Ацтекский вопрос (СИ) - Поляков Влад
Везение. Оно если начинается, то главное его не спугнуть какой-то собственноручно совершённой глупостью. Про это знали те, кто прошёл множество боёв и наблюдал как за умеющими использовать карту удачи, так и за теми, кто бездарно её терял. Умному достаточно, а глупцы… они в серьёзных сражениях редко когда выживали долее пары-тройки боёв. А в Орден Храма глупцов старались и вовсе не допускать, ставя перед ними непреодолимые барьеры. Помогало и ещё как! Даже простые сервиент-арморумы, эта низшая ступень тамплиерского воинства, умела пользоваться головой, а не только есть в неё, как зло шутили Борджиа насчёт большинства своих врагов и даже некоторых союзников.
Суета на крепостной стене Куйушкиуи. Она была заметна сперва тем, кто имел подзорные трубы, а потом, по мере приближения, и простым воинам. Стоило приглядеться к данной суете повнимательнее, как сразу становилось ясно — остатки гарнизона из числа науа пытаются выставить на не самые важные участки стены городских жителей, то есть тотонаков.
Глупость? Нет, вынужденная необходимость. Вот что ещё мог сделать комендант гарнизона, Яотл Эхелтику, поняв, что более половины его людей сгинуло, а враги оказались численность куда больше, нежели ему донесли? Понятно, что доверие к тотонакам было или низким, или отсутствовало вовсе, особенно после случившегося. И вместе с тем… Неполная сотня человек — вовсе не та численность, с помощью которой можно правильно занять позиции на крепостной стене и особенно в уязвимых местах. Оставалось или попробовать бежать, рассчитывая на лучшее знание местности, или же строить оборону с использованием тотонаков из числа не ненавидящих империю Теночк. И похоже Яотл выбрал второй из возможных путей. О причинах пока можно было лишь гадать, но вот воспользоваться выбором стоило уже сейчас.
— Почти все науа у ворот, охраняют самое уязвимое место, — поморщился Диего ди Ларго, понимающий, что при такой расстановке сил ворота открыты точно не будут. Придется потратить побольше ядер и картечью причесать тех, кто на виду стоит. И подождать доставки тяжёлых орудий с «Гордого» на сушу. Задержка не будет слишком великой!
— А ещё можно послушать нашего нового союзника, — возразил Фиорентино. — Китлали, ты хотел на что-то поведать?
— Слушайте барабаны, — спокойным, лишённым и доли волнения голосом произнёс тотонак. — Они скажут.
— Что именно?
— Места, где на стене не просто люди моего народа, но те, которые точно отойдут в сторону и не станут мешать вам взбираться на стену. Барабаны везде, но в нужных местах они будут звучать вот так… или так.
Китлали Орматичли сразу же изобразил ритмы барабанного боя — простые, легко запоминающиеся, действительно способные ускорить взятие города.
— Попробуем, — чуть подумав, согласился Диего. — Только по верху стены стрелять всё равно будем. Из аркебуз, из орудий картечью. И ядрами тоже, но по вон тем метательным машинам. Первым делом по ним! Прикуём большинство из оставшихся науа к воротам, ведь тут и орудия, и охрана артиллеристов, чтобы от вылазки нам плохо не стало. А оставшихся, тех попробуем по звуку барабанов на нужные участки стены. Пусть науа задёргаются, не зная, в какую сторону им бежать!
— Именно, — поставил точку Фиорентино как глава всего отряда. — А послание к да Васко, чтобы начинал выгружать на берег орудия, оно тоже отправлено. Пригодятся не сейчас, так когда будем укреплять оборону Куйушкиуи.
И внимательный взгляд в сторону Китлали. Прямой намёк, что союзные отношения тогда союзные, когда стороны видят взаимную выгоду и имеют определённую уверенность, что союз не будет разрушен сразу или чуть позже после его заключения.
Тотонак, судя по всему, понимал. Не был в восторге, но принимал окружающую их действительность как неизбежное. Если ворота не удалось открыть, то уязвимости на стенах — это не совсем то, что было обещано. Хотя его соплеменники вполне могли сами атаковать науа, понимая уязвимость последних. Или ещё атакуют, но когда те будет ещё сильнее повыбиты, сократившись в числе до вовсе незначительной величины. Величины, да… Эти самые величины с обеих сторон противостояния являлись донельзя необычными.
Восемьдесят человек — вот такое число тамплиеров сейчас подошло к стенам Куйушкиуи. Казалось бы, город с населением в несколько тысяч человек и какие-то несколько десятков наглецов. Числа совершенно не сравнимые друг с другом. В обычной ситуации, но не в этой, особенной. Или не такой и особенной даже по европейским меркам. Вспомнить, к примеру, не так уж давно минувшие времена, когда на поле боя господствовали рыцари в тяжелых доспехах, конные либо пешие, в зависимости от поля боя и поставленной задачи. Сколько нужно было горожан-ополченцев и тем более ополченцев из крестьянства, чтобы с уверенностью рассчитывать на победу над закованным с ног до головы в сталь и мастерски обученным сражаться воякой? Далеко не один десяток, ведь достаточно было пары широких взмахом двуручным или даже полуторным клинком, чтобы двое-трое нападающих получили раны просто либо смертельные, а остальные. завидев кровь и смерть, в страхе отшатнулись.
А если речь не об одиночке, а о слаженно действующем отряде, где кажлый знает своё место и привык биться плечом к плечу с надежными соратниками? То-то и оно. У стен Куйушкиуи собрался именно такой отряд, лишь немного не доходящий до сотни, при поддержке артиллерии, вооружённый до зубов холодным и огнестрельным оружием, закованный в не самые тяжёлые, но из лучшей в Европе стали доспехи. Из числа же противостоящих им — та же неполная сотня, но без огнестрельного оружия, в несколько более скромной броне. Арбалеты же и метательные машины — слабая замена аркебузам и пушкам. Стена тоже могла только отсрочить момент, когда прямое столкновение станет неизбежным. Что до остальных, помимо этой почти сотни воинов империи Теночк… Отсутствие арбалетов, стального оружия, брони. А ещё достаточно малая доля тех, кто, даже оказавшись на стене города, вообще имел хотя бы проблеск желания умирать за завоевавшую их и не раз подавлявшую вспыхивавшие бунты империю.
— Ядрами. По метательным машинам. Огонь! — срывая не от гнева, а от упоения приближающейся победой, крикнул ди Ларго.
Один выстрел… Ядро ударило в стену чуть пониже стреломёта, выбивая каменную крошку и заметно сотрясая камень. И выстрел ведь был из орудия невеликого калибра. Пока эта пушка перезаряжалась, артиллеристы, хлопочущие у другого орудия, вносили поправку в прицел, подбивая ствол вверх на одно деление.
Снова грохот, и вот второе ядро, на сей раз попавшее как раз туда, куда и требовалось, оставляя на месте вроде бы грозного, внушительного стреломёта месиво из дерева, камня и плоти с костями тех науа, кто не сподобился укрыться вне досягаемости ядра.
— А барабаны подождут, — хмыкнул Фиорентино, наблюдая за результативностью стрельбы из орудий. — Выбьем метальные машины рядом с воротами, а там посмотрим. Если аркебузиры под прикрытием щитов пристрелят или хотя бы заставят укрыться большую часть оставшегося гарнизона — тогда и перекинем веревки с крючьями через стену. Хорошо, что она не такая высокая, как в Тулуме!
— И никаких жертв среди твоих соплеменников, Китлали, — сверкнул глазами в сторону тотонака Диего. — Нужно опасаться лишь того, что остатки гарнизона побегут. Быстро, далеко, а нам их в этих землях не догнать. Они чужие, мы их не знаем.
Китлали Орматичли, ещё прошлым днём даже не думавший, что сегодня станет не просто заключать союз с пришельцами из-за большой воды, с трудом воспринимал происходящее. Да, он достаточно слышал о людях с бледными лицами. Вполне достаточно для того, чтобы ухватиться за предложения союза против столь ненавистных науа. Ухватился за возможность, будучи уверен, что его поддержат и в других городах, помимо Куйушкиуи. Ведь науа то побеждали этих чужаков, то были ими разбиты, когда как. Он думал, что увидит схожих с науа воинов, но жизнь сумела его удивить. Сперва там, у берега, когда грохочущие железные трубы, большие и малые, убивали воинов тлатоани быстрее, чем те успевали добраться до этих, как они себя называли, тамплиеров или храмовников. Добежавшие же мало что могли сделать против закрывшегося большими щитами из металла и выставившими копья строя, из глубины которого продолжали грохотать те самые плюющиеся огнём трубы.
