чувствую! Вот поэтому ты за
