Точка Лагранжа - Борис Борисович Батыршин
— Майкл Стражински. — прокомментировал Евгений Петрович. — когда бабенко и Опиньяк стали расставлять возле «обруча» камеры — собственно, это и было главной целью вылазки — он стал освобождать от крепёжных талей блок аккумуляторных батарей, которые предполагалось оставить там, чтобы запитывать с них и камеры и прочее оборудование. А дальше… да вот, сами смотрите…
Рука рывком сместилась — изображение было скверным. Потом она снова возникла, и Дима различил стропу, зажатую в толстых пальцах перчатки скафандра. На конце стропы висел массивный карабин с защёлкой.
— Вот, сейчас… — сказал И.О.О.
Рука со стропой немного сместилась, открывая угол багажника лунного багги, но тут изображение на неуловимый миг ярко вспыхнуло — и исчезло, сменившись каскадом помех.
— Это, собственно, всё. — Евгений Петрович отложил пульт. — Трансляция шла по радиочастотному каналу в купол, поэтому мы и имеем эти записи. То, что было на магнитной плёнке устройства, смонтированного на лунном багги — видеозаписи, данные телеметрии, всё вообще — уничтожено мощным электромагнитным импульсом. Он был такой силы, что его зафиксировали даже на орбите — орбитальный модуль «Аполлона-22» как раз пролетал над районом прилунения, и датчики были нацелены на кратер.
— А как аппаратура в куполе и посадочных модулях? — негромко осведомился инженер.
— рыл общий сбой, но система защиты сработала штатно. Системы, особенно те, что завязаны на бортовые компьютеры, зависли, но дальше сработала программа автоматического перезапуска. Не на сто процентов, правда, кое-что пришлось перезапускать вручную, но наши ребята были к этому готовы.
— Нештатная ситуация «237-дельта»… -кивнул И.О.О. — как же, помню. Сейчас в НАСА работают над новыми защитными экранами для аппаратуры купола — если мы собираемся и дальше работать со «звёздным обручем», то следует приготовиться к тому, что подобные ситуации могут повторяться.
Вспышка перед отключением камеры — это «обруч»? — спросил Геннадий Борисович.
— Вероятнее всего. Стражински, как вы могли наблюдать, стоял к нему спиной. Он говорит, что была ослепительная вспышка, а потом, мгновением позже, задрожала почва под ногами. Звуков там, сами понимаете, на Луне нет, а то, полагаю, грохот стоял бы преизрядный… В общем, когда он обернулся, место расположения «обруча» действительно было затянуто пылью, но контур его Майкл разглядел — и успел заметить, как внутри него гаснут лиловые… он назвал это блямбы или кляксы. Наши специалисты полагают, что он стал свидетелем затухания «горизонта событий».
— И Бабенко с французом туда втянуло… — медленно произнёс инженер.
— Вероятно. Когда Стражински подошёл к «обручу, то не нашёл никаких их следов — всё было засыпано пылью. Позже, во время спасательной операции, обыскали все окрестности –ничего. Так что, увы, другого объяснения у нас нет.
— Ясно… инженер выбил костяшками пальцев на столешнице короткую дробь. — А вы что скажете, Ветров?
Дима встрепенулся.
— Ну... вероятно, в инопланетном устройстве ещё сохранялись остатки энергии, подобно тому, что выкопали в пустыне Гоби. — сказал он. — Наши как-то сумели привести его в действие — и угодили в «горизонт событий». Вероятно — ненамеренно, как те олгой-хорхои, электрические черви, что повылезали из гобийского «звёздного обруча», только в противоположном, если можно так выразиться, направлении — с Земли на чужую планету.
— То есть вы предполагаете… — И.О.О. удивлённо вздёрнул брось, отчего и вправду сделался похож на актёра Смоктуновского, — вы допускаете, что Бабенко и Опиньяк о сих пор живы, только находятся на другой планете?
— Да, и в другой звёздной системе. — подтвердил Дима. — Если Ефремов ничего не напутал, то его олгой-хорхой вполне мог дышать земным воздухом, а значит, и наши там хотя бы не задохнутся, когда закончится воздух в баллонах их скафандров. Планет же с кислородной атмосферой в Солнечной системе нет, значит, вывод очевиден: если эти двое и живы, то сейчас они во многих световых годах от Земли. Если, конечно, оба «обруча» замкнуты на одну и ту же планету, что тоже далеко не факт…
— Что ж, толково. — Евгений Петрович кивнул. — Эксперты, что в НАСА, что в нашем ИКИ пришли к тем же выводам. Правда, пока не очень ясно, что из них следует — но это, как вы понимаете, не нам решать. Перед нами сейчас несколько иной вопрос: возможно, не столь драматический, но весьма важный. Не думали, Ветров, что из того, что вы сейчас услышали, стоит рассказывать нашим «юниорам» — и в каком виде это лучше сделать?
— Вы полагаете, это необходимо? — спросил инженер. И.О.О. пожал плечами. Дима замер, ожидая ответа.
— Всё равно в ближайшее время информация просочится в газеты — сначала в Штатах и Европе, а самое большее, через три-четыре дня сообщения появятся и у нас. Политика Проекта — максимальная открытость, и скрывать, замалчивать неудачи никто не собирается, тем более, что это в наших условиях нереально. Так что я бы советовал всё рассказать ребятам, пока хотя бы и неофициально. Они сами так или иначе все узнают, а так — у них появится чувство причастности к серьёзным, взрослым, если хотите, делам — особенно, когда они осознают, что получили эту информацию раньше большинства прочих обитателей нашей планеты. Невредно, кстати, взять с «юниоров» слово, что пока обо всём не будет объявлено официально, они станут молчать.
Геннадий Петрович скептически хмыкнул.
— Не скажу, что я в них не верю, но… думаете, выдержат?
— Вот и посмотрим. Хотя — нет, не думаю, конечно, но это тоже в некотором роде, элемент причастности. Пора уже нашим подопечным привыкать к тому, что они пользуются особым доверием и им доступны особые источники информации. Кстати, сыну своему тоже можете рассказать, беды в этом не будет…
— Ладно, считайте, вы меня убедили. — Инженер встал и прошёлся по аудитории. — Как будем… знакомить?
У И.О.О. и на это был готов ответ.
— Пусть кураторы, начиная, хотя бы с вас, Ветров, организуют для каждой группы в отдельности просмотр этой записи — с соответствующими комментариями, разумеется. И проследите, чтобы дискуссии, которые после этого неизбежно возникнут, были записаны на плёнку — всё, до последнего слова.
