Андрей Посняков - Вещий князь: Сын ярла. Первый поход. Из варяг в хазары. Черный престол (сборник)
– Загадками говоришь, ярл, – нахмурился Снорри и перевел взгляд на лежащего в траве раненого Лейва. – А с этим что? Неловко добивать раненого, а надо.
– Не просто надо, а… – Хельги вновь вытащил меч, потом, подумав, убрал. – Этот человек заслужил самой позорной смерти. Нет ли здесь поблизости веревки?
– Есть, в хижине, – охотно откликнулся Ярил. – Принести?
– Давай. – Ярл холодно посмотрел на Копытную Лужу, и тот вдруг взорвался слезами, заплакал и, встав на колени, раскачиваясь, пополз по земле неизвестно куда.
– Пощадите! – верещал он, размазывая по лицу желтые тягучие сопли. – Я вам пригожусь, поверьте… Только не убивайте, не надо… А-а-а!!!
Завидев возвращающегося с веревкой Ярила, он неожиданно вскочил на ноги и большими прыжками побежал в трясину.
– И пес с ним. – Хельги отложил лук. – Пусть тонет, если ему так нравится.
– Да, похоже, выбора-то у него нет, – засмеялся Снорри, глядя, как незадачливый властелин острога, нелепо взмахнув руками, повалился в холодную грязь. – Туда ему и дорога.
Девушки между тем перевязывали раненого Никифора, а тот, пользуясь случаем, увлекательно рассказывал им о голгофских мучениях Иисуса Христа.
Перевязав, Ладислава поднялась на ноги. Посмотрелась в лужу и ахнула. Да, болотные странствия не добавили ей красоты.
– Ну и грязнуля, – покачала она головой. – Пойду хоть на ручей, умоюсь.
– Будь осторожна, – предупредил Никифор. – Может вернуться Немил.
– А вот уж это – вряд ли! – заметил ярл. – Его крепко стерегут в остроге весьма заинтересованные люди.
– Надо же, в нем, оказывается, кто-то заинтересован?
– Не в нем. В серебришке! – с усмешкой пояснил ярл. – Так что ваш Немил вряд ли явится. А вот Ирландец – уже должен. Пойду-ка, встречу его, не то заплутает.
Легко поднявшись, он исчез за деревьями, оставив на поляне у болота Никифора, Речку, присматривающую за пленниками, которых связал Снорри. Тут же Ярила с Любимой, тесно прижавшись друг к другу, сидели на поваленной березе средь высоких папоротников и о чем-то шептались.
Хельги быстро шел по тропе – Ирландец и в самом деле вот-вот должен был появиться, как договаривались. Следовало решить вопрос, что делать с пленными и как поступать дальше самим – оставаться на некоторое время здесь, или сваливать немедля. Конхобар должен был подробно расспросить пленных о ситуации с черниговским князем – от этого зависели все дальнейшие решения. В задумчивости ярл зашагал по доскам, ведущим к ручью… И вдруг замер. Прямо перед ним, повернувшись спиной, стояла Ладислава и обливалась холодной водицей из старого березового туеса. Яркое солнце золотило ее нагое загорелое тело, и мокрые волосы лежали на плечах, как воды Радужного водопада в далеких фьордах. Почувствовав взгляд, девушка обернулась. Ничуть не стесняясь, подошла к ярлу и, сверкнув васильковыми глазами, крепко поцеловала его в губы. Потом взяла за руку и, кивнув на видневшуюся за деревьями хижину, шепнула:
– Пойдем, любый…
Они вернулись в Киев к октябрю, прозываемому в народе листопадником и грязником. Кружась, тихо падали с деревьев желтые и красные листья, шли частые дожди, и все ближе становились первые заморозки.
Первыми, кто встретил возвратившегося ярла в Киеве, были дедко Зверин – отец Любимы – и владетельный князь Хаскульд – вислоусый, сутулый, сильный, в красном княжеском плаще-корзне.
– Ты оказал мне большую услугу, ярл, предупредив о предательстве Дирмунда, – тихо произнес он уже позже, в Детинце, куда был приглашен бильрестский ярл. – Я разогнал его дружину и многих взял на правеж. Узнал много чего интересного.
– Я и не сомневался, князь.
– Но сам Дирмунд бежал неизвестно куда, передав лишь, что его оболгали. – Хаскульд внимательно посмотрел на Хельги.
Тот не отвел взгляда:
– Оболгали? А ты, князь, спроси у любого жителя, чем он занимался в Киеве, пока тебя не было. Они тебе расскажут и о странных пропажах людей, и о черном колдовстве, и о кровавых жертвах непонятно каким божествам. Спроси, князь.
– Спрошу. – Хаскульд встал с кресла, давая понять, что встреча окончена. Хельги-ярл вышел, гордо кивнув головой.
– Даже не предложил мне возглавить часть дружины, – уже вернувшись к себе на постоялый двор, пожаловался он Ирландцу.
– Возглавить дружину? – усмехнулся тот. – А зачем ему соперник? Он так рад, что избавился от Дирмунда, а тут еще ты. Сильные не любят рядом с собой сильных, ярл. Может быть, стоит принять предложение Рюрика? Он ведь неоднократно звал тебя в Альдегьюборг или в этот, новый город, Хольмгард.
– Теперь можно и принять, – согласился Хельги. – Все ж таки хорошо мы расстроили планы друида!
– Не обольщайся, ярл. – Ирландец невесело усмехнулся. – Можно подумать, ты плохо знаешь друида. Да, он сейчас проиграл, но он воспрянет, восстанет из пепла, словно древняя колдовская птица. И не забывай, у него Камень. Он будет мстить и попытается восстановить все, что потерял.
Хельги молча кивнул.
Ночью он, внезапно проснувшись, уселся на ложе. Ему вновь привиделась Сельма, законная, дорогая сердцу супруга. Как там поживает она вместе с маленькой Сигрид в далеком Снольди-Хольме? Хватает ли сил управлять усадьбами, не поднимают ли хвосты Скьольд Альвсен да старый Свейн Копитель Коров? Ярл улыбнулся – он знал, что Сельма справится со всем. Иначе не была бы она женой ярла и не звалась бы Хозяйкой. Сколько он уже не был дома? Всего-то чуть больше года. Не срок. Для викинга – не срок. А для сердца? И вот еще на голову – Ладислава. Ярд покосился на спящую рядом девушку. Как она прикипела к нему, как смотрит влюбленными глазами, синими, словно васильки, и, кажется, готова сделать для него все. Скажет ярл – спать на полу – будет. Хельги усмехнулся. А он-то сам испытывает к ней хоть что-нибудь? Вот если, скажем, вдруг пропадет она сейчас, растает или ударит в нее молния? Что тогда? Брр… Нет, никогда! Ярл поежился и, ложась рядом, ласково погладил спящую девушку по спине. Не чужая она ему была теперь, нет, не чужая…
По темному небу ветер гнал низкие фиолетовые тучи, с дождем и градом. Кружил каруселью сорванные с деревьев листья, поднимал на воде глубокую серебристую рябь.
Двое совсем еще юных парней стояли друг перед другом на берегу реки. У мостков билась об доски лодка.
– Не передумал, Вятша? – Один из юношей – темненький, кареглазый – посмотрел на другого – светловолосого, ловкого, сильного. Посмотрел с надеждой – может, и выйдет еще, как хотелось бы?
– Нет, друже, не передумал, – Грустно покачал головой Вятша, улыбнулся. – Ну, сам подумай, кому я в Киеве нужен? А здесь и девки работящие, и пищи вдоволь, и хозяйка ко мне хорошо относится…
– К тебе-то хорошо…
– Нет, ты беги, Поруборе. А я останусь. И ежели вдруг погонятся за тобой – заступлюсь, не сомневайся.
– А я и не сомневался… – Порубор, шмыгнув носом, полез в лодку.
– Выгребешь на середину-то?
– Да выгребу.
– Ну, прощевай, Поруборе.
– Прощай и ты… Прощай…
– Да ты что там, никак плачешь, что ли? Вот дурной! Будто на век расстаемся. К зиме ближе обязательно выберусь в Киев, на торг. Увидимся!
– Конечно, увидимся. Только все равно – грустно.
– Так и мне грустно.
Вятша замолк, отвернулся, вытер украдкой слезы и, помахав вслед исчезающей за излучиной лодке, быстро пошел к усадьбе. Не забыть разбудить пораньше девок – Онфиску и Лобзю… Онфиска – так себе, а Лобзя – ничего, приятная. И как смотрит! А с Порубором еще свидимся. Недаром смешали кровь, когда еще на плоту удирали, от ведьмы…
За лесами, за рекой, за бескрайней печенежской степью вставало солнце, показалось уже из-за холма красным краем, осветило бледное небо – к морозцу. Поеживаясь, открывали стражи главные киевские ворота. Возов-то скопилось уже – ой-ой! Все на торг – с мясом, с кожами, медом, ягодами-грибами-орехами, тьфу ты, пропасть всего везли в Киев. Народ собрался разный – и сами людины-хозяева, и закупы с рядовичами, и челядь. Средь них – странник в лапотках сношенных, видно, издалека шел, лесами да оврагами. Скромен странник, невысок, плюгав даже, голова, как котел – огромная, борода черная, глаз вострый, туда-сюда зыркает. Порасспрашивал, пока стоял, про Дирмунда князя, подивился, что убег тот, покачал головою. А как раскрыли ворота, пошатался по Подолу немножко, да и повернул на Щековицу, в корчму Мечислава-людина. Мечислав аж вздрогнул, словно не странника скромненького увидел, а выходца из страны мертвых. Затрясся весь:
– Ты ли, Истома?
– Я…
А далеко за Киевом нахлестывал коня Дирмунд-князь – Черный друид Форгайл. Куда держал путь, да о чем думал – о том знала только его темная душа, если правда, она у друида была. Рядом с ним, по обе руки, весь путь скакали волки. Князь иногда останавливался, грозил кулаком в сторону Киева да выл на луну вместе с волками.
