Маг 12 - Иннокентий Белов
— Я вас понял. И что же? — переспрашивает Николай Второй, — Какой вопрос теперь будем обсуждать? Что там у вас осталось еще по списку?
Я заглядываю в свои бумаги:
— Так, ваше Императорское Величество! Только мои мысли про рабочий класс, про инородцев и все. Про тайные отношения с кайзером — это вам виднее. Только, прошу вас, дать мне возможность ваших доверенных людей опросить немного. Мало ли там измена имеется? И весь Главный штаб через меня прогнать бы, чтобы я ее и там выявил. Это серьезное и необходимое дело. Списки некоторых шпионов у меня и так имеются. Тогда проверим на них мое умение заново.
Этим предложением император заинтересовался, тем более, когда я рассказал ему, что в случае войны и ее неудачного ведения начнется настоящая германская шпиономания.
— Случайных людей начнут казнить, того же полковника Мясоедова, потому что он окажется доверенным лицом военного министра Сухомлинова. Которого ведь тоже арестуют на ровном месте, на что министр иностранных дел Англии заметит с немалым изумлением в своих словах: «Ну и храброе у вас правительство, раз оно решается во время войны судить за измену военного министра». Дураками назовет в общем. Перейдет дорогу военный министр вашему дяде главнокомандующему, а тот неудачи на фронте под своим командованием не придумает ничего лучше, как свалить на каких-то немецких шпионов.
— Теперь давайте про рабочих, Сергей! Что вы предлагаете?
Вот это хороший вопрос, по нему у меня много есть чего сказать!
Глава 11
Да, о рабочем классе я вопрос подробно изучил и могу более внятно что-то попробовать объяснить бесконечно далекому от него императору:
— С рабочими, государь, все наоборот, чем с крестьянами. Те рассредоточены на земле и связи между собой никакой не имеют, а рабочие живут и работают концентрировано. Поэтому это окажется самый такой энергичный и сплоченный класс пролетариев. Они гораздо грамотнее крестьянства, инициативнее и постоянно будут бороться за свои права. В чем абсолютно правы, а агитаторы социал-демократов направят эту энергию в нужное им самим русло для свержения самодержавия.
— В чем же они правы, Сергей? — недоумевает император, сам знающий о жизни рабочего класса меньше, чем ничего.
— Давайте разберем на примере событий на Ленских приисках, государь.
Николай Второй морщится, но, разрешает мне говорить кивком головы.
— Предприятие, основанное английскими и нашими банкирами, в основном из инородцев, — император опять морщится, понимая, о ком я говорю, — Пусть и с полученными за заслуги перед империей баронскими титулами, добывает примерно целую треть российского золота и создает золотой запас страны. Приносит гигантские прибыли, за один год окупает половину вложенных средств, даже больше — пятьдесят пять процентов. Что просто невероятно! На нем трудится, причем трудится в нечеловеческих условиях примерно одиннадцать тысяч русских рабов по двенадцать-шестнадцать часов по колено в воде под землей. Один из шести рабочих за год калечится по статистике. До ближайшей железнодорожной станции Иркутска две тысячи верст, власть на присках полностью принадлежит управляющей компании. Условия труда невозможно тяжелые, проживание тоже в тесных, промерзших бараках, где мокрые сапоги примерзают к полу ночью. С работы промокшие люди идут несколько верст по лютому морозу до своих бараков.
— Вы уверены в своей информации? — император все так же недоволен получаемым негативом.
— Конечно, и я скоро вам это знание объясню. Вы думаете, государь, зачем я вам все это рассказываю? Ведь это только один из множества эпизодов кровавой несправедливости в Российской империи! Самое обычное дело! Я это делаю неспроста, совсем неспроста, ваше Императорское Величество. Это событие с расстрелом и реакция на него власти — именно тот хребет, после которого рабочий класс империи отчетливо понял, что защитника в вашем лице у него нет. И никогда не будет. А действия царской власти по замолчанию случившегося вместе со словами министра внутренних дел о том, что власть будет стрелять и только стрелять — приблизят крушение самодержавия очень и очень сильно.
Николай Второй пока молчит, понимая, что я не просто так рассказываю ему про Ленский расстрел.
— А вы же хотите этого избежать? Вы знаете, что сказал будущий Председатель Совета Народных Комиссаров Ульянов-Ленин по этому поводу?
— Как вы сказали? Совет народных Комиссаров? Это что — новый орган власти? — недоумевает самодержец российский.
— Да, государь. Это название есть в переданных вам материалах.
— Наверно, я не обратил внимания… — задумывается самодержец, — Что же сказал этот Ульянов-Ленин?
— «Ленский расстрел явился поводом к переходу революционного настроения масс в революционный подъем масс». Это его цитата. Так что Вы, государь, должны понять, почему я отнимаю ваше ценное время. Это тот хребет, который никак нельзя не обозначить в нашем с вами разговоре.
Объясняю настойчиво, почему отнимаю у него время.
— Третья Дума перед своим закрытием отправила в те места сразу целых пятерых адвокатов под руководством того самого Керенского, — я уже не знаю, помнит ли император со своею занятостью, что я уже сам говорил ему про этот момент.
Поэтому еще раз повторяю, что именно Керенский отдаст приказ об аресте его семьи в Царском Селе и отправлении в Тобольск, навстречу неминуемой смерти.
— Поэтому сейчас именно такой важный момент, государь. Когда можно нанести удар по всей пропаганде против вас и вашей семьи и перехватить инициативу из рук либеральной и социалистической прессы!
— Это каким же образом? — заинтересовался император.
— Очень просто. Не ждать конца расследования сенатора Манухина, оно затянется до ноября и будет еще полгода обсуждаться, поэтому окажется уже никому не нужно. Я вам и так его процитирую сейчас, у меня оно имеется из-за его важности для судьбы страны:
«Условия жизни рабочих на приисках были названы не совместимыми с человеческим достоинством, принятая в „Лензото“ практика обращения с рабочими — не соответствующей закону, стачка рабочих оправдывалась как чисто экономическая и мирная по характеру, а ружейные залпы решительно осуждались как неспровоцированные».
— То есть, попытка замять случившееся и ваша отсутствующая реакция на беспредел местных властей начнут хоронить самодержавие. После такого нет смысла как-то заигрывать с рабочими.
Император задумался:
— И что вы посоветуете?
— Посоветую выйти сухим из воды, образно говоря. Показать рабочим всей страны, что у них есть защитник, выбить из рук у революционеров такой невероятный козырь! Назначить, естественно, виновным в случившемся жандармского ротмистра, самовольно отдавшего приказ открыть огонь по рабочим и обязательно руководство компании. Ротмистра посадить на хороший срок, руководство компании обязать выплатить пособие пострадавшим и назначить пенсию семьям, потерявшим кормильца при расстреле. Приказать изменить условия труда и быта, часть денег от прибыли компании принудительно направить именно на это. Выступить в роли беспристрастного арбитра над всем случившимся, несмотря на то, что в акционерах компании находится ваша матушка, вдовствующая императрица Мария Федоровна и ряд сановников, те же министр торговли и промышленности Тимашев, бывший председатель Комитета министров Витте, бывший министр торговли и промышленности Тимирязев, — зачитываю я по своей шпаргалке.
— Не знаю, могу ли я так поступить? — император и так знает, кто там и всем владеет.
— Государь, вопрос не в том, можете ли вы так поступить? Вопрос в том, что иначе вы поступить просто не можете! В этом конкретном случае именно что не можете! — упорствую я, — Если хотите спасти самодержавие на какой-то обозримое время — необходимо делать шаги навстречу самому сплоченному классу!
— Что вы еще знаете про случившееся на приисках? — похоже, что императору нужны еще аргументы для принятия решения.
— Что сначала рабочим поставили плату в пятьдесят пять рублей за месяц, большие деньги для тех мест. Но, когда набрали больше, чем нужно, рабочих, стали затягивать им нормы и выдачу платы деньгами. Потому что тем просто некуда из глухой тайги деваться в зимнее время. Деньгами выдавали четверть из платы, остальное талонами, чтобы покупали продукты в ларьках администрации по завышенным ценам. Отбывший свой срок депутат из социал-демократов Второй Думы возглавил протестное движение и вот вам результат! Там много всяких обстоятельств, но, главное в другом, ваше Императорское Величество!
— В чем же? — интересуется император, уже понимающий, что я называю его так
