Мамба и большой Куш (СИ) - Птица Алексей
Старейшина помолчал, переваривая мои слова, буквально прожигая своим пронзительным взором. Не знаю, что он хотел разглядеть на моём безучастном лице, но через какое-то время всё же бросил бесполезные попытки и продолжил разговор.
— Я понял тебя, путник. Может, это и правда, но у меня есть к тебе одна просьба. В селении остановился богатый караван, им владеет один из самых влиятельных купцов Аксумского царства и доверенное лицо визиря Ахмека-тэре. У него случилась беда: сначала заболел он, но смог оправиться, но тут же заболела его единственная дочь-красавица, что ухаживала за ним в пути. Её надо спасти, она находится здесь, лежит в лучшей комнате постоялого двора.
У меня нет в селении лекарей, а те, что есть, не знают и половины того, что знаешь ты. Мне доложили, что ты прекрасно разбираешься в травах. Та старая женщина, что ухаживает за больными, потомственная целительница, чьи знания передаются из поколения в поколение, и она не соврёт мне. Не отпирайся, ты знаешь много трав и умеешь распознавать болезни. Я тебя награжу за это, но позже, а пока нужно спасти дочь купца. Спасающийся в саванне хватается даже за хвост змеи, надеясь убежать от льва.
Если ты сможешь её вылечить, то получишь огромную награду и заслужишь уважение, а купец заберёт тебя с собой в Аксум. Но так будет, если ты вылечишь девушку, если же нет, то на тебя обрушится весь гнев Шафата, отца девушки.
Я немного удивился, и в то же время несколько опешил от подобного ультиматума, как-то мне не доводилось выступать целителем, да ещё девушки, да ещё с угрозой собственной жизни. Ох, уж эти местные забавы. Ладно, как-нибудь вывернемся.
— Я приложу все силы, но если есть угроза, то я не вижу смысла подвергать опасности ни свою, ни жизнь этой прекрасной, по вашим словам, девушки. На всё воля богов, и только они могут сделать так, что она выживет, я же бессилен и несведущ в болезнях. Я лечу открытые раны и то, по необходимости, потому что воин и знаю в этом толк. А чем болеет девушка, я не знаю, даже не сомневаюсь, что её болезнь совсем другого свойства.
— У тебя, воин, нет другого выбора, и у меня его тоже нет. Если девушка умрёт у меня в селении, то мне этого не простят. Если ты не поможешь, то и тебе этого не простят, уважаемый Мамба. Советую тебе приложить все силы и умения, дело этого явно стоит. У тебя есть шанс стать богатым, а у меня — сохранить своё селение.
— Что, всё настолько серьёзно?
— Да, — коротко ответил старейшина и сложил руки на своём объёмном пузе, — у тебя нет выбора, воин: или ты вылечишь девушку, или сложишь голову. Из селения нет выхода. Караван большой, а связи у купца весьма серьёзные. За него обязательно отомстят.
Слушая старейшину, я в задумчивости качал головой. Лекарства-то я подберу, но вот правильно распознать болезнь будет очень сложно. Я ведь действительно не врач, и у меня тут нет ни лаборатории, ни возможности провести анализы, ничего нет. Только я и пациент. Ладно, не будем заранее расстраиваться. Всё же, дело благое.
— Хорошо, раз выбора нет, то я согласен.
— Я не сомневался в тебе, воин. Пойдём, я проведу тебя лично к постели больной. Идём!
Старейшина встал и, отдёрнув полог хижины, вышел наружу, я вслед за ним. В окружении трёх воинов мы быстро дошли до постоялого двора и, войдя внутрь, прошли в главное здание, сложенное из глины.
Во дворе оказалось много людей из охраны, одетых, как кочевники. Старейшина крикнул им, один из воинов приложил руку к сердцу и тут же вошёл внутрь здания, чтобы через пару минут выйти из него и приглашающе махнуть рукою. Мы вошли и, пройдя по полутёмным прохладным коридорам, зашли в одну из комнат.
В комнате на кресле сидел ещё не очень пожилой человек — черноглазый, смуглолицый, бородатый, с носом, как у ястреба, и обвисшими щеками. Весь его вид говорил о том, что ему приходится нелегко. Следы недавно отпустившей его болезни виднелись на коже лица и выдавали себя лихорадочным блеском глаз.
— Кого ты привёл ко мне, Зам-Зам?
— Я привёл целителя, о мудрый Шафат.
— Гм, он больше похож на воина, что прошёл множество бурь, чем на целителя. Разве он умеет распознавать болезнь и защищать жизнь перед богами?
— Он пришёл к нам два дня назад, один, весь израненный, и он знает толк в целебных травах, достопочтимый. Старая Мирра это подтвердила, а ведь она смогла помочь вам вылечиться.
— Да, она помогла мне, но не смогла помочь моей дочери.
— Её знания не безграничны, о мудрейший.
— А у этого воина они есть?
— Есть, если верить её словам, но разве у нас есть выбор? У меня нет никого, кто мог бы взяться за это дело, а времени осталось не так уж и много. Я хочу спасти вашу дочь, и воин, которого я привёл, может попытаться сделать это.
— Попытаться? — уголки губ купца мучительно искривились в горькой ухмылке. Я молился всем богам без исключения, чтобы они спасли мою дочь, но боги не хотят пойти мне навстречу, она умирает.
— Боги послали меня, — ровно сказал я и посмотрел прямо в глаза купца. Тот не отвёл взгляда, в свою очередь, пытаясь что-то прочитать в моих.
— Идёмте, — не стал спорить он и, встав с кресла, направился в сторону двери. Комната, в которой находилась дочь купца, оказалась практически напротив и охранялась двумя воинами. В неё не пустили старейшину, лишь сам купец да я, вслед за ним, вошли туда.
В комнате находились ещё две молодые женщины, а на единственной широкой кровати лежала молоденькая девица, скорее, даже девочка. Иссиня-чёрные длинные волосы, сейчас трепетно ломкие, нежная, слегка смуглая кожа, тонкие руки прирождённой красавицы, точёное, словно созданное из оникса лицо, аккуратный ровный носик, тонкие выгнутые брови и прекрасные чёрные глаза, сейчас полуприкрытые тяжёлыми веками.
Её припухшие от болезни губы были раскрыты, она тяжело дышала, будучи без сознания. На первый взгляд девочке было лет двенадцать-тринадцать. Сколько ей на самом деле, я не знал, да и не всё ли равно.
— Она?
— Да, — коротко ответил купец.
Кивнув, я подошёл к девице и вопросительно посмотрел на купца.
— Можно трогать только за руки и лицо, — понял он меня.
Кивнув, я взял за запястье руку девушки и стал считать её пульс, затем осторожно отодвинул веко и посмотрел зрачок, прислушался к шумному дыханию девушки, положил руку ей на лоб, ощутив испарину.
Девушка, несомненно, была больна, вот только природа этой болезни с первого взгляда казалась неясна. Слишком много похожих симптомов, сразу указывающих на несколько болезней. Мало данных, но и взять другие невозможно, надо думать и размышлять.
Я отошёл в сторону от её кровати и задумался. Скорее всего, у неё лихорадка, но причина мне непонятна, точнее, природа этой самой лихорадки непонятна. В голове роились тысячи симптомов десятка болезней, да какого десятка, не меньше сотни. Начав вспоминать, я стал отбрасывать их одну за другой.
Купец не мешал, удивлённо смотря на моё лицо, а я продолжал думать. Так до конца и не решившись, снова подошёл к девушке и, склонившись к самой груди, стал слушать её. Да, опустить своё ухо ей на грудь было непростительной наглостью, меня бы не поняли, даже если это спасло жизнь девушки. Тем не менее, я смог разобрать, что девушка дышала хоть и часто, но без хрипов, значит, дело не в пневмонии, уже легче.
Я вновь положил ей руку на лоб, потом перехватил запястье, перепроверяя пульс, и даже принюхался. Запах пота также может многое сказать о болезни, да и покровы кожи тоже, и вновь задумался. Напрашивалась только одна болезнь, симптомы которой укладывались полностью в мои предположения. И эта болезнь — малярия.
Я обернулся к купцу, мимоходом заметив, что он очень сильно взволнован и, в то же время, не решается приблизиться к кровати девушки, словно она для него табу. Ну, мало ли, почему. Две молодые женщины смотрели на меня, не решаясь спросить. Благо ещё не придумали ислам, и они могли задавать вопрос самостоятельно, не требуя на это разрешения мужчины.
