Катарсис - Евгений Анатольевич Аверин
Считаю, что основательно ознакомиться с делами удобнее на месте, посему более писать нет смысла.
К сему прилагаю письма к Губернатору и полицмейстеру, а более всего рекомендую казачьего атамана полковника Петрова Павла Ивановича. Он ваш земляк из Костромы. Проверенный вояка».
Прилагались письма к указанным лицам в отдельных конвертах.
К такому повороту надо быть готовым, но, как всегда, мысли и новости посещают внезапно.
Чума. Да что же это такое?! Не понос, так золотуха. Это в будущем чума — ну да, чума. Жестокое заболевание, но смертность его не превышает десять процентов при должном лечении. А здесь даже при легочной форме девяносто пять из ста умрет. И нет никаких антибиотиков.
На особо опасные инфекции фельдшеров натаскивали особо. Мы прониклись ситуацией, когда вокруг могут быть только юрты, а ты один и без связи. Нам в пример приводили русско-турецкую войну, когда потери от чумы превысили число погибших в бою и умерших от ран. Так эта война, что ли? Не хочу я никакую чуму! Холод побежал по спине.
В дверь постучали. Я взял себя в руки. Зашел Алексей Васильевич Гаврилов, мой доверенный врач и руководитель медицинского направления в исследованиях.
— Что стоишь, мнешься? Садись, — кивнул я на стул, — новости так и сыплются одна пуще другой. Как почту принесли, так не знаешь, чего ждать в следующем письме. Ты что скажешь?
— Я не знаю. Я не могу иначе поступить. Вы мне доверили такое дело. Мечту всей жизни, но так сложились обстоятельства, — опустил он глаза.
— Как они сложились?! — Начинаю я закипать, — это у тебя в голове сложилось, а не обстоятельства. Куда собрался?
— На войну. В Бессарабию.
— У нас будет война. Своя.
— Поймите же или пристрелите! — Гаврилов не в себе, — я не могу остаться.
— Давай сначала. Что вдруг сподвигло, и почему считаешь, что здесь легче будет, чем там? — Я успокоился.
Когда другие нервничают и орут, сложилась привычка быть подчеркнуто спокойным и дать ход трезвым мыслям.
— Друг мой Даль досрочно выпущен из Дерптского университета и направлен на фронт. Вы его не видали. Он на черноморском флоте служил. После едкой эпиграммы на начальство был арестован ненадолго, а после переведен в Кронштадт. Там мы успели сдружиться. Он поступил на медицинский факультет в Дерпт и вот через два года уже врач. Я получил про то письмо.
— Какой еще Даль? Владимир Иванович? — Улыбаюсь я.
— Верно! Так вы знаете его? Должно быть, по стихам, которые вышли в «Славянине» прошлый год.
— Блин. Да, точно, по стихам. Уверен, у него большое будущее, как у словесника. А что он на войне, хороший хирург?
— Пишут, что прекрасный. Только устает очень. Порой засыпает после операции прямо падая на больного. Ну, да он всегда тонкой натурой слыл. Сейчас еще чума местами.
— Почему местами?
— Представьте себе, вам смешно станет, когда услышите что там делается. Не могут решить, чума это или что другое. Первое время никаких мер не принимали вовсе. А лечение и вовсе поразительно для вашей передовой мысли. Пишут, что объявился некий молдавский боярин, который призвал лечить молодым молдавским вином, икрой черной и луком. А военные медики взяли, да и сочли сие разумным. И приняли к действию. Еще один доктор рекомендовал свежевыжатый сок из конского навоза.
— И что, дают? — тихо спросил я, глядя в потолок.
— Дают.
— Нет, Алексей Васильевич, мне не смешно. Совершенно никакого веселья! — меня прорвало, — да вы знаете, что такое чума!? Почти все заболевшие умрут. Половина докторов и все фельдшера на этой войне погибнут. В некоторых госпиталях персонал полностью сменится по несколько раз.
— Не может так плохо быть, — прошептал он.
— Может и будет! — орал я, — и сделать нихрена нельзя, понимаешь? Ни-хре-на. Нет антибиотиков и не будет в ближайшее будущее. Потому что один засранец решил сдохнуть рядовым врачом на фронте. Ничего не будет!
— Ккаких биотиков? — заикается Гаврилов.
В гневе я страшен. Особенно, когда на ровном месте по глупому получается. Особенно с теми, на кого рассчитывал.
— Таких, блин, биотиков, которые чуму победят. Не совсем, но в большинстве случаев. И другие болезни, которые бактериями вызываются, — остыл я.
— Бактерии? Что это? Мифические маленькие организмы, которые пытался обнаружить у чумных больных доктор Самойлович? — Гаврилов смотрит на меня, как на болезного, — но не обнаружил.
— Знаешь, Алексей Васильевич, мне плевать, кто и что думает. Рассуждать о прекрасном можно под шум дождя с чашкой чая в руках. А когда дело серьезное, я требую безоговорочного подчинения и выполнения моих указаний. Слышал я про эти разговоры. Считают меня фантазером и самодуром. Однако, когда операции делают с соблюдением правил асептики, то осложнений в разы меньше. Какие еще доказательства нужны?
— Ученый мир в известной степени консервативен. Я читал о работах Басси про передачу болезни у шелковичных червей путем переселения грибка от одного к другому. Так то черви, а не человек, и то грибки, хоть и микроскопические, а не эти, бактерии.
— Я тебя понимаю. Все выглядит нелепо. И я выгляжу безумцем. Но практика— лучший критерий истины. Мне не надо слепого подчинения под страхом. Если хочешь, уезжай. Если веришь мне, то оставайся.
Повисла пауза. Гаврилов закрыл лицо ладонями и откинулся назад. Я приказал сварить кофий. Все же больно терять тех, на кого рассчитываешь, в кого вкладываешь. Нет, не деньги, а душу, силы свои и понимание. А они раз и в сторону.
Доктора на научный интерес сразу не удалось взять, но и все карты я пока не раскрываю. Поставил перед ним маленькую чашечку с дымящимся напитком и пригубил сам. Гаврилов выдохнул и опустил руки на колени и снова пошел в атаку:
— Россия воюет за интересы православных, за греков. Разве тебя не трогают страдания единоверцев? Благороднейшая цель из защитить!
— Постой. Не надо мне тут петь военных песен. Если уж затронул политику и мотивы, то давай посмотрим отвлеченно. Даже не с точки зрения турок, а со стороны. Газеты читаешь и английские, и французские?
— Читаю, но какое им дело до православных? Они только рады будут навредить.
— Конечно, плохо, когда единоверцев обижают. Но это ты их считаешь таковыми. А они? Думаешь, когда дело дойдет, пойдут за русских греки воевать? А не будут ли с теми же англичанами? Но речь пока не об том. Вся компания на виду. Греки тоже не сами вдруг восстали.
