41 - 58 Хроника иной войны (СИ) - Гор Александр
Такого Филипп Алексеевич ещё никогда не видел. Невероятно стремительные советские истребители со скошенными назад крыльями, казалось, играючи расправлялись не только с «лаптёжниками», но и с «мессерами», не способными их догнать ни в горизонтальном полёте, ни на вертикальных манёврах. Короткой очереди их пушечного вооружения было достаточно, чтобы машина с крестами рушилась на землю или просто разваливалась в воздухе. По докладам, лишь нескольким бомбардировщикам удалось неприцельно вывалить свой груз на позиции подразделений армии.
186-ю и 170-ю дивизию крыли из артиллерии ожесточённо, но когда на север двинулись 19-я и 20-я немецкие танковые дивизии, по ним из-за леса ударила реактивная артиллерия 143-й дивизии. Как рассказывали очевидцы, нейтральная полоса перед позициями 186-й стрелковой дивизии, заполненная германскими танками и бронетранспортёрами, буквально вскипела от разрывов, перепугав красноармейцев, изготовившихся к обороне.
Увы, ни всех немецких танков, ни даже четверти их поразить не удалось, хотя десятка три дымных костров «панцеров» и бронетранспортёров осталось пылать перед позициями дивизии.
Затявкали «сорокопятки», с части которых во время артобстрела слетела маскировка. Их поддержали более мощные 57-мм и 76-мм пушки танковой дивизии, выдвинутые на прямую наводку, чтобы поддержать стрелков. Загорелись или встали ещё несколько «немцев», но две танковых дивизии этим не остановить, и стальная лавина продолжала накатываться на позиции красноармейцев. Танки, остановившись на пару секунд, делали выстрел в сторону позиций противотанковых орудий и снова трогались с места.
Вот они уже одолели первую линию траншей и, не задерживаясь, чтобы добить находящихся в них стрелков, ползут дальше. Эту работу сделают пехотинцы, сейчас сидящие под защитой стенок бронетранспортёров. Доедут до места, а потом, спрыгнув на землю, займутся зачисткой тех, кто уцелел под артобстрелом и огнём установленных на полугусеничные машины пулемётов.
Но тут навстречу «роликам» Гота, отбросив маскировку, в атаку двинулись танковые полки дивизии Лукашина.
Немцы не сразу сообразили, что их ждёт. Всё-таки даже отличная немецкая оптика сильно ограничивает обзор экипажа. Тем не менее, несколько «немцев» успели выстрелить. Но тщетно. Даже 75-мм пушки «четвёрок», выставленных в первую линию атаки, не причинили ни малейшего вреда приближающимся советским танкам. А вот орудия машин дивизии РГК при попадании в крупповскую броню, если не случалось рикошета, не оставляли противнику шансов на спасение.
Впрочем, про «ни малейшего вреда» сказано не верно. Последующими залпами всё-таки удалось сбить на двух машинах гусеницы. Но даже стрельба в борт обездвиженной технике не принесла успеха. Может, из-за того, что велась с расстояния больше километра? Но и русские стреляли с такого же. И, на удивление, очень метко стреляли.
Когда две бронированные армады сблизились метров на восемьсот, немецкие танкисты поняли, что им навстречу идут машины не одного, а двух типов. Хоть и похожие друг на друга внешние. Те, что крупнее, имели пушку с дульным тормозом, а попадания их снарядов, судя по мощности разрывов, осколочно-фугасных, наносили «панцерам» просто катастрофический ущерб. Проломленная, как паровым молотом, броня, сорванные башни, развороченные корпуса…
Более 500 танков на полосе, шириной меньше пяти километров, это очень много. Пусть немецких «роликов» немногим больше, но советские Т-34–85 и Ис-2 относились уже к следующему поколению боевых машин. И поэтому истребление бронетехники 19-й и 20-й танковых дивизий 57-го моторизованного корпуса было почти тотальным. Даже истеричные команды командиров отступать не спасли от разгрома: русские, уверенные в безнаказанности, пользуясь более высокой скоростью машин, охватили пятящиеся «панцеры» с флангов и расстреляли их практически в упор.
* * *— Слушаюсь, товарищ Сталин!
Уже столько времени прошло с момента возвращения наркома из Киева, а его всё ещё подкидывает со стула при каждом звонке «кремлёвской вертушки».
Да, всё-таки его «сплавили» из Москвы. И, как он и подозревал, всё дело было в той самой «загадочной» поездке Андреева в Горьковскую область. Сложно в подобное поверить, но на Сталина вышли руководители СССР из 1958 года, а он послал Андрея Андреевича на переговоры с ними. Втайне от всех, включая его, Берию. И теперь Лаврентию Павловичу стала понятна эта странная история с двойником Будённого, за которую он уцепился обеими руками, как только ему донесли о ней.
Ясное дело, он позвонил по этому поводу Самому, помня о концерте, устроенном Семёном Михайловичем при попытке ареста и запрете впредь трогать маршала. Точнее, попытался позвонить, поскольку со Сталиным Берию не соединили, сославшись на то, что тот ещё отдыхает. А поскольку терять время было нельзя, тут же связался с Меркуловым и дал тому указание разобраться с «самозванцем» в Ростове. На что получил невероятный по наглости ответ.
— Я этим заниматься не буду, товарищ Берия.
Следом, правда, пояснил:
— Я знаю о существовании «второго Будённого», но мне приказано не просто не заниматься расследованием вопроса, откуда он взялся и кто такой на самом деле, но и жёстко пресекать любые попытки это делать другими.
Задавать вопрос, кем приказано, было глупо. Просто потому, что, помимо Берии, приказать такому человеку как Меркулов может лишь один человек, тот самый, с которым наркому внутренних дел только что оказались соединить.
— Вы что-то знаете?
— Так точно, товарищ Берия. Но мне категорически запрещено ставить об этом в известность кого угодно. Даже вас.
Произнесено это было таким тоном, словно Всеволод Николаевич хотел сказать «особенно вас».
— И тем более — обсуждать это по телефону. Даже если это ВЧ. Товарищ Сталин поставит вас в известность обо всём лично, когда вы вернётесь в Москву.
В общем, когда до наркома добрался Хрущёв, которого «двойник» тоже проигнорировал, Лаврентию Павловичу пришлось делать многозначительное выражение лица и ссылаться на «Самого».
— Хотите получить по голове за несвоевременную инициативу, звоните товарищу Сталину, — закончил он разговор с Первым секретарём ЦК компартии Украины.
Потом, за делами по подготовке к сдаче Киева (тоже выполняемыми втайне от Никиты), вопрос подзабылся. Точнее, отошёл на второй план, поскольку на память нарком не жаловался никогда, он этот вопрос отложил до возвращения в Москву. И летел в столицу СССР с намерением всё-таки разобраться, кто же тот тип, что выдаёт себя за Будённого.
Но Сталин встретил его отнюдь не так, как ему хотелось. Хотя при появлении Берии в Кремле не просто поздравил с успешным выполнением задания, но даже сообщил о представлении главы НКВД за эту работу к ордену Красной Звезды. А потом позвонил Поскрёбышеву и потребовал никого не впускать в кабинет, пока он не закончит разговор с товарищем Берией.
Разговор с «Хозяином» оказался очень жёстким. Да, именно в его начале председатель Государственного комитета обороны и рассказал о связи с Советским Союзом 1958 года, установленной Андреевым. А потом рассказал о событиях 1953 года. И самое главное — об основаниях, на которых базировался суд, приговоривший его, нынешнего руководителя наркомата внутренних дел, к расстрелу. Не о глупостях, вроде отлавливаемых на улицах и насилуемых школьницах, рассказывавшихся Хрущёвым, а о «политических ошибках, граничащих с вредительством». Именно так охарактеризовал Сталин то, что он, Берия, наворотил после смерти «Самого».
Чего после такого следует ожидать, Лаврентий Павлович прекрасно знал по судьбам предшественников. Но Сталин, доведя его до состояния, близкого к предынфарктному, объявил:
— Как утверждают люди из 1958 года, до того, как ты, Лаврентий, пошёл в разнос, ты принёс стране очень много хорошего. Вот и работай дальше. Но я и другие члены Политбюро, знающие об этом, проследим за тем, чтобы ты никогда не получил возможности претендовать на руководство партией и государством. А чтобы этот наш с тобой разговор не остался неизвестен им, ты прямо сейчас подпишешь такое обязательство.
