Звенья одной цепи - Юрий Артемьев
Но я-то знал, что главные разговоры с хозяином дома ещё впереди. По его лицу трудно было понять эмоции. Покер-фейс у него что надо… Но по глазам было видно, что смерть брата он воспринял тяжело и сейчас вся его грусть глубоко внутри него.
Когда я понял, что трудный день наконец-то закончился, и в этом доме мне не угрожает никакой опасности, то сразу почувствовал усталость. Причём прочувствовал каждой мышцей своего тела всю усталость всего прошедшего дня. Всю и сразу…
Видимо, заметив это, Станко что-то сказал Дарке, и она жестами поманив меня за собой, привела в какую-то комнату в конце недлинного коридора… Там, в этой небольшой комнатушке обнаружилась пара кроватей, на одной из которых я и примостился, скинув с себя верхнюю одежду…
Ночь с 30 на 31 июля. 1974 годСФРЮ. Орлек.
Проснулся я глубокой ночью. Темнота, тишина, незнакомая комната… и жгучее желание облегчиться…
На соседней койке сопел Ацо. Я встал, натянул свои ботинки, и на всякий случай завязал шнурки. Хрен его знает… Упасть в темноте, в незнакомом доме, наступив на развязанный шнурок, это значит устроить «большой бада-бум» на всю округу и разбудить всех местных обитателей.
Хорошо ещё, что в коридоре был слабый свет, проникающий с улицы через открытую дверь. Так что тут споткнуться и навернуться мне уже не грозит…
Выйдя на крыльцо, я обнаружил хозяина дома. Он сидел на деревянной скамейке под навесом из вьющихся растений. Сизый дымок поднимался в тёмное небо от его сигареты…
— Шта радиш? (серб. Ты чего?)
Ну а сам не догадываешься? С какого икса люди подрываются среди ночи…
— Туалет.
— Тамо у углу. — махнул он рукой.
И действительно в том направлении оказался вполне понятный «домик неизвестного архитектора». Точно такой же, каким мне приходилось пользоваться и в России, и в Болгарии, и в цивилизованной Прибалтике. Так что инструкция с переводом на русский язык по применению и использованию мне не понадобилась.
Помыв руки под тонкой струйкой рукомойника, я вернулся к дому.
— Что тебе сказал Мирко? — на вполне понятном мне русском языке спросил Станко.
— Почти ничего не говорил. Сказал только, чтобы я запомнил «Орлек» и «Станко Илич». А ещё… Сказал, чтобы я позаботился о его сыне.
— Ацо рассказал как всё было. Ты — молодец. Я не понял только, почему он теперь перестал быть немым. Он ведь за всю жизнь ни слова не сказал.
— Он был в машине, когда убили Мирко. Он смотрел глаза в глаза мёртвому отцу и повторял: «Тата, тата…» Ну а я забрал пистолет у Богомира и убил нападавших…
— Пистолет где?
— В сумке. Там ещё деньги и документы. Она в комнате. Я сейчас принесу…
— Не надо. Потом…
Станко прикурил от своего же окурка новую сигарету и глубоко затянулся…
— Ты знаешь, кто были те, что напали на вас?
— Мирко сказал, что это люди Изетбеговича его нашли.
— Ясно… А он сказал тебе, для чего вы сюда ехали?
— В подробностях… Нет. Сказал, что я всё узнаю позже.
— Угу…
Станко Илич курил. Я сидел рядом молча…
— Я должен был переправить тебя в Италию. Это не так сложно. Югославы часто ездят в Италию подрабатывать… А ты должен был изображать моего немого племянника.
— Теперь что-то изменилось из-за гибели Мирко?
Затянувшись ароматным дымом, Станко ответил:
— Нет. Всё так же будет. Только я не знаю, как быть с Ацо… Если его станут искать, то найдут и здесь. А у меня семья… девочки… Если бы ты не убил тех троих…
— То они убили бы нас. Они убили твоего брата с помощью грузовика. А когда шли к нашей машине у них был обрез ружья и два пистолета. Если ты боишься неприятностей для своей семьи, то переправь нас с Ацо вместе…
— Документы есть только на одного… И там… — он махнул рукой куда-то в сторону юга. — Ждут только одного… Ты же в курсе, куда тебя повезут дальше?
— Я знаю только конечную точку. Подробности маршрута до меня не доводили.
— Понятно…
— А мне не понятно… Ты испугался?
— Да. Ты русский. Ты не можешь знать что у нас тут творится. Когда сосед тебе улыбается, а случись чего… Придёт и будет резать твоих детей.
— Я это прекрасно понимаю… И даже знаю, что лет через десять-пятнадцать так и будет. И больше всех достанется именно сербам. Так что, если ты беспокоишься за будущее своей семьи, то тебе лучше уехать отсюда.
— Куда я уеду? У меня тут дом, семья, работа…
— Когда тебя вышвырнут с работы…
— За что?
— За то, что ты — серб.
— …
— А потом в твой дом придут чужие люди… Или твои «добрые» соседи… Убьют тебя… Но перед смертью ты увидишь, как они изнасилуют твоих дочерей и жену…
— Не смей такое говорить!
— Извини! Я твоей семье зла не желаю…
— Ты прав, Саша! Ты прав, как тот русский…
— Какой русский?
— Когда была та война, мне было семь лет. А Мирко было десять. Тут были немцы и усташи… Когда пришли немцы, мне было интересно. У них была красивая форма и много оружия. Они угощали шоколадом. Мирко не брал у них ничего… Он украл карабин и ушел к партизанам. А я был маленький. Мне нравились немцы.
Станко отбросил в сторону сигаретный окурок, который дотлел до конца и обжог ему пальцы.
— Когда хорваты… усташи убивали наших родителей, меня не было дома. Я был на окраине. Там, где были немецкие пушки. Прибежал соседский парень… хорват… Он показал на меня пальцем и сказал всем, что я серб, и меня тоже надо убить, как и мою мать. Я его ударил, а остальные побили меня. Я тогда не понял, откуда появился Мирко. Он избил этих мальчишек и увёл