Столичный доктор - Алексей Викторович Вязовский
— Пульс!!
Я услышал, как громко молятся родственники в комнате ожидания.
Вика схватила руку, растерянно произнесла: — Нет пульса…
Я, скрипя зубами от боли в крестце, быстро прихватил хирургической иглой с ниткой разрыв, начал реанимировать. Убрать пену изо рта, вдох через новую марлю, нажать на грудь в районе сердца. И так пятнадцать раз на два вдоха — туда-сюда.
— Нет пульса!!
Вика уже почти кричала.
Ну же, родненькая! Заводись!
Увы, сердце так и не начало биться. Спустя четверть часа, я перестал реанимировать, закрыл женщине глаза. Снял маску, глотнуть воздуха. Черт, как же болит спина! Проковылял к окну, открыл форточку во всю ширь.
Вика заплакала, причем громко, навзрыд. Сейчас ее трогать не смысла — только все усугубить можно.
Дошел до двери, открыл.
Боже, какие белые лица у родственников. В глазах мольба и страх.
— Примите мои соболезнования, — только и смог произнести я. — Сделал, все что мог, но не помогло.
Все ломанулись к кушетке с телом, взвыли. Началось натуральное столпотворение. Седой схватил меня за грудки, приподнял:
— Убил Машку, ирод!?
В спине что-то хрустнуло и удивительно — боль ушла. Ооох, спасибо!
***
Где-то час шла суета. Оттаскивали и успокаивали отца умершей женщины, пришел пристав, выслушал жалобы и стенания родственников, отвел меня в кабинет, захлопнул дверь:
— Ничего нельзя было сделать?
От Блюдникова умеренно попахивало алкоголем, лицо раскраснелось, усы еще больше вспучились. А ведь кто-то, не будем тыкать пальцем, продолжает разговляться.
— Сделал все, что мог. Посмотрите, как она избита, — я откинул простыню, которой накрыл труп.
Вика опять заплакала, Блюдников перекрестился.
— Ребро проткнуло легкое, воздух попал в плевру. Я его смог удалить, но этого было недостаточно. Обломок кости порвал артерию, кровь потекла внутрь.
— Что не отправили в больницу?
— Не довезли бы. Она уже задыхалась.
На самом деле я не был уверен, что спас бы женщину даже в условиях современной реанимации. Ну был бы у меня рентгеновский снимок… Начал бы я ее зашивать раньше. Перелили бы пару единиц крови. Потом стрельнул дефибриллятором, чтобы попытаться восстановить сердечный ритм. Нет, все равно могла бы умереть от быстрого внутреннего кровотечения. Впрочем, вскрытие покажет — патологоанатомы самые знающие врачи.
Пристав взял адрес мужа погибшей, поехал его арестовывать. Пришел отец Серафим, повздыхал, помолился с родственниками, увел их. Как же я ему был рад, что он обошелся без нравоучительных бесед со мной и Викторией. Почти сразу за трупом явились работники судебного морга, вызванные Блюдниковым. Увезли тело.
Думаете на этом все и закончилось? Ага, как бы не так. Пока шла суета, на улице скопилась целая очередь болящих!
— Я, я… не могу так! — бледная Вика раскачивалась из стороны в сторону.
— Возьми себя в руки! Еще два часа приема, — я накапал девушке раствора валерьянки, силком заставил выпить. Я бы и сам сейчас глотнул чего покрепче. Устроили тут в прошлом скорую вместе с акушерским пунктом и оперативной хирургией… Нет, всех “в сад” — то есть в больницу. Буду брать только неотложных, кого не довезешь.
Слава Богу, таких практически не было. Переломы, растяжения, сломанные в драке зубы, остатки которых легко поддавались моим щипцам. Участие Вики практически не требовалось — гипс я и сам наловчился накладывать, работа дантиста — вырвать и посоветовать промывать водкой — тоже шла гладко.
До тех пор, пока под самое закрытие не явились трое парней в серых бекашах и меховых шапках. Один из них держался за лицо и тонко подвывал.
— Вот, доктор, ожог у Андрюхи, — ни здрасьте тебе, ничего
Я выглянул в комнату ожиданий — уже никого. Все разошлись праздновать дальше.
— Ну показывай, что там у тебя? — я махнул рукой на кушетку, парни усадили туда болящего.
Пациент убрал руки от лица… и еще успел подхватить Вику. Она упала в обморок. Лицо у парня было сильно обожжено и кожа слезала клочьями. Один глаз практически вытек, глазница смотрела на нас зрачком со щеки. Натуральный “Фредди Крюггер”. Только когтей-ножей на руках не хватает.
— Ууу… — выл “Фредди”.
— Ааааа, — вторила ему быстро очнувшаяся Вика.
И что делать? Перенес девушку в кресло, вымыл на автомате руки.
— Чем это он так? — поинтресовался я у мнувшихся возле двери парней
— Колбу разбил, дурак, — буркнул правый. Мощный такой, с длинными руками и лицом неандертальца. Надбровные дуги, скулы… Мама согрешила со снежным человеком? Черт, какая только ерунда в голову не лезет. Защитная реакция.
— Азотная кислота в лицо брызнула — произнес второй парень. Мелкий такой, суетливый. Все перекидывает из руки в руку железный шарик, переминается.
— В больницу его надо.
— А ежели сдохнет по дороге? — большой надвинулся на меня. — Лечи!
Ладно, попробуем. Ожоги кислотой — штука нехорошая. Дело дрянь. Если сразу не промыли… Такой ожог ничем нынче вылечить нельзя. Но я могу усыпить “Фредди”, почистить глазницу. Перевязать. После чего со спокойной душей сплавить его в Екатерининскую — там уже остатками кожи займутся хирурги.
Этим я и занялся. Усыпил хлороформом, удалил остатки глаза. Прочистил глазницу, продезинфицировал. Вика перестала кричать, встала, и, отварачивая лицо, начала мне помогать. Будет из нее толк!
Только я успел об этом подумать, как девушка на ухо мне прошептала: “Это бомбисты! У них часто бывают кислотные ожоги”. Я на автомате посмотрел на руки парней. И очень зря.
Мелкий видимо услышал шепот, увидел мой взгляд. Выхватил из недр бекеши револьвер, крикнул:
— Чуб, они догадались! Под лед их надо!
Черный зрачок дула уставился прямо мне в глаза.
Глава 9
Вика ойкнула, попятилась прочь. Я же, наоборот, сделал шаг вперед, закрывая ее собой.
— Стой, сука! Стрельну!
Палец мелкого на спусковом крючке побелел.
— Чуб, — я повернулся к “неандертальцу”. — И врачей не пожалеете? А на каторге как на это посмотрят?
Меня охватил какой-то странный кураж. А ведь сейчас все, может, и закончится. Этот нелепый костюмированный исторический балаган. Вику только жалко, хорошая девушка.
Чуб наморщил лоб, пытаясь вникнуть в ситуацию. Небыстрый товарищ.
А тут и обожженный очнулся. Застонал, сдернул с себя марлю — хлороформа у меня оставалось мало, так что дозу ему выделил небольшую.
— Что ты молчишь, Чуб?! — рука у мелкого подрагивала,
