Ермак. Регент (СИ) - Валериев Игорь
— И кто дал такую информацию? — перебил меня великий князь.
— Сидней Рейли, — кратко ответил я.
— А он разве жив⁈ Его не казнили⁈ — Великий князь Михаил Александрович выглядел очень удивленным.
«Видимо, Николай не всю информацию довёл до своего брата», — подумал я и ответил:
— Нет. Он под другим именем содержится в тюрьме Трубецкого бастиона Петропавловской крепости. Рейли не всё ещё рассказал, что знает об операциях зарубежного отдела Британской секретной службы, которой как бы и не существует.
— А ему можно верить⁈
— Михаил Александрович, допросы с применением пыток практикуются не зря. Боль заставляет говорить правду. Многие считают, что под пытками болтают всякое, даже оговаривают невиновных, но это не так. По сложившейся практике пытки и допросы проводятся неоднократно с перерывами, иногда длительными, при этом человеку, находящемуся под сильным болевым воздействием, задают одни и те же вопросы. А потом сверяют ответы. Если слова допрашиваемого расходятся, то пытки продолжаются до тех пор, пока тот не станет раз за разом повторять одно и то же. Плюс-минус, конечно, — я сделал паузу и, наконец-то, сделал первый глоток.
Чай, действительно, был прекрасным, легким, мягким и освежающим. В нём отсутствовал резкий вкус и терпкость, присущий напиткам из Индии и Цейлона.
Поставив чашку на место, я продолжил:
— Понимаете, Михаил Александрович, если человек испытывает сильную боль, то ему тяжело врать, повторяя свои выдуманные показания. Особенно если допрашиваемый отчетливо понимает, что если выявят вранье, то продолжат мучить дальше. Из-за чего, несмотря на бесчеловечность подобных методов, они были и остаются самыми эффективными. И нет ни одного человека, который смог бы устоять перед полным циклом нормального, грамотного допроса под пытками. Все расскажет. Даже то, что забыл, вспомнит, лишь бы прекратить боль. А Соломона Розенблюма, он же Сидней Рейли допрашивали вдумчиво и долго. Я лично допрашивал и неоднократно с применением особой методики на болевых точках человеческого тела. Поверьте, человек испытывает при несильном нажатии пальца дикую боль, причем с нарастающей силой. Как правило, достаточно дойти до третей точки, чтобы допрашиваемый начал говорить правду.
— Но ещё мой прапрадед Александр I указом запретил применение пыток, — как-то смущенно произнёс Михаил.
— Я получил прямое разрешение императора Николая II, когда захватил убийцу вашего отца, матери, сестры и брата. И знаете, Ваше императорское высочество, есть ситуации, когда без пыток не обойтись, — я замолчал, вспомнив проводимые экспресс-допросы во время боевых операций в том моем прошлом-будущем.
Там человека за короткое время превращали буквально в кусок мяса, не понятно как остававшегося живым, пока не расскажет нужную информацию. Яркие картинки из прошлого пролетели мысленно перед взором.
— Я понимаю, но… — великий князь и в настоящий момент регент Российской империи замялся, подбирая слова.
— Вам, Ваше императорское высочество, придётся это принять, — я твёрдо посмотрел в глаза Михаила. — И принять без всяких — но. Империя превыше всего. Помните об этом. Если на кону стоит целостность государства, то можно закрыть глаза на негласное и незаконное применение пыток. Я так считаю. Ваш брат так считал. Главное не злоупотреблять. И как говорят в Памирском отряде: «С нами Бог! За нами Россия!»
Михаил Александрович кивнул, как бы соглашаясь со мной, а потом задумчиво уставился в поверхность столика. Я же, взяв чашку, сделал ещё один глоток чая. Посмаковал и ещё раз припал к чашке губами.
— А откуда Рейли знает этого Дюбуа? — прервал вопросом моё чаепитие регент.
— Они были знакомы по Одессе, когда шестнадцатилетний Михаил Рачинский вместе со своим дядей приехал в этот город семнадцать лет назад. Жили на одной улице. А потом они случайно в девяносто восьмом году встретились в ресторане поезда «Марсель — Париж». Рейли по заданию службы должен был выкрасть бумаги у курьера французских анархистов и решил привлечь к этой операции в тёмную своего старого знакомого, зная, что тот отличный игрок в карты…
— То есть шулер, — усмехнувшись, произнёс великий князь, перебивая меня.
— Я бы сказал расчетливый игрок с феноменальной памятью, ну и ловкими руками. Этого тоже не отнять, — я усмехнулся в ответ.
— В общем, — продолжил я, — Сидней познакомился там же в ресторане с курьером анархистов, предложил потом в купе расписать пульку по маленькой, чтобы убить время. Подлил в вино жертве какую-то химию, чтобы тот заснул, но что-то не рассчитал. Курьер заснул, но быстро очнулся, достал револьвер, собираясь стрелять, но тут вмешался наш Дюбуа. Он ещё с Молдаванки начал носить, как и я, на левом предплечье небольшой клинок в ножнах. Чтобы остаться в живых Шпейер — Рачинский — Дюбуа убивает анархиста, после чего попадает на крючок секретной службы Британии и начинает работать на её зарубежный отдел. В основном обыгрывал, загоняя в карточные долги указанных ему лиц. Потом служба выкупала у Дюбуа векселя и предъявляла их проигравшему и нужному для Британии человеку, заставляя, вернее всего, расплачиваться того определенного вида услугами, либо секретной информацией.
— Какой-то шпионский, как говорят французы, роман, — перебил меня регент.
— Да, жизнь Дюбуа по словам Рейли была насыщенной. Насколько тот слышал, Мишель больше трех лет назад погорел вместе с британской службой на каком-то высоком чине из правительства Французской республики. После тихого скандала на уровне МИДа, по рекомендации Сюрте Дюбуа уехал в Соединенные штаты. Дальше о судьбе своего знакомого Рейли ничего не знает.
— А почему, Тимофей Васильевич, Вы решили, что этот Рачинский-Дюбуа и есть товарищ Николай? Вам об этом Рейли сказал? — вновь перебил меня великий князь.
— Нет. Но подсказку дал. Четыре дня назад задержанные в Харькове со ста тысячью рублей три члена боевой группы, участвовавших в нападении на банк, дали показания, что у товарища Николая был вроде адъютанта пятнадцатилетний хлопец — Мишка Япончик, который и застрелил Великого князя Алексея Александровича во время ограбления банка. Сегодня утром пришёл ответ из Одессы. Этот Мишка Япончик установлен, как Мойше-Яков Вольфович Винницкий, — я сделал паузу, давая возможность регенту задать вопрос.
И тот меня не подвёл.
— И что это дает, кроме того, что установили конкретно, кто убил дядю Алексея⁈ — эмоционально произнёс Михаил.
— А дает нам это то, что в своё время Вольф Винницкий — отец Япончика спас от смерти тогда ещё молодого Михаила Рачинского, когда тот обитал на Молдаванке вместе с не менее молодым Соломоном Розенблюмом. О том случае кричала если не вся Одесса, то Молдаванка точно, — я попытался изобразить на последнем предложении одесский говор, чем вызвал улыбку у регента. — В том же девяносто восьмом году Вольф Винницкий погибает в драке, его пырнули ножом, а Рачинский, точнее уже французский гражданин Мишель Дюбуа начинает оказывать финансовую помощь вдове и сыну Вольфа Винницкого.
Я опять сделал небольшую паузу, подогревая интерес Михаила, после чего продолжил:
— Из Харьковского Губернского Жандармского Управления пришли копии допросов задержанных террористов. Так вот! Все утверждают, что товарищ Николай всегда был в гриме, причем различном. Во время ограбления банка он нарядился купцом в очках с зелеными стеклами. Как он реально выглядит, никто не знает. Но в одном из протоколов допроса я наткнулся на интересный факт. Япончик несколько раз, оговариваясь, называл товарища Николая Мишелем. Один из анархистов предположил, что пацан знает, кто такой товарищ Николай на самом деле.
— И Вы, Тимофей Васильевич, по оговорке предположили, что товарищ Николай и есть Мишель Дюбуа, который денежно помогал Япончику и его матери? Так⁈
— Так, Михаил Александрович. Чуйка говорит, что это — он.
— Не знаю. Как-то всё притянуто, — Михаил покрутил головой.
— Согласен. Есть смысл в ваших сомнениях. Задержим Япончика и товарища Николая, узнаем точно. В Иркутске жандармы предупреждены. Махаевцы в Вилюйске и Иркутске взяты под плотное наблюдение, особенно Вера Давыдовна Гурари — жена Махайского. Так что вопрос поимки основных фигурантов упирается в пару дней, пока наши герои не прибудут в Иркутск. Хотя…
