Остров отложенной гибели - Сергей Владимирович Возный
Последняя фраза тоже адресовалась мне — точнее, моему хопешу. Крепыш приблизился вразвалочку и даже нагибаться не стал, протянул руку. Похоже, мне пора вставать, защищать свою собственность и своё достоинство. Зря он так про «мордатого»!
— И чего ты тут пузо выставил?! — теперь крепыш-коротыш глядел на меня снизу вверх, но крепостью мышц и сейчас превосходил вдвое. Как и злобной решимостью во взгляде.
— Убить тебя медленно, или отдашь эту штуку и сдохнешь быстро? Считаю до трех, выбирай.
— Эта штука — моя!
Крепыш удивился настолько, что даже взгляд подобрел — до того, как древко копья зацепило меня под колено, а нога в мокасине саданула в живот. Спина ударилась о мягкую землю, копье в чужих руках перевернулось острием книзу, нависло над моей грудиной.
— Нет, нет, не надо!!!
Истошный вопль, к счастью, вырвался не у меня — Камыш его издал, совершенно не старческим голосом. Копье продолжило целиться мне в район пупка, а вождь подбежал к одному из крепышей, принялся ему что-то доказывать. Тоже к вождю, наверное — или к «авторитету», если совсем «по понятиям». Тот послушал, махнул рукой, и колючая угроза надо мной висеть перестала.
— Кто увидел, тот забрал, — судя по тону владельца копья, здесь это было священной формулой. Вроде «деньги-есть-а-если-найду» у гопников прежнего моего мира. Руку он протягивать не стал, подобрал мой хопеш самостоятельно, а я, наконец, поднялся. Повторно. Побрел за всеми к воде. Десяток пришлых копейщиков расселись на бережку вполне по-хозяйски, местные, кто с «рыбным оружием» держались пока в стороне. Они тут типа полицаев, наверное, или лагерной охраны. «Авторитет» оглядел нас всех, заговорил негромко, но тишина наступила такая, что стало слышно каждого звенящего комара:
— Чего мусолить то? Как всегда, по десять крокотов с рыла, и мы уходим, а вы остаетесь смеяться. Кто не выполнит норму до вечера — повиснет вон там, сами знаете.
Указал рукой куда-то в сторону, толпа вздохнула — все и всё тут знали, действительно. Может, виселица там, а может, колья, но всяко, не доска почета. Про меня «авторитет» почти забыл, но проклятый Камыш напомнил еще раз, забубнил ему что-то негромко. Расписал, не иначе, мои таланты и везение. Может, в банду к себе возьмут? В драке я не очень, но «базарю» гладко, а жаргон у местных пацанов от российского уголовного не особо и отличается.
Женщины, между тем, притащили завтрак: снова вареная рыба, уже без бульона, сушеные корешки, котелок с водой, дощечка с чем-то мелким, черным, вроде перца-горошка. Последнюю взял под контроль один из местных — тот, что с кинжалом — выдавал по горошине в одни руки, будто медбрат лекарство.
— Сильно болеешь? — взглянул на меня почти с сочувствием, когда подошла очередь. — Первый раз всегда тяжело, возьми два кусочка.
— Это сушеный крокот, что ли? Спасибо, одним обойдусь!
На ощупь «горошина» оказалась мягкой и пористой, чуть прижгла язык, а десны тут же онемели. Больная голова отозвалась предвкушением, желудок сжался, зубы сами попытались разжевать лекарство… да вот хренушки им! Глянул по сторонам и тихонько выплюнул эту штуку в ладонь. Не факт, что заставят сожрать, но могут — чтоб уж точно не дернулся никуда. Рыба сегодня показалась безвкусной, корешками я пренебрег, на всякий случай. Выпил побольше воды, хоть и тиной воняет. Другой всё равно нет. Глянул еще раз на счастливые лица коллег по сбору, вспомнил лотофагов из «Одиссеи». У Гомера там всё красиво: кушают люди лотос, предаются забвению, а в реале имеем вонючих нариков с подводной картошкой. Вместо девушек-сирен тут поющий спрут с мертвецами на куканах, орел собрался выклевать печень не Прометею, а мне… так себе мифология, в общем! Слишком уж отличается от первоисточников!
— Нажрались, торчки?! — ускорил трапезу тот самый крепыш с моим тесаком. — Хватит рассиживаться, поднимаем задницы и пошли, пошли, пошли!
Он у них самый вредный, похоже. Вдобавок, разулся и тоже зашел в воду — ко мне поближе. Личный конвой? Офигеть, какая честь!
— Кто жует крокот, тот законченный наркот, — сказал я себе под нос и двинулся прочь от берега. Через пару шагов ступню пробило знакомым разрядом, пришлось нагибаться и выковыривать первый клубень. Десять с носа, говорите? А если я их за полчаса соберу? Неужто вернете хопеш и отпустите на все четыре стороны?
— Стой! — конвоир, похоже, бегать не привык, догонял меня сейчас с трудом. Будто кабан в болоте — такой же напористый, злой и вонючий.
— Покажи, что нашел!
— А ты как думаешь? — позволил я себе очередную дерзость, но удара в этот раз не последовало. Клубень на ладони крепыша показался мелкой сливой, тут же исчез в мешочке на его поясе.
— Плата за честь. Наши там боки греют, а я тут с тобой, в грязи!
— Э-э, уважаемый! Я вообще-то не просил…
— Тебя еще раз стукнуть? — пару секунд крепыш таращился исподлобья, а древко копья опасно раскачивалось взад-вперед. — Ладно, иди. Нам с тобой еще долго на промысел ходить, подружимся. Я добрый, если меня не злить. Стой! Кто увидел, тот забрал.
Толстый палец теперь нацелился мне в грудь — показалось, что на татуировку, но нет. На мокасины, переброшенные вокруг шеи.
— Вот зачем они тебе, объясни? Ты ж солидный воин, у тебя таких еще сотня будет, а я…
— Кто увидел, тот забрал!
Похоже, аргументы тут не катят. Как с коллекторами Пашей и Лешей, не к ночи будь помянуты. «Что будут стоить тысячи слов, когда важна будет крепость руки?!» и далее по Цою.
Татуха, кстати, зачесалась — напомнила, что спорить с крепышом опасно, а может, что другое попыталась мне сказать. Например, что мы слишком далеко от берега. Слишком близко к земляному валу, отделяющему «внутренний» плес от «внешнего». Вал, определенно, рукотворный, выпирает из воды на метр, не выше, зато по верху вкопаны толстые колья. Остриями от нас. Дальше можно разглядеть с полкилометра — пару стадий — открытой воды, без камыша, а вот за ней уже серьезный берег. Похоже, там болото и заканчивается.
— Слушай, у тебя ведь сегодня удачный день? Тесак мой прибрал, обувка новая. Давай ты взамен расскажешь, что там, за этими кольями?
