Археолог: солнечный камень (СИ) - Рудин Алекс

Давным-давно Вилкас отвык каждую ночь проводить дома. Вечно в разъездах, он ночевал то в рыбацком сарае на груде старых сетей, пропахших рыбой и солью, то в хижине охотника на высохших шкурах, от которых несло прелой кожей. А то и просто под кустом у небольшого костерка, разведённого в углублении, чтобы посторонний глаз не заметил.

Вилкас потрепал по морде своего гнедого жеребца. Жеребец фыркнул, потянулся мягкими губами за пазуху к хозяину. Улыбнувшись, Вилкас достал половину ячменной лепёшки, отломил кусок и скормил жеребцу с ладони.

— Хороший, хороший, — шептал он, седлая коня. — Сейчас поедем, разомнёмся.

Взяв коня за повод, Вилкас вывел его за ограду и одним лёгким движением взлетел в седло. Затем пустил жеребца лёгкой рысью, как и подобает сыну вождя.

И только когда миновал ворота, и частокол деревенской стены скрылся из вида — только тогда Вилкас пустил коня шагом, а сам сгорбился в седле и задумался.

Небывалое пришло в их деревню. Приплывшие с юга люди в рясах склоняли отца к святотатству. А отец, вместо того, чтобы прогнать их или принести в жертву богам, слушал и хмурился. А выслушав — созвал совет.

И теперь, покачиваясь в седле, Вилкас тщательно вспоминал каждое слово, каждый жест пришельцев.

С раннего детства сын вождя, он и сам мыслил как вождь. Поневоле примерял на себя отцовскую роль. Не всегда это было просто. Порой — тяжело до одури. То пограничные распри с соседями. То неурожай или плохой улов. Или торговый караван пограбят лихие люди. Со всем надо справляться, везде принимать меры.

Вилкас справлялся, превозмогая себя. И знал, что когда отец покинет место вождя — он, Вилкас, будет готов. А там — как решит народ.

Конь тихо ступал по лесной тропинке, которая была усыпана хвоей и мягкими прошлогодними листьями. А всадник покачивался в седле и думал-думал.

Что, если пришельцы не лгут, и народы вокруг пруссов действительно объединяются под властью единого бога? Что если эти народы пойдут войной на их побережье? Хватит ли у пруссов сил противостоять вторжению? Не рассыплется ли союз прусских племён под натиском врага?

Тот раненый монах не просто намекал на такую возможность, а прямо говорил о ней. А что, если и к другим племенам посланы лазутчики, чтобы склонить вождей к переходу в новую веру? Как помешать этому?

Вилкас перебирал в уме имена и лица прусских вождей. Кто из них может дать слабину? Кто может согласиться?

Но дело даже не в том. Неспроста отец так внимательно слушал монаха. Что, если это, и вправду, новый путь для их народа? Если объединиться с сильными соседями — можно будет вместе дать отпор неугомонной жмуди, укротить куршей. И жить счастливо — без войн, грабежей и набегов.

Вилкас привык доверять отцу, его скупым словам, взвешенным и точным решениям. Может быть, и в этот раз поступить, как всегда — просто довериться старшему?

Но как же тогда Агне? Что скажет она — не по годам мудрая девушка с длинными льняными волосами и серыми, как лесное озеро, глазами?

Тропинка стала шире. Лесная чаща расступилась по сторонам. Исчезли сосны. Вокруг высились только дубы и липы, чьи молодые листья ещё не заслоняли солнечный свет. В ветках весело щебетали лесные птицы, перепархивали, совершенно не боясь человека. Ведь это священная роща, и птицы — её часть. Ни у кого не поднимется рука на обитателей священной рощи Ромове.

Привычным взглядом Вилкас увидел издали трёх высоких идолов — трёх богов. Перкуно, Потримпо и Патолло. Три создателя мира, три его владыки. Перкуно — огненноволосый бог, повелевающий молниями. Потримпо — бог молодости и цветения. Патолло — мрачный бог старости и смерти.

Подъехав поближе, Вилкас соскочил с коня и поклонился богам. Затем достал из-за пазухи остаток лепёшки, тщательно разделил на равные части и принёс благодарственную жертву.

Богам не важна величина жертвы. Важно внимание и почтение.

Дальше Вилкас пошёл пешком, ведя жеребца в поводу. До главного святилища пруссов оставалось совсем немного. Вилкас шагал, с удовольствием вдыхая лесные запахи и слыша перепархивание пичуг над головой. Птицы уже начали вить гнёзда в кронах священных деревьев. Хороший знак — значит, год будет благоприятным.

Сквозь зеленеющую дымку лесной чащи сын вождя разглядел толстые брёвна частокола, который окружал главное святилище пруссов и росший в его центре священный дуб. Возле корней этого тысячелетнего дерева проводились праздники и жертвоприношения, здесь хоронили умерших вождей и чествовали новых.

По привычке Вилкас поднял голову, стараясь над брёвнами частокола разглядеть крону дуба-великана. Разглядел и улыбнулся.

Он подошёл к деревянным воротам и постучал. Конечно, жрецы-вайделоты заметили его ещё на подходе. Их глаза видят всё, что происходит в священной роще.

Но пришедший должен постучать и попросить разрешения войти. Таков закон и обычай.

Ворота открылись сразу же. Дежуривший возле них вайделот молча посторонился.

— Позови Агне, — сказал ему Вилкас.

Вайделот, ничего не отвечая, запер ворота и так же молча ушёл. А Вилкас привязал жеребца к коновязи и пошёл к священному дубу.

Сам священный дуб был огорожен крепкой изгородью и укрыт шатром из полотнищ. В этот шатёр мог входить только верховный жрец Криве-Кривейто.

Вилкас остановился возле изгороди, опустился на колени и достал самое главное сокровище пруссов — солнечный камень величиной с кулак. Этот камень Вилкас сам нашёл в водорослях на берегу. Если посмотреть на свет — в нём была видна застывшая навеки неведомая тварь.

Вилкас вспомнил легенды о том, что солнечный камень может поглощать души демонов и грешников, и по спине пробежал холодок озноба.

Он положил камень к изгороди. Когда Вилкас уйдёт, жрецы заберут его и присоединят к другим дарам, хранящимся в полотняном шатре. Путь боги пруссов будут милостивы к своему народу и сыну вождя.

За спиной послышались лёгкие шаги. Вилкас поднялся на ноги и обернулся.

— Агне!

Серые глаза доверчиво смотрели ему в лицо.

— Здравствуй, Вилкас! Соскучился?

Лёгкая улыбка пробежала по губам девушки.

— Конечно, соскучился! — воскликнул Вилкас.

Он хотел обнять Агне, прижать её к себе. Но в последний миг опомнился. Здесь, в священной роще это было бы святотатством.

Ну, ничего! Скоро будет праздник середины лета, и там они с Агне объявят о своей свадьбе. Сама свадьба состоится осенью, и это будет небывалое событие. Дочь верховного жреца Криве-Кривейто выходит замуж за сына вождя пруссов!

— Пойдём, погуляем? — предложил Вилкас девушке.

— Пойдём, — не раздумывая, согласилась она.

Они подошли к воротам, и Вилкас отвязал коня. Жеребец легонько заржал, приветствуя девушку. Молчаливый вайделот отодвинул тяжёлую створку и вновь запер ворота за ними.

Вилкас вскочил в седло, протянул Агне руку и посадил её перед собой на гриву коня. А затем пустил жеребца рысью в сторону морского побережья.

Вилкас был бы не прочь погулять в лесу. Но Агни почти всю свою жизнь проводила в священной роще и очень любила прогулки у моря. Ей нравились безбрежная серая даль, морской ветер и ощущение простора.

Неторопливо шагая по мокрому песку вдоль самой кромки воды, Вилкас рассказывал девушке о приезжих монахах и их неслыханном предложении.

Агне слушала и хмурилась.

— И что же решил Арнас? — спросила она, когда Вилкас замолчал.

— Не знаю, — тяжело вздохнул юноша. — Наверное, пока ничего не решил. Когда я уехал, он как раз собрал совет.

— А что решит? — настаивала девушка. — Ты ведь знаешь своего отца.

— Знаю, — согласился Вилкас.

Помолчал и добавил:

— Мой отец решит так, как лучше для народа. Для людей. Вот только бы знать, как будет лучше.

— Я должна рассказать об этом своему отцу, — сказала Агне. — Пусть он поговорит с Арнасом и этими... монахами.

Вилкас хотел возразить. Но потом понял, что отец давно догадался, куда уехал сын. Их отношения с Агне ни для кого не тайна. А уж для вождя — тем более.