Колхоз. Назад в СССР 5 - Павел Барчук
— Эй, братец мой любимый. — Я махнул Переростку рукой.
Мол, иди сюда есть просто мандец, какое важное дело.
Он сразу с заметным облегчением бросил свой чемодан, причём, Матвею Егорычу на ногу. За что был моментально возведен из ранга криворукой бестолочи в звание полного дебила. А дед еще минут пять прыгал на месте, обзывая братца разными неприличными словами. Однако, в свою очередь, Матвей Егорыч тут же получил строгий выговор от маменьки. От моей, естественно.
Госпожа Милославская, привлеченная трехэтажным матом, выглянула в окно и велела Матвею Егорычу не выражаться при детях. Так как ни я, ни Андрюха на детей не тянули при всем желании, речь, похоже, шла о Семене.
Младшенький наоборот, решил, что он — достаточно взрослый парень. Поэтому с искренним, чистым, невинным выражением лица заверил маман, его подобным уже не удивишь, а затем четко, громко, как стихи на новогодней елке, повторил все слова, сказанные дедом Мотей. Во дворе повисла тяжелая пауза. Ольга Ивановна, как раз, собиравшаяся уйти к себе во двор, оглянулась на Сеньку с уважением. Она оценила исполнение в полной мере.
— Семен… — Светланочка Сергеевна, наконец, обрела дар речи. Она возмущенно погрозила сыну пальцем. — Быстро в дом! Бери книгу Льва Николаевича, например, «Войну и мир». Вон, у Виктора в серванте стит. И читай. Пока эти плохие выражения не испарятся из твоей головы. Нахватался от всяких…
Сенька, конечно, пытался объяснить Милославской, что народный фольклор — дело, в общем-то, житейское. Однако, в ответ, получил от матери обещание, если сейчас же он не пойдет и не искупит вину кровью, а именно, чтением романа Толстого, то она возьмет мыло, намылит ему рот, а потом один черт заставит читать.
Короче, пришлось Младшенькому, топать в дом. При этом он выглядел совершенно несчастным.
Сенька бросал в нашу сторону выразительные взгляды и чуть не плакал. Еще он с тоской смотрел на сарай, где стоял сельскохозяйственный инвентарь. Так понимаю, Младшенький планировал, пользуясь нашим неожиданным и вынужденным возвращением, заняться дальнейшими поисками клада.
— Вечером поговорим об этом… — Шепнул дед Мотя Семену.
Меня аж передернуло. Ну, все ясно. Можно ждать очередных ночных походов. Я так понимаю, Матвей Егорыч тоже, как и Сенька, думает теперь постоянно о кладе, который, возможно, лежит в земле бесхозный и ждет, когда же его откопают.
— Чего ты хотел, Жорик?
Андрюха приковылял ко мне и уселся на второй табурет, стоявший рядом. Вообще, гипс братцу уже больше мешал, чем помогал. К тому же, внешний вид у него, у гипса имею в виду, стал в разы хуже. Возникало ощущение, будто Андрюхиной ногой месили грязь, коровье дерьмо, гнилую траву и еще какую-то ерунду, непередаваемого цвета.
— Короче… Скажи мне, у тебя осталось хоть что-то к Аллочке?
Братец сморщил лоб. Судя по всему, он пытался осмыслить, осталось или нет.
— Да вроде отпустило давно. А что? — Выдал, наконец, Переросток после нескольких минут размышления.
Я с облегчением выдохнул. Уже радует. Не хватало в этой ситуации разбить сердце Андрюхе. Нет, я догадывался, что скорее всего там разбивать нечего, но мало ли.
— Слушай… Такое дело. Есть у меня один приятель. В Воробьевке. Очень-очень хороший парень. Ему сильно Аллочка нравится. Даже, я бы сказал, он в нее влюблён. Так вот… Сам знаешь, как телочки…
Осёкся, потому что взгляд Андрея стал чуть более туманным. Походу, он аналогии между рогатыми животными и женским полом не улавливал. Пришлось уточнить.
— Девушки. Про девушек говорю. Понимаешь?
— А-а-а-а-а! Ясно. — Братец посветлел лицом.
— Так вот. Девушки, женщины и так далее, просто до ужаса любят всякие героические поступки. И вот что думаю… — Я выдержал театральную паузу, дабы Андрюха проникся важностью момента. — Ты должен пригласить Аллочку на свидание. Там начать вести себя по-скотски. Появится Серега, даст тебе в морду, спасет Аллочку от грязных посягательств и все. Дело в шляпе. Она его полюбит. И будут они любить друг друга до конца жизни. Понял?
— Понял… — Андрюха кивнул головой. — Один вопрос. По-скотски, это как?
Я посмотрел на серьезное лицо Переростка. Ну, да… Он, конечно, даже приблизительно не может представить, что значит, позволить себе лишнего и сделать любой особе женского пола плохо.
— Блин… Ну, приставать, там. Хватать за разные неприличные места. Андрюх! Короче! Ты должен быть злодеем. Понял? Хрен его знает, как объяснить подробнее.
В общем, с горем пополам, удалось разжевать братцу все в деталях. Он сначала заартачился. Ожидаемо. Хватать Аллочку за разные не то, чтоб неприличные, даже вполне себе невинные места ему, может, и хотелось, но Андрюха заявил, что это неуважение к даме. Более того, может сильно испортить репутацию самой дамы. Потому что в деревне есть поговорка «сучка не захочет, кобель не вскочет». Соответственно, в подобных ситуациях всегда винят девушку.
Я заверил братца, что это очень даже хорошо. Тогда она тем более оценит поступок Сереги очень высоко.
— И когда мы это будем делать? — Сдался, наконец, Андрюха.
— Сегодня! — Решительно заявил я.
Ибо не хрена сиськи мять. Тут вон, один день веселее другого. Мало ли, что завтра случится. Нет. Ждать больше нельзя.
— Это как? — Переросток, конечно, от моей прыти офигел.
— Как…
Я завис, соображая. Действительно, как? Опять все упирается в этот долбаный транспорт. Одна машина на всю деревню, и та — служебная. Два мотоцикла. Причем, ни у Ефима Петровича, ни у Лидочки я не могу его попросить. Зато велосипедов — навалом. Но к велосипедам у меня выработалась устойчивая неприязнь.
Я посмотрел на деда Мотю, который, задумавшись, пялился в сторону входной двери, закрывшейся за Семеном. Насколько могу предположить, скорее всего Матвей Егорыч сейчас соображает, как бы перерыть участок рядом с церковью, не привлекая при этом внимания.
— Как себя чувствует Ваша лошадь? — Крикнул я ему. Расстояние между нами было приличное, поэтому пришлось чуть повысить голос.
Дед сразу сделал «стойку» на мою фразу. Естественно, он за это время тоже успел понять, вот уж точно здоровье кобылы меня волнует мало. Значит, на самом деле, имеется какой-то интересный план.
— Чего задумали? — Матвей Егорыч шустро присоединился к нам.
Я в двух словах объяснил, что требуется, теперь деду Моте. Тот пришел буквально в восторг. Заявил, будто я, Жорик Милославский, добрейшей души человек, а он, Матвей Егорыч, самый настоящий Купидон. Устраивать личную жизнь двух людей, нуждающихся в помощи — его секретное хобби.
Честно говоря, в тот момент я испытал все-таки легкое волнение и тревогу. Просто у нас уже были и
