Иннокентий (СИ) - Ал Коруд
Он показал руками 3D фигуру и засмеялся. Петька — парень простой, но душевный.
— Спасибо, Петя, подумаю.
— Думай, люди там ох как нужны!
Иннокентий вылез из огромного грузовика и двинул к фотосалону наискось, срезая пустырь. Вот как так получается, что в Советском Союзе всегда не хватает людей? Слишком много замыслов или людей мало? Хотя если вспомнить Москву, то там пихаться в метро некуда, а на стройки работяг с южных стран завозят. Видимо, и здесь причина в этом же. Ну а как же тогда плановая экономика? Самая эффективная и дальновидная? Забираться в дебри социалистической политэкономии Кеша желал и засунул руку в карман спецовки. На месте пленочки!
Фотосалон официально уже не работал, в воскресенье закрывался в семнадцать часов. Но Васечкину открыли. Петрович махнул вглубь лаборатории:
— Мне некогда, сам все настрой! Чайник знаешь где.
Васечкин неспешно разделся и поставил чайник. Не только для доведения нужной температуры. Хотелось немного перекусить, он сегодня не обедал толком. А молодое тело требовало жрачки и возмещения потерянного ночью белка. Ежмен меть, может, и в самом деле заявиться к Лариске? Сегодня воскресенье, столовые закрыты, кафе сейчас закроются. В ресторане дорого. Даже продуктовые магазины, кроме дежурных работают до девятнадцати. Ни ночных супермаркетов, ни доставок готовой еды. Никакого сервиса!
Кеша еще раз кинул взгляд на часы. Странно, что такие хорошие у Васечкина прошлого остались. Память подсказывала, что это подарок отца. Тот как уехал на заработки, так и не вернулся. Пожалуй, Кеше советскому повезло в жизни еще меньше. Мамка умерла, дом, пока он был в армии, переписала на себя родная тетка. Типа ты в городе и так выкарабкаешься. Родственнички называется! Так что теперь у него ни кола, ни двора. И ничто его в родном городишке не задерживает. Стрелка часов скакнула вперед.
«Болван! Вынимай!»
Хорошо, что вместо воды у Петровича поставлен стоп-раствор, это исключало перепроявку.
«Сейчас в фиксаж и через восемь минут можно промывать».
В этот раз в сушильном шкафу был включен вентилятор и через полчаса, проведенного за чаем, Иннокентий аккуратно нарезал пленку. Не зря он провозился со сломанным электроприбором намедни.
Открылась дверь в съемочный зал, послышались возбужденные женские голоса, затем в комнатке отдыха появилась сутулая фигура Фрол Никодимыча.
— Где твоя комсомолка?
— Сохнет.
В проеме возникла лысая голова Германа, ехидно заметившего:
— А наши уже обтекли.
Старики-разбойники гнусно заржали. Фрол негодующе воззрился на чашку с чаем и выставил на стол бутылку коньяка.
— Тебе не предлагаю, спортсмен. Мартын?
— Только по одной. Надо еще глянуть на художества молодого дарования и решить насущный вопрос.
— Окончательно и бесповоротно!
— Кеша, я тебе там бумагу отложил «Бромпортрет» 18 на 24. Печатай на нее.
В этот раз работалось быстрее. Нарезав на специальном резаке один лист фотобумаги на пробники, Иннокентий неспешно приступил к работе. И только сейчас заметил неравномерный засвет кадра. Пришлось опускать тубус и крутить ручку, к которой крепилась лампа. Затем он полез проверять отверстие, куда вставлялось матовое стекло. Шайзе, у них вместо него какая-то калька. То-то так темно. Длинная выдержка вела к падению контраста, вспомнилось ему внезапно. Так для того они и подогревают проявитель до двадцати двух градусов! Вот шаманы!
Бумага «Бромпортрет» и в самом деле давала тепло-коричневый тон, отлично подходящий к портрету, снятому при мягком дневном освещении. Из-за низкой чувствительности пленки Васечкин фотографировал на «открытой дырке». То есть открывал диафрагму полностью. На портретнике это давало изумительный эффект размытого заднего плана и даже блюрило часть снятого крупно Настиного личика. Это придавало картинке некоей сказочности.
— Хороша комсомолка! Умеешь ты впечатлять девок! — послышались позади голоса. — Ну-ка дай-ка!
Иннокентий не успел пикнуть, как отпечатанная пленка исчезла в лапах Фрола.
— Эй!
— Спокойно! Я Склифосовский.
Охренеть сколько этой шутке лет! Васечкин беспомощно оглянулся.
— А он не испортит?
— Не ссы. Пошли вторую печатать.
Кабинок в лаборатории было несколько. В двух стояли мастодонты «Беларуси», третья использовалась для печати контактным способом. То есть один к одному с плоского негатива. На стеклянный матовый квадрат клались рамки с нужными размерами и плоские пленочные негативы, сверху бумага, нажималась кнопка реле и готово! Таким образом обычно печатались документы, что снимались на громоздкие студийные камеры ФКП 18 на 24.
Иннокентий как раз заканчивал сушку отпечатков. Откинув пробные кадры, вышло почти половина столистовой пачки. Он бы себе такие траты позволить не мог. Интересно, сколько на самом деле зарабатывают эти хитрожопые старички-затейники?
— Поберегись!
Фрол Никодимыч положил на холст глянцевателя огромный лист бумаги.
— Ничего себе! — ахнул Кеша.
— Смотрится, да? — усмехнулся довольный произведенным эффектом фотограф. — Хороший портрет получился. Узнаю рисунок оптики.
— Так это дедовский фотик!
— Тот самый Контакс, — вздохнул Никодимыч. — Ты молоток, парень. Уважаю.
После они сидели в бытовке, неспешно комментируя портреты девушки. Критика была деловитой, с конкретикой. Кеша был само внимание, разумея, что сейчас получает мастер-класс от настоящих профи. Это не инфоцыгане из будущего или безграмотные коучи. Тут каждое слово важно!
— Вот тот портрет я бы даже выставил в наше окно. Пора освежить его.
— А почему не этот?
— Ну, ты посмотри на её взгляд! Васечкин, уже вас же было после этого?
— Да, — неожиданно покраснел Иннокентий. Он не выдержал напора стариков и немного выпил.
— Хороша, наверное, в постели девка? — заговорщицки потер руки Фрол.
— Чудо как хороша! — поддержал игру Кеша.
Все засмеялись, затем старики-разбойники посерьёзнели.
— Иннокентий, — начал торжественно Фрол Никодимыч, — перестань маяться дурью и закапывать свой талант в отходы ЖЭКа. Он тебе от деда достался. Светлой души был человек. Сколько он передал областному архиву своих снимков. Благодаря ему записывалась история.
Иннокентий ничего не понимал, и Петрович заметил:
— Дед у тебя всю жизнь нештатным корреспондентом служил. Неуемный человек, настоящий коммунист. Не то что мы. И в городскую газету пописывал и в областную прессу. И фотографии посылал. Он весь наш район, да и соседские оползал.
— Вот и я, о чем! Ради его памяти и нашей былой дружбы, послушай нас хорошенько, Васечкин молодой. Я уже устал, оставить свое дело не на кого. Терлись тут разные… — Фрол махнул рукой. — Мысли только о деньгах! А фотографируют хреново, без души. Я же твои снимки видел. Работать есть с чем. И руки у тебя не кривые, чему-то уже обучен.
— Фрол, ты, как всегда, тянешь до последнего. Кеша, у нас одно место фотографа свободно. Но сразу предупреждаю — придется частенько ездить за город. Тяжело, но зато деньгами обижен не будешь. С директором
