Деньги пахнут кровью - Алекс Шу
— Ты ещё пошути тут, юморист, — нахмурилась женщина, — так и пойдешь хохмить обратно в свою квартиру.
— Виноват, постараюсь исправиться, — я вытянулся в струнку, поедая заведующую преданным взглядом.
— Шут гороховый, — ухмыльнулась начальница. — На мадам Грицацуеву я вовсе не похожа.
«О, она даже 12 стульев читала. Образованная торгашка».
— Нисколько, вы гораздо лучше, вылитая Нонна Мордюкова, — не могу удержаться я. И получаю незаметный, но очень болезненный пинок по ноге от разозленной Зинки, стоящей сзади. Больно, зараза. С трудом сохраняю невозмутимое лицо, начавшее кривиться в страдальческой гримасе.
— Ладно, давай перейдем к делу, — начальница пропустила мой «комплимент» мимо ушей. — Язык у тебя подвешен, вижу. Ты пьешь?
— Нет. Завязал с концами.
— Хорошо. Вижу, что парень ты с биографией, — мадам бросает многозначительный взгляд на мои татуированные пальцы. — Думаю понимаешь, обо всём, что тут происходит, трепаться не следует.
— Понимаю. За это можете не переживать, Зина меня знает давно и подтвердит, что лишнего я не болтаю.
— Он, конечно, пошутить и потрепаться не дурак, но сроду никого никогда не сдавал, — горячо заверяет моя коренастая подруга, — на Мишку можно положиться.
— Замечательно, — заместительница директора, прищурившись, посмотрела на меня. — Придется целый день таскать различные вещи и продукты. Сможешь?
— Смогу, — хотел в очередной раз пошутить, но что-то внутри удержало от этого, — сил хватит.
— Хорошо, — повторяет женщина. — Значит так. Зарплата официальная у тебя будет — 120 рублей. Годится?
— Годится, — горестно вздохнул я.
— Но жить ты будешь не на неё, — выждав паузу, продолжила начальница. — К нам с черного хода приезжают клиенты. Некоторым из них нужно различные товары донести до машин. За каждую такую ходку тебе дополнительно заплатят покупатели. Так принято. Надеюсь, не нужно повторять, что трепаться об этом налево и направо не следует?
— Не нужно, — подтвердил я. — А сколько в месяц таких «чаевых» может выйти?
— В среднем, — задумалась женщина, — наши грузчики получают 500–700 «левых» рублей, ежемесячно. Может больше, а может и меньше, как получится. Месяц на месяц не приходится. Главное, не бухай и будь всегда готов работать. И тогда всё будет хорошо. Может, тогда и мы тебе ещё что-то подкинем дополнительно, если убедимся, что человек надежный.
— Еще спросить хочу. График работы, какой?
— С девяти до шести. Пять рабочих дней в неделю. С часу до двух перерыв. Ещё вопросы есть? — женщину уже начинает тяготить этот разговор.
— Нет.
— Тогда завтра начинай оформляться. Зина тебе поможет и подскажет к кому обратиться. А послезавтра уже выходи на работу.
* * *Домой я возвращался в приподнятом настроении. И даже провожавшая меня Зинка, закатившая на выходе из универмага нервную речь о недопустимости разговора в таком тоне с «самой Ольгой Ивановной», не смогла его испортить. Пообещал больше так не делать, чмокнул в щечку растерявшуюся девушку и неторопливо пошёл домой, наслаждаясь теплой солнечной погодой.
И только увидев, оживившихся при моем приближении старушек сразу понял, что-то произошло. Пожилая соседка, возбужденно беседовавшая с престарелыми девушками, заметила меня и засеменила навстречу изо всех своих старческих сил.
— Мишка, там отчим твой взбесился. Лена у него водку хотела отнять, так он её кулаками и ногами бить начал, а потом за нож схватился. Она еле убежала от него, и закрылась в своей комнате. Я хотела в милицию позвонить, этот ирод только что на меня набросился, пришлось на улицу убегать. Уже собралась с автомата звонить, вижу, ты идешь, — взволнованно зачастила старушка, — а до этого Пашка Танькиного мужа с ножом гонял, тот тоже в комнате спрятался.
«Вот же млять, повезло начать новую жизнь в таком гадюшнике, среди маргиналов. Одни проблемы, пожить спокойно не дадут, мать вашу», — мысленно ругаюсь я. Но делать нечего, придется успокаивать алкаша.
— Веди, Петровна, — бодро командую я, — будем порядок наводить.
— Вот молодец, — повеселела старушка. — А, может, милицию всё-таки вызовем? Он же совсем невменяемый. Литр водки в себя влил, не меньше. Глаза оловянные, морда зверская, в руке нож.
— Идем, — беру старушку под руку, — попробуем без милиции обойтись.
Вообще-то по уму надо всё-таки милицию вызвать. Самому в разборки с алкашом лучше не лезть. Останавливают два обстоятельства. Первое — не люблю лишний раз общаться с работниками правоохранительных органов. Я — судимый, Паша, похоже, тоже. Хрен их знает, что милиционерам в голову взбредет. Привлекать к себе их внимание не хочется.
Второе и самое важное обстоятельство — если вызову ментов, в будущем будут серьезные проблемы. Во-первых, об этом быстро узнают все окружающие. Местный телеграф в лице бабушек-сплетниц работает оперативно. А у меня ещё на носу встреча с отмороженными дружками — урками. После такого они сто процентов заявят, что я ссучился. И не только они. Как я понял, у бывшего хозяина тела много знакомств и связей среди блатных. Какие ещё будут последствия сдачи ментам отчима, даже предсказать трудно. Ясно одно — они обязательно наступят и, скорее всего, очень трагичные для меня. Поэтому, нафиг, нафиг, сам справлюсь.
Поднимаемся с Петровной в квартиру. У знакомой двери, прикладываю палец к губам, прося бабулю молчать. Она понятливо кивает. Прижимаюсь к дерматиновой поверхности и прислушиваюсь. Никаких звуков. Вставляю ключ в дверь, и осторожно поворачиваю на пару оборотов. Замок громко клацает, выдавая меня с головой. По-прежнему, никаких шумов не слышу.
Открываю дверь. В коридоре никого. Кроме валяющейся табуретки. Беру её в руку и осторожно заглядываю на кухню. Там настоящий разгром. Осколки тарелок, лужа, вытекшая из опрокинутой и чудом не разбившейся вазы, разбросанные мочалки, размазанная по полу гречка и капли майонеза. Такое впечатление, что тут пировало стадо свиней.
Отчим сидит у стола, привалившись к стенке, глаза прикрыты. Рядом стакан и полупустая бутылка «Пшеничной». Как всегда, «папаша» в серой от грязи майке и поношенных трениках. Внезапно Пашка открывает глаза и
