Ледащий (СИ) - Дроздов Анатолий Федорович
— Поздравляю! — Николай потряс руку Владислава. — Теперь ты офицер.
— Меня еще на взвод поставили, — мрачно отозвался Гулый. — Какой я командир? Три года в рядовых ходил. Слушай, Коля, поможешь научить моих как нужно воевать? Мне ведь новобранцев дали из мобилизованных. Стрелять только по мишеням умеют, а больше — ничего.
— Хорошо, — пообещал Несвицкий. — Созвонимся на днях.
На этом разговор и завершился — в зал вошел оркестр, и под лепными сводами зазвучал гимн Нововарягии. Следом почетный караул в составе взвода внес в зал знамя молодой республики — бело-желтый-черный флаг на красном древке. От знамени империи он отличался только белой полосой. Взвод встал напротив и, повернувшись, замер.
— Главнокомандующий вооруженными силами республики Георгий Станиславович Качура, — объявили по трансляции.
В зал вошел мужчина лет пятидесяти, высокий, стройный, в мундире при погонах, где на поле, расшитом золотыми нитями, красовалось по одной звезде. Главнокомандующий был в невысоком чине — всего лишь генерал-майор. Да и его он принял по настоянию Собрания Республики, поскольку капитану командовать войсками было как-то несолидно.
— Господа! — обратился к ним Качура. — Сегодня по поручению Собрания Республики я вручу награды тем, кто отличился, защищая страну и наш народ. Живым и родственникам павших. Из уважения к памяти погибших с них и начнем…
Церемония не затянулась. По трансляции объявляли очередное имя, к главнокомандующему подходила женщина — мать или вдова погибшего, и генерал вручал ей красную коробочку с наградой. Жал руку, обнимал и что-то говорил. Все выглядело так сердечно, и Николай почувствовал, как к горлу подступил комок. Здесь героев чтили.
Последняя вдова с наградой отошла к другим.
— Для получения награды приглашается Георгиевский кавалер прапорщик Гулый! — объявили по трансляции.
Владислав отправился к главнокомандующему и в последние пять метров неуклюже ударил строевым. Несвицкий вздохнул, на это глядя. А что поделаешь — шахтер. В лаве строевым не ходят, а в батальоне ополченцев, как видно, этому умению не уделяли много времени.
Гулый, вскинув руку к кепи, доложил, что прибыл. Главнокомандующий прикрепил к его мундиру орден. К удивлению, Несвицкого, тот представлял собой не крест, а четырехконечную звезду из золотистого металла с медальоном в центре. Получив награду, Гулый повернулся к залу и снова вскинул руку к козырьку.
— Служу республике!
— Встаньте рядом, прапорщик, — велел ему главнокомандующий. Гулый подчинился.
— Для получения награды приглашается Георгиевский кавалер, доброволец, волхв Несвицкий, — прозвучало по трансляции.
На Николая накатило… Пружинистым и легким шагом он вышел в центр зала и, повернув налево, ударил строевым. Впечатывая подошвы берцев в мраморные плиты, приблизился к правителю, встал и вскинул руку к козырьку.
— Господин главнокомандующий! Доброволец волхв Несвицкий для получения награды прибыл!
— Орел! — Качура улыбнулся. — Сразу выправка видна. В каком был чине?
— Майор в отставке, — сообщил Несвицкий, нисколько не соврав.
— Почему мундир не носишь?
— Служил другой стране. Здесь доброволец.
— Ну, это мы поправим, — сказал Качура и посмотрел на адъютанта. Тот подал ему раскрытую коробочку. Генерал-майор взял орден и приколол его к мундиру добровольца.
— Поздравляю, кавалер. Носи знак с честью.
— Благодарю! — Несвицкий пожал руку генералу и повернулся к залу. Вскинул руку к козырьку: — Служу республике!
— Встань рядом, — велел главнокомандующий, Несвицкий подчинился.
— К торжественному маршу! — объявили по трансляции. — В честь Георгиевских кавалеров. Взвод — смирно! Равнение направо! Шагом марш!
Заиграл оркестр, и мимо Николая, Владислава и главнокомандующего, печатая шаг, прошел знаменный взвод. У Несвицкого повлажнели глаза. Он вскинул ладонь к кепи. Чтобы его так награждали раньше! Вызовут в штаб, сунут в руки коробочку и иди, воюй! А тут… Сам главнокомандующий, почетный караул со знаменем…
— Господа! — объявил главнокомандующий, когда взвод и оркестр удались. — Прошу в банкетный зал. Почтим память павших героев и выпьем за здоровье живых.
Несвицкий с Гулым присоединился к родственникам погибших ополченцев и в сопровождении распорядителя направились в банкетный зал. Он не видел, как Качура подозвал адъютанта и что-то приказал ему. Тот кивнул и удалился, а главнокомандующий пошел за ними следом.
Стол был накрыт довольно скромно: тарелки с бутербродами, рюмки с водкой, бокалы с пузырящимся шампанским на белой скатерти. Как говорится, чисто символически. Стульев нет, а-ля фуршет. Выпили, немножко закусили — и по домам. Мужчины остались в головных уборах.
— За павших воинов! — главнокомандующий поднял рюмку. — За героев! Царство им небесное.
Все молча выпили и закусили. Официанты разлили по второй. Напротив Николая стояли женщины во вдовьих платьях и платках. Они поглядывали на него, и он почувствовал себя неловко. Вот он выпендривался, строевым ходил, а их мужья и сыновья лежат в земле…
— Что загрустил? — спросил его главнокомандующий.
— Да вот припомнилось… — ответил Николай.
— Что?
— Стихи.
— Прочти!
Николай кивнул:
— Я знаю, никакой моей вины
В том, что другие не пришли с войны,
В том, что они — кто старше, кто моложе —
Остались там, и не о том же речь,
Что я их мог, но не сумел сберечь, —
Речь не о том, но всё же, всё же, всё же… [2]
Главнокомандующий крякнул:
— Умеешь ты тоску навеять. Да я об этом каждый день… Ты лучше б спел, как пел на кладбище.
— Так ведь не тризна, — растерялся Николай.
— А ты не поминальную, другую, — пожал плечами генерал. — О том, как мы деремся на войне. Такие знаешь?
— Спойте, Николай Михайлович! — загомонили женщины. — Уважьте!
— Ладно, — выдохнул Несвицкий, слегка подумав. — Хотели — слушайте!
Здесь птицы не поют,
Деревья не растут.
И только мы к плечу плечо
Врастаем в землю тут.
Горит и кружится планета,
над нашей Родиною дым.
И, значит, нам нужна одна победа,
Одна на всех. Мы за ценой не постоим!
Одна на всех. Мы за ценой не постоим!.. [3]
Он пел, прикрыв глаза, поэтому не видел, как повлажнели взоры женщин, как замерли у столика с напитками официанты, как выглянул из кухни и застыл в дверном проеме повар в белом колпаке.
Нас ждет огонь смертельный,
И все ж бессилен он.
Сомненья прочь:
Уходит в ночь
Отдельный
Десятый наш
Десантный батальон.
Десятый наш
Десантный батальон…
Николай спел два куплета и припевы, третий исполнять не стал — там Курск, Орел и вражеские ворота. Не дошли еще до них…
— Уважил! — крякнул генерал, когда волхв смолк. — За победу!
В этот раз все чокнулись. К главнокомандующему приблизился адъютант, в руках он держал кожаную папку. Генерал взял ее, раскрыл, прочел и расписался внизу листа предложенной ему ручкой.
— Огласи! — велел, вернув папку адъютанту.
Тот громко стал читать:
— Указ главнокомандующего вооруженными силами республики… Присвоить добровольцу, волхву Несвицкому Николаю Михайловичу чин майора медицинской службы…
— Давай! — кивнул Качура, когда адъютант умолк. Положив на стол папку, тот вытащил погоны из кармана и, подойдя к Несвицкому, пристегнул к его мундиру. Затем прикрепил на воротник эмблемы — змея и чаша, не забыл и кепи волхва. Его украсила кокарда в виде скрещенных автомата и молотка шахтеров. Все это время Николай был в полном охренении от происшедшего.
— Ну! — сказал ему главнокомандующий, когда преображение закончилось. И Николай сообразил. Вскинул руку к кепи.
— Господин главнокомандующий! Майор Несвицкий. Представляюсь по случаю присвоения мне воинского чина майора медицинской службы.
