Позывной «Курсант» (СИ) - Барчук Павел
Буквально через пару минут Николай Николаевич уже стоял в кухне. Охренительная исполнительность… Вот тут, конечно, снимаю шляпу. Если бы в моем времени хотя бы часть сотрудников органов, любых, имела способность столь же четко выполнять приказы, мы бы, наверное, всю преступность победили. Хотя… Тут у них тоже это не особо получается, как я понял.
— Дальше разговор по делу, так что лучше тебе присутствовать. — Пояснил Игорь Иванович чекисту. Затем снова повернулся ко мне.
— Алексей… Страна сейчас обескровлена большим количеством гнид, которые прижились на теле Советского государства. Прошлые пару лет… — Бекетов замолчал, соображая, как бы поприличнее это сказать. А фишка в том, что прилично не скажешь. Репрессии репрессиями сейчас еще называть нельзя. — В общем… Товарищ Сталин принял решение о подготовке новых кадров для определенной работы. Скажем так… Специальным указом создана Школа Особого Назначения. Место, где займутся подготовкой разведчиков. Понимаешь?
— Нет. — Ответил я совершенно честно. — Про школу понимаю. Не понимаю, при чем тут я.
— Алексей, ты входишь в список тех, кто попадёт в первый поток. — Бекетов выглядел до одури довольным. Очевидно, наличие фамилии Реутов в этом списке — его заслуга.
— Так я же… — Чуть не ляпнул, про родителей, которые числятся врагами народа, но вовремя заметил предупреждающий взгляд Игоря Ивановича. — Я же детдомовец.
Интересно девки пляшут…Вот почему он выпроводил Клячина. Родители. Значит, Николай Николаевич в данном вопросе владеет лишь официальной информацией и считает меня настоящим Реутовым… Не настолько он близок к Бекетову, выходит…
— Да. Но тут есть некоторый нюанс… — Игорь Иванович поднял руку и посмотрел на пустое запястье. — Ах, ты черт! Часы забыл в кабинете… Николай, сколько времени?
— Четверть восьмого, товарищ старший майор государственной безопасности. — Отчеканил Клячин.
— Так… За мной сейчас подъедут. Сказал к этому времени забрать. В общем… Николай, введи Алёшу в курс дела. Объясни, что и как. Завтра вас отвезут на место. И…
Игорь Иванович встал с табуретки, подошел ко мне, а затем положил руку на плечо.
— Теперь мы будем видеться чаще. Я теперь буду рядом. Ты, можно сказать, под моей опекой теперь, Алексей Иванович Реутов.
Ну, вот, собственно говоря, на том удивительный вечер и закончился.
Бекетов уехал. Клячин зявил, он не сказочник и трепать языком не любит. Утром встанем, пока суть да дело, расскажет все, что нужно. А потом отправил меня спать.
И вот теперь — новое утро. Новое утро новой жизни и хренова куча проблем, которая с каждым днём становится все больше.
Глава 11
В которой я более-менее понимаю, на что рассчитывать
— Ну… Чего стоим? Кого ждем? Шея сама себя не помоет. А с грязной шеей я тебя в приличное место не повезу, Алексей…Надо привыкать к хорошим манерам. Они тебе скоро, ой, как пригодятся…
Николай Николаевич замер рядом, сунув руки в карманы. Он с интересом наблюдал за моими душевными терзаниями, перекатываясь с пятки на носок и обратно.
А я терзался. Сильно. Смотрел на ведро, полное ледяной воды, и очень сильно терзался. Мало того, что она выглядела подозрительно мутной, так ещё ее температура, подозреваю, близится к нулю.
— Обмойся, говорю, — В который раз повторил чекист приказным тоном.
— Да в общем-то мне и без этого очень хорошо. Вчера же в бане были. — Я перевел взгляд на Клячина, а потом снова уставился на ведро. Будто от моих взглядов вода могла нагреться.
— Так то вчера, Алексей. Оно уже не считается. Мы с тобой о сегодня говорим. — С усмешкой сказал Клячин.
— Может, не надо? — Я с надеждой посмотрел на своего опекуна, чтоб ему пусто было. Изверг!
— Надо. Алеша. Надо…
С этими словами Клячин шагнул ко мне и ведру. Ведро он схватил за ручку, а меня — за тыльную сторону шеи, наклоняя вперед, и потом плеснул холодной водв, прямо сверху.
Я чуть не взвыл, если честно. Или даже, по-моему, взвыл. Башка в один момент перестала соображать.
— Вот! Хорошо! — Клячин поливал меня холодной водой с каким-то садистским восторгом. — В здоровом теле — здоровый дух, Алексей. А то ты у нас совсем, как барышня. Все тебе не то и не так. Будто не в детском доме вырос, а в Смольном, среди институток. Скоро начнешь реверансы да кникинсы делать.
— Книксены… — Выбил я зубами слово, с трудом ворочая языком.
При этом еще приходилось плескаться под льющейся сверху водой, иначе, боюсь, чисто из принципа, Клячин притащил бы новую порцию. Мы, на секундочку, стои́м даже не в доме, а рядом с порогом. На улице. И сейчас по-прежнему октябрь месяц. Хоть и ранний, относительно теплый, но все же, ни черта не Мальдивы.
— Чего⁈ — Он замер на секунду, выровняв ведро так, что вода перестала литься.
— Книксены, млять! Да не останавливайтесь Вы уже! Сейчас сдохну ведь!
— Ох, ты погляди же… Исправляет он меня… В коммуне, что ли, научили словам таким? Ну, книксены. Один черт херня это. Пережитки буржуазного прошлого. — Клячин плеснул остатки воды мне на голову, а затем сунул что-то в руки. — Вытирайся, умник.
Собственно говоря, с этими утренними помывочными мероприятиями, выбор у меня был невелик. Либо драться с Клячиным, отнимая у него ведро. Либо сделать, как он хочет. А хотел Николай Николаевич, чтоб я, стоя на улице раздетым по пояс, принял, так сказать, импровизированный душ.
Я, не глядя, схватил протянутый им предмет и залетел в дом, с остервенением растирая свое тело какой-то тряпкой, врученной чекистом вместо полотенца.
— Ну, вот видишь… Хорошо же. А? Хорошо? — Он топал следом, с довольной улыбкой почёсывая живот.
Сам Николай Николаевич, кстати, тоже был по пояс раздет, но, в отличие от меня, чувствовал себя прекрасно. Судя по ещё не до конца высохшим волосам, он, перед тем как издеваться надо мной, тоже устроил себе купание.
— Охренительно, как хорошо! Чувствую, совсем другим человеком стал! Прямо ощущаю, наполняет меня просветление! — Рявкнул я Клячину, искренне, от всей души желая ему поймать пневмонию, в идеале сразу двустороннюю.
Мои зубы громко стучали, а внутри все сжалось от холода. И заодно от желания надеть это долбаное ведро чекисту на голову. Воспитатель хренов. Закалять он меня решил.
— Теперь можно одеться и поесть. Скоро ехать нам уже. — Клячин выхватил из моих рук мокрую тряпку и протянул чистые вещи.
Вещей этих, кстати, в шкафу оказалось до хрена. И почти все — моего размера. Такое чувство, будто меня здесь ждали и к моему приезду готовились. Хотя, если дом — служебный, может, просто так совпало. Наверное, сотрудникам часто приходится пользоваться этим местом в своих целях.
— Нормально… — Клячин окинул меня с ног до головы оценивающим взглядом, когда я облачился в штаны, рубаху и джемпер. — Прилично выглядишь. Не стыдно людям показать. Ладно. Идем. Перекусим.
Чекист развернулся и двинулся к кухне. Сам он одеваться не торопился. Я хотел было сделать ему замечание насчёт голого торса, с которым за стол нормальные люди не садятся, но решил, книксенов достаточно. А то нарвусь либо на подозрения с его стороны, с хрена ли бывший беспризорник из себя интеллигента корчит, либо тупо отхвачу мандюлей.
Поэтому просто молча уставился ему в спину злым взглядом, от души желая Николаю Николаевичу провалиться сквозь землю.
На столе уже стояли кружки с крепким чаем, белый хлеб и несколько сваренных вкрутую яиц. Клячин успел сообразить завтрак за то недолгое время, пока я вылазил из постели и тупил с этим дебильным ведром. Просто личное участие в утренних процедурах чекист принял, когда понял, что я не сторонник подобных методов закалки. Поначалу он надеялся на мою сознательность. Очень зря.
А вот насчёт жратвы он, конечно, молодец. Просто скатерть-самобранка советского разлива. Раннее утро, а уже откуда-то и хлеба притараканил, и яиц. Куры у нас по двору точно не ходят. Значит, сбегал туда, где ему всю еду отгрузили. В остальном — прибил бы его, честное слово.
