Алексей Федосов - Записки грибника #2
В закрытую на засов дверь, бухнули чем-то тяжелым, помянули всех чертей и меня до кучи. Ну, вот что за день такой — даже выпить спокойно не дают, но, кажется, догадываюсь, кто это может быть.
Среди моих знакомцев только у двоих был явный южнорусский говор. Да уж, не поминай нечистого всуе, он явится. Если Панас с Григорием здесь, то и Архип где-то поблизости.
— Здрав будь Федор, — Архип шагнул внутрь, остановился на пороге, снял шапку и перекрестился на красный угол.
— Заходи, — указал рукой на стол, — может, перекусишь с дороги?
— Благодарствую, — ответив на приглашение, он прошел и сел на лавку, положив рядом шапку.
Я поставил перед гостем миску, даскан, — Извини, что так мало, не ждал гостей. — Налил немного настойки в его посудину. Поднял свою, — С приездом.
Выпили, закусили, чем бог послал и после краткого молчания Архип спросил. Да такое что мне захотелось пойти и найти — кого убить и крови напиться…
— Слухи до меня дошли — походом на ляхов идти хочешь, так ли это?
— Вот народ, порты снять не успеешь… Да. А кто тебе сие молвил?
— Нашелся один…
— Блин, оборву ему все, что выше колен болтается.
Архип пригладил усы, хитро прищурился и спросил, — Возьмешь с собой?
— «Уходят прочь сомненья и печали — кто это сказал? А-а не важно… Покочевряжиться али не стоит…» решил, что не стоит. Крыша, имя и время для легализации нашего неформального воинского формирования, как раз подходящее. Надо только обговорить условия и закрепить грамотой. Так оно будет спокойней всем, мне в первую очередь.
Я кивком дал согласие и задал встречный вопрос, — А ежели испрошу об одной услуге…
— ?! — Архип приподнял бровь.
А меня вдруг заклинило, не мог правильно сформулировать просьбу, верней она была только в моей транскрипции. Мысленно плюнув и чертыхнувшись, изложил, как мог, — Как ты знаешь, у меня здесь живут стрельцы. Они охраняют деревню и нас всех здесь живущих, отгоняют чужаков и в случае чего могут дать отпор (Еще какой) Но вот беда, свою дружину могут иметь только бояре, да князья, простому пушкарю Никодиму…
Как отговорка для всех — стрельцы здесь живут у сродственников, якобы, но ежели найдется какой дотошный дьячишка… Нас с Никодимом взгреют так, что мало не покажется. Если надобность возникнет…
Архип, судя по всему, понял сразу, на его губах заиграла легкая улыбка и он, склонив голову набок, с любопытством вслушивался, во весь этот бред, какой я ему несу.
Под его молчаливое одобрение я залился соловьем, расписывая перспективы обоюдовыгодного сотрудничества. Он внимательно выслушал и заговорил, уточняя детали. И я был готов аплодировать за метаморфозы, что произошли на моих глазах. Из доброго дядюшки, пришедшего с протянутой рукой, превратился в расчетливого делягу. Для начала он прекратил улыбаться, исчезли морщинки вокруг глаз, а скулы стали более очерченными. Он еще какое-то время по — рассматривал меня в упор, потом сел прямо и, рисуя волнистые линии на столе, заговорил.
— Эх, Федор… Сразу видно, что не русский ты человек. Нашим-то оно всем известно — что по уложению о службе дворянской, кажный помещик с десяти дворов крестьянских, это сто четей землицы, должон выставить в поход одного холопа, конного. Сколько молвишь у тебя стрельцов?
— Два десятка… — И тихо добавил, — еще три придет. — Мое настроение начало скатываться к отметке, первая доза, запить горечь неудачи.
— Во сколько! — он поднял вверх указательный палец. — А у меня всего поместья и вотчины четыресто девяносто пять чети, крестьянских и бобыльских дворов пятьдесят. Значится, выставить на смотр государев могу, пятерых, конных на добрых меринах и оружных, с пищалями долгими. Токмо… Нету у меня ничего… Бобылям, что и рады бы со мной пойти, токмо пешими идтить придется, на службу кошевую, с рогатинами да топорами. И збруи для них никакой не найду, даже шишака завалящегося. Землицу мужики на себе пашут, ледящие меренцы не у всех есть…
Мое настроение рухнуло ниже плинтуса в стремлении закопаться еще глубже. Не успело. Видимо на моей роже отобразилась вся гамма разочарования от неудавшегося плана…
— да погодь ты, убиваться раньше времени. Ежели нас (это — Нас, мне очень понравилось) спрашать будет — кто мы и откуда, слово молвлю — что вы охочие людишки казацкие. Глядя на Грицко с Панасом, кажный так и удумает. Надобно будет людишкам, кои придут, казать, чтоб платье стрелецкое в поход не брали, как есть, в домашней одеже идти надобно.
«Дельная мысль и как это я сам до такого не до тумкал?»
— За науку спасибо тебе. — Разлил по маленькой и, решительно заткнув флягу пробкой, убрал с глаз долой, подальше от соблазна. Почему-то мне казалось, что сейчас нужна трезвая голова. И в неё пришел вопрос, вежливо постучался и попросил его озвучить, — Архип ты тут говорил — конь, конь добрый, а разве это… — И заткнулся под весело-задумчивым взглядом. Вот так между делом, спокойненько сдать себя, добавив еще один кирпичик в копилку непонятность, каковая у Архипа была наверняка, ежели он мне сразу выдал — кто я и что…
Снисходительным тоном мне была прочитана лекция — Боевые кони. Конь добрый, конь, мерин добрый, мерин, меринок и меринец отличаются друг от друга и весьма ощутимо. Бабай например, проходит по высшей категории для меринов. Ежели не был выхолощен, стал бы высшего сорта. В распределении по рангам принимается во внимание все, пол, возраст, здоровье (определяли государевы коновалы) внешний вид, оснащенность (типа чтоб подковы были соответствующие сезону) Честно скажу, что в лошадях могу определить только кобылу и жеребца, все остальное для меня, китайская грамота. Но нахвататься умных слов… Пригодиться. Когда рассказчик пошел на второй заход, решил перевести беседу в другое русло.
Я здесь еще не нанимал дворян на службу, работу, так разговоры вел, но там была позиция прямо противоположная.
— Архип, молви — что ты хочешь за службу свою, — Ну их нах с этикетом, достали уже кривотолки и намеки.
Он приосанился, ладонью расправил усы, нахмурил брови и, придав лицу, подобающее моменту выражение, изрек, — Да ничего мне не надобно. Какову долю дашь, такова и будет.
Вот гад, теперь я должен дать столько, чтоб он посчитал, что это нормально и нет урона его дворянской чести. И мне на ум пришел его рассказ о службе…
— Десяток коней, пять пищалей, сабли и збруя для холопов твоих и все что Грицко с Панасом на ляхах возьмут.
— То не мое, то парней добыча, — поправил меня Архип и замолчал, продолжая, между прочим, сидеть с подобающим лицом.
— Даже не проси, ружей для холопов не будет. — Как можно тверже высказался, утащил с миски огурец и откусив половину захрумкал.
Он молчит, а я ни хрена не понимаю — что еще надо предложить? На вопрос — Деньги?
Отрицательно покачал головой и, на губах скользнула легкая улыбка.
«Гадский папа, ему еще и весело…»
А он уже улыбается широкой улыбкой, следя за моими потугами и, тут до меня доходит! То, что предлагал ранее принято, но это не ему лично, а его холопам и братьям.
— Ружье? — Спрашиваю в надежде что угадал. И не ошибся в своем предположении.
— Такое же, как у тебя, — следует уточнение.
— Именно такое, врядли, а вот подобное… — И пояснил, — Из моего можно только пулей стрелять, а из того что дам, и дробом и картечью.
Теперь он задумался, вояка с хозяйственником спорят — одному одно надо, другому другое. И чему будет отдано предпочтение? С огромным отрывом, первым к финишу пришел хозяйственный человек, ура товарищи. У меня с души упал камешек, стволы есть, подобрать качественный, не проблема — нарезных всего три и в ближайшие дни будет готово еще два. Так вот они забронированы для будущих снайперов. Не дам!
Я подсластил пилюлю, да так, что они все, стали моими лучшими друзьями, — В походе будешь брать столько, сколько надобно будет, а когда возвернемся… Кажный месяц по двадцать пять штук, пока оружье не сломается, условие токмо одно, стреляные гильзы взад вертаешь. И еще одно, для пистолетов сии патроны не подойдут, слишком сильные. Согласен ли ты на такой подарок?
Он даже не задумался, протянул руку, и мы скрепили уговор рукопожатием. О грамоте на этот момент, даже и не вспомнил…
Дальше я совершил святотатство, залез к Силантию в заначку и выудил кувшинчик красного вина, который мы с Архипом благополучно удавили. Шлифанули — дверной, пробойный, косячный, стременной копытный седельный и маленькую рюмочку на посошок…
Последнее что запомнил за этот вечер — довольная рожа Григория, как он ставит даскан на какую-то клюку и протягивает мне. Беру, опрокидываю в себя и вижу… Небо… Тучки куда-то летящие… Ворон… И крепкие натруженные руки бережно поднимающие меня и как я плыву, плыву, плы… ву…
Среди черного омута сна почему-то запомнился один момент. Разговор с моим невропатологом, Людмилой Сергеевной, она укоризненно качала головой и приговаривала, — Федя, Федя, всего пятьдесят грамм. — И показывала маленькую хрустальную рюмку… Интересно, это к чему?
