Здравствуй, пионерское лето! - Алексей Викторович Широков
— К-кх-м, Семён, — первой, как и положено себя в руки взяла Полина. — Мы здесь очень ценим юмор, но это было не смешно.
— Так я и не смеялся. — я пожал плечами. — Всё это чистая правда. Можете у Сони спросить, она моя бывшая одноклассница и всё обо мне знает.
— Вот только меня в свои дела впутывать не надо! — немного истерично огрызнулась Сикорская, на которую уставилось шестьдесят пять пар глаз. — И не верьте всему, что это… человек, говорит. То есть, всё это, на самом деле правда, но при этом всё не так! Это… долго объяснять. Просто не верьте ему и всё. То есть…
— Мы поняли, — прекратила мучения девушки вожатая. — Семён, раз ты здесь, значит тебе дали ещё один шанс. Постарайся его не потратить зря. И после собрания останься, я хочу с тобой поговорить. Так, давайте дальше. Вот ты, представься.
Я с ухмылкой на лице послал Софье воздушный поцелуй, на что та резко отвернулась, не желая даже смотреть на меня. Обиделась. А вот нефиг было со мной в один отряд идти. Девочке давно нужно было понять, что она мне не соперница, да и её выходка в автобусе меня разозлила. Я понимаю, советские люди очень социальны и здесь не считалось зазорным обсуждать чью-то личную жизнь на партсобраниях, да и просто так. Но всему есть предел. Так что хотела поучаствовать в моей жизни — кушай не обляпайся.
— Меня зовут Марк Гельтман, — одним из последних поднялся щуплый паренёк в очках с тяжёлой роговой оправой. — пятнадцать лет. Я играю на саксофоне. Люблю шахматы и как мама готовит.
— Ну горниста мы уже нашли, — я не сумел удержаться от комментария. — А давно играешь?
— С шести лет, — Марк поправил очки. — Закончил детскую музыкальную школу, теперь хожу в класс при консерватории.
— Как говоря заграничные буржуи респект и уважуха, — я протянул ему кулак, на который приличный еврейский мальчик из хорошей семьи посмотрел с недоумением. Пришлось убрать, но меня уже понесло, надо же было имидж поддерживать. — Девушки, кстати, обратите внимание, это же шикарный жених! Мало того, что сам по себе саксофон это музыка любви, так ещё и деньги всегда дома будут. Знаете сколько лабух в кабаке получает? В день может поднимать как обычный рабочий за месяц!
— Я не лабух!!! — вспыхнул Марк, покраснев от гнева. — Музыка — это искусство!!!
— А так ты из этих… — я неопределённо помахал в воздухе рукой. — Ну если с мировой известностью не сложится, приходи, устрою тебя в какой-нибудь вокально инструментальный ансамбль. Хороших музыкантов на духовую секцию всегда сложно найти.
— Можно подумать, такой как ты что-то понимает в музыке, — фыркнул Гельтман, ничуть меня не испугавшись. — твой уровень это блатняк, на гитаре в три аккорда вопить, не более.
— Упаси боже! — я расхохотался, пацан мне понравился. — У меня слуха вообще нету и пою я так, что собаки выть начинают. Но в музыкальных группах я всё же кое-что понимаю, уж поверь.
— Потише ребята, — остановила полемику Полина, но последний член отряда «Любопытные мартышки» как раз закончил представление, и вожатая громко хлопнула в ладоши. — Отлично! Вот мы все и познакомились. Теперь давайте определимся с должностями и отправимся на ужин. День сегодня был длинный и тяжёлый, так что, если есть желающие, не стесняйтесь, предлагайте.
— Предлагаю сделать знаменосцем Чеботарёва. — тут же вскинула руку Сикорская и зло сверкнула глазами в мою сторону. — Он идеально подходит на эту должность.
— Соня, понимаешь, — Полина не могла прямо сказать девчонке что та дура, поэтом ей приходилось тщательно подбирать слова. — Знаменосец — это лицо отряда. Я не уверена, что Семён подходит на эту роль.
— Давайте ещё зэка какого-нибудь сделаем, ага, — а вот гораздо менее тактичный Руслан не стеснялся в выражениях. — Ты башкой думай иногда.
— Ну почему же, я всегда ей думаю, — ехидно ухмыльнулась София. — А Семён в шестнадцать лет имеет второй Разряд, несколько изобретений, в том числе всесоюзного, а то и мирового уровня, и является кавалером ордена «За личное мужество», а также ведомственной награды МВД. Это помимо всего прочего. И Марк, он действительно разбирается в музыке, точнее в текстах к ней. Слышали песню «И вновь продолжается бой»? Это его. Точнее слова Чеботарёва, а музыка Лены Зосимовой, ещё одной нашей одноклассницы.
— Соня, ты сейчас серьёзно? — в очередной раз оба отряда вылупились на девчонку, а точнее переводили взгляд с неё на меня, а Полина вообще не понимала, что делать. — Семён, это правда?
— Как и то, что я говорил ранее, абсолютная. — кивнул я, понимая, что Сикорская отомстила, стерва такая. — Я очень… разносторонняя личность.
— А что насчёт обвинений, о которых ты говорил? — Полина чувствовала, как у неё шарики заходят за ролики. — Это тоже правда?
— Признан невиновным, — я мило улыбнулся и решил добить. — Признали самозащитой.
— Так, хватит! — вожатая поняла, что если продолжить обсуждение, то она точно уедет в психушку. — Со знаменосцем определились. Марк, ты будешь горнистом? Отлично! Давайте, кто барабанщиком хочет быть? Лучше всего девочки. София, хочешь? Нет?Значит будешь комсоргом. Ребята, голосуем за кандидатуру Сони Сикорской. Кто за⁈ Кто против⁈ Единогласно!
В этом месте я чуть было не вскочил с криком «Да, детка!». Сама Сикорская оказанную ей честь не оценила, судя по кислой морде лица, но и спорить не стала. А Полина, быстро добив все остальные должности, благ их там оставалось немного, повела нас расселяться. Про разговор со мной она не забыла, но времени уже почти не было, только помыться, переодеться и идти на ужин. А то режим и всё такое, вдруг по итогу смены не будет привеса отряда. А это непорядок, не меньше, чем коклюш!
Из-за каскадной архитектуры комнаты оказались очень интересной, зубчатой формы, причём этот самый зубец, выходивший на балкон, был полностью стеклянный, что давало отличную освещённость. А кроме кроватей в номерах были ещё и письменные столы. Артек работал круглогодично, и наличие рабочих мест и даже беспроводной сети позволяло детям не отрываться от обучения. Тут даже школа была, но дальше, вглубь берега, там, где располагались основные спортивные и развлекательные объекты.
Но самым большим сюрпризом лично для меня была форма. Каждому из нас выдали полный комплект. Повседневная, парадная, тёплая кофта, куртка, ремень с блестящей металлической бляхой по типу солдатской, только вместо военной звезды на неё красовался символ пионерии, звезда на фоне костра, и вишенка на торте — пилотка нежно голубого цвета. С кокардой! Две последние меня просто убили. Я слабо представлял себя с этим убором на голове, но альтернатива в виде белой панамки была ещё хуже. Пришлось смириться. Я, конечно, нонконформист и всё такое, но из-за такой мелочи ругаться с вожатыми не хотелось. И так сегодня выступил уже, где можно было и промолчать.
Жалеть о сделанном я не собирался. Было и было, всё равно в итоге узнали бы. Я сам бы и рассказал. С другой стороны, мне было немного непонятно, чего это я вообще стал откровенничать. Чтобы досадить Сикорской? Да ну нафиг! Объяснение я видел только одно, взбрык гормонального фона, всё-таки у меня сейчас самый пик пубертата, подстёгнутый особенностями энергета. Это не мои домыслы, это Анастасия сказала.
За прошедшие с момента попадания четыре месяца я вырос на пять сантиметров и набрал в весе килограмм пятнадцать, став похожим скорее на восемнадцати — двадцатилетнего мужчину, чем на подростка. Что, кстати, заставляло многих ребят смотреть на меня с удивлением, но в Артеке таких хватало. Тот же кубинец Жан тоже не выглядел на шестнадцать, ничуть не уступая мне в росте или телосложении. Он, кстати, тоже оказался Разрядником и был в Артеке уже третий раз, а после школы собирался учиться в университете Дружбы народов. Советы очень грамотно подходили к дружбе с другими странами, используя мягкую силу. А уж кубинцев у нас и вовсе любили как братьев.
— Так, пацаны, шустрее собираемся, шустрее! — на правах самопровозглашённого лидера подогнал я соседей, всё ещё не переодевшихся в повседневную форму. — Если пропустим ужин, то вам же хуже. Я когда голодный, вообще не разбираю чем бы перекусить. Например, соседом.
— Да, да, мы очень боимся, — у Марка, оказавшийся одним из них, чувство самосохранения отсутствовало полностью, поэтому он до сих пор пристраивал кейс с инструментом, чтобы тот не упал или, его случайно не пнули. — Мы уже поняли, что ты очень страшный.