Ученик лоцмана - Борис Борисович Батыршин
«Пятый день. Вот я и выбрался, наконец, в поход. И эти строки пишу не как привык, на откидном столике в тесной каютке 'Штральзунда» — а на плоском камне, пристроившись в закрытой от сквозных океанских ветров лощинке, разделяющей две макушки горы, венчающей остров. В самом деле, сколько можно откладывать — уже который день я здесь, и только сегодня удосужился оторваться от повседневной текучки и окинуть, наконец, царственным взором свои новые владения…
Шучу, конечно, и шутки эти не слишком весёлые. Весь энтузиазм, которыми пропитаны записи предыдущих двух дней (я перечитал их, прежде, чем взяться за перо) проистекает, по сути, от сильнейшей неуверенности в собственном будущем. Необитаемый тропический остров, где можно пожить жизнью самого настоящего Робинзона — это замечательно, если твёрдо знаешь, что где-то за горизонтом пролетают рейсовые самолёты и пролегают маршруты судов, а под рукой всегда надёжная рация, по которой можно обратиться за помощью. А вот когда небеса над головой словно сошли с картин жанра фантастической живописи, и нет ни малейшей уверенности, что получится выбраться из этого обретённого нечаянно райка, неважно с чьей-то помощью, или собственными силами — вот тогда да, тогда нервишки начинают пошаливать. И принимаешься всячески убеждать себя, что это явление сугубо временное, и надо всего лишь не психовать раньше времени, и всё тогда будет хорошо — рано или поздно оживёт морзянкой эфир, или появится на горизонте парус, а то и сядет на волны лагуны маленький, похожий на стрекозу гидроплан…
В общем, вы меня поняли. И астрономические изыскания вкупе с гастрономическими экспериментами — не самый худший способ сбежать от действительности. Как и исследовательский поход до вершины горы, который я-таки заставил себя предпринять. Дело-то в любом случае полезное — сколько бы мне не пришлось здесь провести, изучить ближайшие окрестности лишним не будет. Как и осмотреться в дальних — нисколько не сомневаюсь, что с вершины горы просматривается и замеченный мной Барьерный Риф, и цепочки островов, которых сейчас дают знать о себе лишь выглядывающими над горизонтом верхушками гор. И, кстати, обратный склон моей собственной горы, куда иначе пришлось бы добираться по воде, поскольку с обеих сторон она обрывается к морю отвесными скалами.
Но — к делу. Добравшись до знакомой речки с водопоем — по пути я расставил на тропе полдюжины заранее заготовленных силков из проволоки и толстой лески, — я огляделся и стал подниматься вверх, придерживаясь русла реки. К счастью, петляет она не то, чтобы сильно; кое-где, правда, скалы подходят к воде вплотную, но обойти их не составляет особого труда, пользуясь всё теми же звериными тропами. Местный животный мир, четвероногие его представители, непуганы и не опасаются человека — несколько раз я замечал мелких то ли оленей, то ли косуль, попадались пекари, а один раз на тропу передо мной, шагах в десяти, вышел некрупный леопард. Я замер, не столько от страха, сколько от восхищения — карабин под мышкой, патрон в стволе, чего бояться? — и минуту-другую мы с пятнистой кошкой гипнотизировали друг друга взглядами. Видимо, зверь по достоинству оценил размеры визави счёл, что имеет смысл поискать добычу помельче. А может, он просто не был голоден, потому что негромко взрыкнул, хлестнул себя по бокам толстым, как труба, хвостом (я машинально отметил, что такой больше подошёл бы, пожалуй, снежному барсу) и беззвучно скрылся в чаще. Кара, замершая при появлении гостя, тявкнула ему вслед, и мы отправились дальше.
Никакой необходимости в дополнительных мерах предосторожности я не испытывал — собака трусит рядом и, уж конечно, обнаружит любую угрозу, дав мне достаточно времени, чтобы на неё среагировать. Смущало другое — практически все обнаруженные мною до сих пор живые существа так или иначе очень похожи на земных, знакомых ещё по «Жизни животных» Брема, которые я так любил листать в детстве. И это, прошу заметить — при совершенно чужой космогонии над головой, и даже на глаз спектр местного светила неслабо отличается от нашего Солнца — а значит, и набор излучений, в немалой степени определяющих пути развития местной живности, должен быть какой-то иной…
За этими рассуждениями я добрался до расселины, скорее, даже узкого ущелья с почти отвесными скальными стенами, из которого и вытекал мой путеводный поток. Если продолжать следовать ему — придётся прыгать по камням, а то и вовсе шагать по пояс в ледяной, с сильным течением воде, но дну, заваленному булыжниками. Ну ладно, я при крайней необходимости может, и справлюсь — а вот каково будет Каре? Собаку просто унесёт течением, так что придётся тащить её на себе… нет, товарищи, это не наш выбор! Конечно, интересно осмотреть истоки этой речки — мне почему-то кажется, что там, в глубине этого ущелья таится вход в самую настоящую ледяную пещеру, — но с этим придётся повременить. Как минимум — до того времени, когда я явлюсь сюда снаряжённым получше, с верёвкой, какими-нибудь самодельными крючьями и прочим инвентарём, который может пригодиться самодеятельному спелеологу. А пока — мы передохнули на лужайке у подножия скал, и стали карабкаться по узкой расселине вверх, огибая выходы скальных пород. Туда, где в просветах между деревьями призывно голубело небо над крутым скальным отрогом, поросшим ползучим кустарником. Тропа вскоре расширилась (интересно, что за звери развлекаются тут горными восхождениями?), и не прошло и получаса, как она, петляя между остроконечными гранитными глыбами, вывела меня в седловинку между двумя вершинами горы, где я сижу теперь на подходящем камушке, подложив под себя сложенную вчетверо куртку, перевожу дух и делюсь путевыми впечатлениями в письменном виде. Кара без устали наворачивает круги вокруг нашей временной стоянке и уже успела спугнуть заливистым лаем какую-то зашуршавшую в кустах живность. В общем, товарищи, не так всё плохо и безнадёжно — пока, во всяком случае. А дальше, как говорят в Одессе — будем посмотреть…'
III
Вид с вершины горы открывается потрясающий, как на сам остров, так и на океан. И не просто вид, а целый букет географических открытий местного значения, заставивших меня полностью переоценить масштабы моего временного (надеюсь, что временного!) убежища.
На деле остров оказался гораздо больше, чем мне это представлялось, когда я глядел на него с палубы «Штральзунда». За горой, примерно на трети её высоты, раскинулось обширное, не менее километра в поперечнике, плато, немалую часть которого занимает озеро — очень глубокое, если судить по густо-синему цвету воды,. Как я не старался, сколько не вглядывался в бинокль — никаких следов что речки, что ущелья, по которому она сбегает по другую сторону стороне горы, обнаружить не сумел. Что ж, возможно, верной оказалась самая первая версия — вода просачивается через пещеры в горе, проходит скальный массив насквозь — и очень даже не исключено, что там, в глубине, имеются естественные залежи льда, из-за которой она такая холодная. А может, лёд и вовсе на дне озера — такое случается, хотя и нечасто, но, чтобы в этом убедиться, надо, как минимум, спуститься к воде.
Дальше, за плато, склон плавно сбегает к океану, образуя длинный извилистый мыс, и мне сразу же пришло на ум название «мыс Змеиный» из «Таинственного острова» Жюля Верна. Эти два острова вообще чем-то напоминают друг друга — мой, правда, поменьше, не несёт столь явно выраженного вулканического происхождения, да лагуны с коралловым песком на острове Линкольна, помнится, не было…
И мыс, и дальняя оконечность плато густо поросли лесом, и отсюда, с вершины не просматривались совершенно. Вниз, к озеру, среди скал петляла звериная тропа, но от мысли спуститься туда и исследовать остров вплоть до дальней его оконечности я отказался. Ясно, что подобная экспедиция займёт не одни сутки, и если решаться на неё — лучше уж обогнуть остров на «Штральзунде», высадиться где-нибудь на дальнем мысу и предпринимать вылазки
