Восхождение язычника 3 (СИ) - Шимохин Дмитрий

Первый, кого я встретил там, был Говша, который сидел на пеньке и что-то вырезал из дерева.

— Говша, — окликнул я его с улыбкой.

— О, Яромир пожаловал, Рознег сказывал, что ты вернулся, да не один, на ладье со своими людьми, — хмыкнул старый воин, поднимаясь с пенька.

Я же подошел к нему поближе и поклонился в ноги.

— Говша, благодарю тебя за науку, что ты мне дал, не раз она мне пригодилась в чужих краях и не раз жизнь спасла.

— Да будя, — и он польщенно махнул рукой, — ты и без меня многое умел. Хорошо тебя отец с топором да щитом выучил, — хмыкнул Говша.

Я же, не удержавшись, обнял Говшу и приподнял над землей.

— Пусти, стервец, пусти, — с улыбкой отбивался он от меня. — У, кабан, — произнес Говша со смешком, когда я его отпустил.

— Говша, как тебе тут, не скучаешь по морю-то? — поинтересовался я.

— Скучаю, конечно, — признался он, — но я же рыбачу здесь возле бережка, а что хотел-то?

— Рознег же рассказал тебе о делах моих?

— Сказывал, конечно, — кивнул он.

— У меня ладья сейчас есть, а скоро и драккар будет, и такой опытный мореход, как ты, мне очень нужен, пойдешь ко мне?

— Хм, — и Говша почесал затылок, — тут я тебе сразу-то и не отвечу. Думать надо, да и привык я уже здесь жить, — с какой-то затаенной болью произнес Говша.

— Я понимаю, подумай, — кивнул я.

Расслышав шаркающую походку, мы с Говшей одновременно повернули головы, и из-за амбара вывернул Рознег.

— О, явился уже, то-то я слышал знакомый голос, — произнес он. — Это хорошо. Говша, вели Мирославе питье принести.

И я направился вслед за родичем под его любимый навес.

Усевшись за столом, он долго меня разглядывал, прежде чем заговорить.

— Помнишь ли ты еще, что тебе Триглав поручил? — заговорил прадед, и тон его был весьма серьезен.

Я кивнул.

— Вот об этом и говорить буду. Прав был Триглав. Зажимать нас начали с разных сторон, Яромирушка.

— Случилось что? — не удержался я от вопроса.

— Случилось, внучок, случилось.

[1] Вараховица — каша из зелёной, недозрелой ржи в молочно-восковой спелости зерна. Называлась также «зелёной кашей».

Глава 12

— Так о чем ты толкуешь? — смотря на напряженного Рознега, спросил я.

Он глянул на меня, а после выдохнул и как будто враз постарел, плечи его сгорбились, а руки задрожали.

— Мешко, да будь он проклят, это князь полянский из Гдездовья, сын Земомысла. Я его отца еще помню, — и прадед вздохнул. — Если отец тихо правил, воевали мы с ним, бывало, а как иначе-то, то его сын, Мешко, вовсю развернулся и укрепился. Вот с ним сладу нет, то с лютичами схлестнётся, то с ободритами, то с нами. Даже с Оттоном дружбу водит и дань ему платит. Годин семь назад женился на Дубравке, дочери князя Болеслава[1], что Грозным прозвали. Так что этой женитьбой он укрепился, да и многих под свою руку привел. А пару годин назад крещение принял и стал поклоняться мертвому богу. За счет этого еще себе союзников нашел. Осмелел, курва, в итоге уже и за нас взялся, — прадед отвел взгляд и уставился в никуда.

В это мгновение появилась Мирослава, что поставила кувшин горячего взвара и кружки на стол и сразу удалилась, не став нам мешать.

Я же разлил взвар по кружкам и пригубил в ожидании, когда прадед вновь вернется к рассказу.

Спустя пару мгновений Рознег оттаял и, промочив горло, продолжил:

— В прошлой године замятня началась, из-за чего, я не скажу. То ли мы первыми пощупать полян решили, то ли они обиды какие вспомнили. Начали села, поселки и городки грабить да людей в полон уводить. В какой-то момент и Мешко объявился, сначала с малым войском, а потом и больше к нему людей присоединилось. Да и начал наши земли под себя забирать, села и городки данью обкладывать.

— А наши чего? — не удержался я от вопроса.

— Князь наш Ратибор не стерпел, да и собрал малую рать. И двинулся с Болеславом биться. Воев мало было у него, поспешил князь, — и прадед махнул рукой. — Сошлись они в битве, и погиб он в той сече. А сын его, Богуслав, ранен и пленен оказался. Из плена выкупили, жрецы Триглава расстарались, потрясли мощной, да и люд в Волине и Щецине помог. Теперича он стал князем, сейчас в Щецине засел кручиниться. Помимо князя Ратибора, много и других славных воев пало. И сейчас Мешко на захваченных у нас землях и городах храмы христианские ставит, а нашу веру гонит где только может, да и помогают ему в этом жрецы христианские, — грустно проговорил прадед, а после вновь приложился к кружке со взваром и продолжил: — Так и это еще не все, у соседей наших, у ободритов и лютичей, не лучше. У ободритов вовсю храмы христианские ставят и данью обкладывают. А князья саксонские и германские заставляют у себя в войсках служить. А ампиратор их, Оттон, запретил нашим торговцам у себя в землях торговать.

— Нашим — это нам, поморам? — решил уточнить я.

— Не-е, и ободритам, и лютичам тоже. Нам у них нельзя торговать, а сами у нас вовсю торгуют. Вот такие дела, Яромирушка, — и прадед развел руками.

— М-да, невесело, — протянул я.

— О то ж, — Рознег грустно улыбнулся и подергал себя за бороду.

— А почто тогда их торговцев не выгонят и тоже не запретят торговать с нами? — поинтересовался я.

— Гнева Оттона опасаются, да и торговля хоть таким образом идет. Мне, по крайней мере, так видится, я все же далек от этих дел, — задумчиво протянул прадед. — Так и пруссы нашу слабость увидели, шалят вовсю, озорничают да поселки грабят, — поделился еще одной напастью он.

— Не радует, — в тон родичу протянул я. — Только сейчас у меня ни сил, ни возможностей это изменить нет, — констатировал я.

— Так набирайся этих самых сил, никто не гонит покуда. Времечко-то еще есть, ты скажи, чем я могу тебе помочь, поручение Триглава-то выполнять надо. Да и сердце болит, что нашу землю чужаки топчут и храмы оскверняют, — еле слышно произнес Рознег.

— Люди нужны, а там потихоньку я сил и наберусь, — глядя в глаза прадеда, проговорил я.

— Будут. Люди то есть, кликну, понабегут к тебе послушать, что предложишь. Чем заманивать-то к себе будешь?

— Кров и пища, — произнес я.

И прадед хмыкнул на мои слова.

— Платить стану немного, по серебряной монете в месяц, да и доля в добыче будет. И броней, и оружием обеспечу, если надо будет. Человек тридцать или даже сорок, хватит пока, — закончил.

— А будет эта самая добыча? — с хитринкой поинтересовался Рознег.

— Будет, у тех же пруссов возьму или у торговцев Оттона, — оскалился я.

— Щедро, но сам понимаешь, что в основном молодые придут. Мало кто тебя знает, да и о твоей воинской удаче, — серьезно смотря мне в глаза, произнес прадед.

Я лишь кивнул и сделал глоток взвара.

— Скажу я о том, кому надобно. Понабегут так, что даже будет из кого выбрать, — поделился родич своими мыслями.

— Что еще нового произошло?

— Нового, так у нас каждый день новый, — хмыкнул дед. — Может, упомнишь, когда Горисвета вызволяли, вы с собой еще старика привезли?

— Ну? — я попытался вспомнить. И действительно, был странный старик. Хотя я его так бы не назвал.

— Так он вроде твоего Керона, не отсюда. И одарен тоже он. И с огнем и воздухом, землей и водой может, слабенько, правда, но все же. В основном он с вещами разное делать может. Вот мне горячий камень делает. И баню топить не надо, тепло там и хорошо, да и никакого дыма. Жаль, через десяток дней прахом осыпается. Да и Велерада с Деяном и Могутой кой-чему подучил, пуще прежнего комарье своими ветряками гонять могу, — и прадед рассмеялся.

Я же слушал и охреневал, по-другому это не выразить. Да и отец мне о том не сказывал, странно. Маг, здесь был маг, все это время, пока я бродил в Ромее. И который чему-то обучил родичей. М-да уж. А почему, собственно, и нет? Если я уже встречал попаданцев. Вон тот же Керон — отличный пример, да я и сам в какой-то мере. И про колдуна не стоит забывать. Так почему бы и магу не попасть к нам. Уже и попривыкнуть к этому стоит, а не удивляться каждый раз. Если попал один маг, то будут и другие, с которыми я могу встретиться, и встреча наша может быть весьма недобрая.