«Сварщик» с Юноны (СИ) - Трунов Сергей

Около шести часов утра Нас вынесло в открытый океан, мы повернули налево и поскольку пришвартоваться оказалось невозможно, встали на якорь в метрах трёх от берега.

Ерёма раскочегарил тлеющий в топке огонь, чтобы поднять давление пара в котле, который до сего времени поддерживался подогретым и занялся обязанностями бомбардира. Пушка шандарахнула холостым и если бы Резанов, бывший артиллерист не открыл бы рот, то я, пенёк, сейчас мотал бы головой как остальные пассажиры.

Звук пролетает примерно километр за три секунды, прииск где-то в пятнадцати километрах, значит около сорока пяти секунд добираться до них будет. Выждали на всякий пожарный минут пяток — нет ответа. Ну понятное дело, всё как всегда: «гладко было на бумаге, да забыли про овраги»! — оба мы с камергером полагались на идеальные условия, на полную тишину в природе то есть. А то, что тут, на побережье, практически постоянно ревет прибой нам как-то и не «в ум». Да и на прииске шума пусть и поменьше, но всё-равно хватает: и речка на перекатах «разговаривает», и ветер в скалах завывает…

Резанов места себе не находил. Мне тоже стремно в безвестности. Однако отчаиваться считаю глупым, да и в нашу «контору» нытиков не брали, сразу прикинул иные варианты связи с поселенцами. Поэтому поспешил успокоить и камергера:

«Погоди-погоди, Николай Петрович, меня тоже учили своих не бросать! А „голову посыпать пеплом“ — делу не поможет, гляди ещё как вариант: вооон там парочка вершин на берегу, — я поглядел на них, Резанов кивнул, — так вот, ежели к ним есть подход, то в следующее посещение прииска договоримся с ребятами о системе сигналов. Ну, скажем, столб там вкопать и тот же вымпел вешать, например синий — порядок, а красный — „Лёлик, всё пропало!“», — Резанов улыбнулся, чего я собственно и добивался чтобы отвлечь от бестолковых волнений. И, пока он не пристал с расспросами, сам пояснил:

«Это, Вашбродь, из фильма моего времени. А фильм это история из движущихся и разговаривающих картинок».

«Экие в Ваше время чудеса!» — покрутил головой Резанов.

Паровик размеренно пыхтел.

Пока мы так меж собой общались, повернули налево. Спустя сорок восемь минут по хронометру командора батель дошла до бухты подле нефтяного озера, куда судно осторожно завели. Хвостов уже наблатыкался маневрировать машиной, так что развернулись и стали под погрузку практически без матюгов и багров.

Судя по отметкам на боках скал подоспели как раз к дну отлива. Вход довольно узкий, но для батели легкопроходимый. А при некотором мастерстве и суда класса «Юноны» проскользнут. Разве что обломок скалы на дне повредит киль, ну так тогда крупным кораблям входить лучше в прилив. Внутри места тоже довольно. «Мария» на одном двигателе аккуратно маневрируя развернулась. Главное чтоб глубины позволили.

— Николай Александрович, а «Юнона» сюда зайдёт? — поинтересовался я у Хвостова, обвел бухту рукой.

— При нужном ветре зайдёт, — придирчиво оглядевшись выдал вердикт капитан нашего флагмана экспедиции.

— А под паровой машиной?

— Хм, — ухмыльнулся собеседник, — А как Вы, господин командор, считаете? Раз под парусом-то… Разве что разворачиваться придётся подтягиваясь якорями… Но нужно пробовать.

Высадили краснокожего проводника, которого щедро наградили. По очищенному проходу для пробы принесли десяток ведер нефти. Я прикинул, что для облегчения заправок хорошо бы поставить помпу, похожие на те, какие на судах экспедиции откачивали забортную воду из трюмов. Ручная пожарная помпа качать нефть отказалась, мы с Еремой додумались отчего, но сейчас исправить не время, поэтому тупо наносили горючки ведрами.

Здесь мы потратили полтора часа, но залили под пару тонн нефти во вчера специально сколоченный и просмоленный переселенцами еловый бак. Ерема все ещё топил пропитанными нефтью поленьями, но мы уже горячо обсудили устройство нефтяной горелки, впрочем, забегая вперед, дошли до Сан-Франциско без пополнения древесным топливом, а уже одно это окупает затраты на нефть.

«А вон там, на пике возле перевала неподалеку от прохода удачно встанет антена», — прицелился я.

Как это нередко случается в этих местах внезапно налетел шквал. В океане, за скальным створом бушевали нешуточные волны, сюда же, в бухту проникали только отголоски, в виде мерного покачивания. А ветер разбивался о скальный мешок вокруг бухты. За воздушными порывами хлынул ливень. Теперь поверхность океана забурлила от дождевых, почти тропических, струй.

Открытую корму накрыли ненужным сейчас парусом. По совету Савелия через командора Ерема так подпер полотнище, чтобы дистиллированная вода стекала в подставленные емкости: в открытом океане дождь единственный источник пресной воды, которую паровой мотор поглощает жадно.

Капли барабанят по тканевой крыше, в топке гудит пламя, пыхтит выходящий пар — люди почувствовали себя в тепле и уюте.

Однако забегая вперед: дойти одним днем всё-равно не успели, встали на якорь близ берега под прикрытием скалы и заночевали на «Марии».

Время в пути занять нечем, вот я и успел прикинуть как бы сгородить керосиновую лампу, набросал чертежик, сидя у борта. И что-то мне постоянно мешало, тянуло в кармане. Сунул руку и достал подобранный среди золотых самородков три дня назад необычно тяжелый минерал, брат-близнец поднятому поутру. И здесь наконец пришло в голову что он мне напоминает: это скорее всего галенит, сульфид свинца, кристаллы коего я применял для изготовления самодельного диода для детекторного приемника на заре своего увлечения радиолюбительством! Оба-на, на ловца и зверь бежит, радио!

Я вскочил и, в спешке от возбуждения наступая на ноги ворчащих со-пассажиров, кинулся за консультацией к Лангсдорфу:

— Григорий Иванович!

На переходе с прииска к Сан-Франциско Лангсдорф перебравший в своём кофре фотопластинки и классифицировав уже растения в гербарии и скромную коллекцию минералов, пробовал делать записи, но на болтающемся небольшом суденышке отбросил эту затею, не получилось у него. И поэтому сидел сейчас понурый, свесив голову и руки, но неизменный светописец прижал к себе.

И когда я протянул ему для обследования неизвестный минерал, обрадовался ему как манне небесной: глаза загорелись блеском исследователя, он повертел камень в руках, подковырнул отслоившуюся на сколе чешуйку — та отскочила, провел ногтем по блестящему серому кубику, пожевал губами, изрек:

— Ну что же, вряд ли сильно ошибусь Ваша Светлость Николай Петрович, если скажу, что это свинцовый блеск или галенит. Очень уж характерная руда. Из неё ещё древние римляне свинец извлекали. Он и по сию пору основной источник свинца. Так что примите поздравления. Сей минерал — соединение свинца и серы. И, скорее всего, нашли Вы его там же, где и золото, на россыпи, так? — он поднял испытующий взгляд на меня. Я утвердительно кивнул.

— Ничего удивительного, — продолжил, согласно кивнув учёный: — Полиметаллические руды часто сопутствуют золоту, являются спутниками золота. — На мои поднятые вопросительно брови он пояснил: — Полиметаллические это когда много разных металлов. Вот в частности с золотом частенько вместе встречаются соединения свинца как этот, — он провел заскорузлым, изъеденным кислотами пальцем экспериментатора по грани кубического кристалла моего минерала, — серебра, меди и некоторых других.

— Значит, это, Вы считаете, соединение свинца с серой… — проговорил я, думая о своём.

— Да, — протянул назад мою Находку натуралист, — Конечно, можно провести лабораторные исследования, Но скорее всего это так и есть. А зачем он вам?

— Видите ли Григорий Иванович, пока рано говорить, но есть у меня кое-какие мысли, кое-какие планы на этот минерал, Если это действительно тот, о котором вы говорите. Есть кое-какая на них надежда. И, в этой связи, покуда Я здесь скажите: у Вас проволока в вашем хозяйстве какая-нибудь есть?

— Что-то есть. Надо на «Юноне» смотреть, сейчас не упомню сколько. Там кое-какие исследования я делал — должны быть.