Звезда заводской многотиражки - Саша Фишер
— Сейчас я буду задавать вам вопросы, а вы отвечайте, не задумываясь, — сказал бровеносец, наклонившись к микрофону. Голос звучал очень плоско, как плохая запись.
— Ну это вряд ли… — пробормотал я, до боли скашивая глаза в сторону. Каморка два на два метра. Я что, на электрическом стуле сижу? Почему-то было не страшно, наверное, из-за нереальности происходящего. Для полноты инфернальности картины не хватало только крючьев на веках, которые не давали бы мне моргать, и здоровенного рубильника на серой бетонной стене.
— Как ваше имя? — спросил мужчина.
— Адмирал Иван Федорович Крузенштерн, человек и пароход, — отчеканил я первое, что пришло в голову. И в тот же момент меня легонько тряхнуло.
— Каждый раз, когда вы будете ошибаться, мой ассистент будет подавать ток на электроды, закрепленные на вашем теле, — объяснил дядечка.
— А, камера пыток, понимаю, — сказал я.
Меня снова тряхнуло, в этот раз вроде бы чуть сильнее. Но больно мне не было, просто я по прежнему не мог шевелиться. Сон. Мне явно снится кошмар.
— Сколько кругов вы видите на карточке? — спросил дядечка, поднося к стеклу картонку с тремя кругами.
— Какие еще круги? Там утка ныряет за рыбой! — сказал я. Попытался дернуться вперед. Было очень похоже, что держали меня не ремни. Я просто не мог шевелиться. Ну, если не считать движением вибрацию после того, как снулый ассистент доктора нажимал что-то на пульте перед собой.
— Ваше имя Иван Мельников? — спросил искаженный микрофоном голос дядечки.
— Хренельников, — бурнул я. — Да пошел ты!
Ассистент доктора занес руку над кнопкой, тут нога у меня снова дернулась, и я проснулся.
Я сидел на полу в темноте. Раскладушка, вместе с которой я упал, валялась рядом на боку. Матрас наполовину сполз на пол.
Веник заворочался, повернулся на другой бок, что-то пробормотал, но не проснулся.
Ну ее нахрен, эту раскладушку, вот что!
Я стянул весь матрас на пол, завернулся в одеяло и заснул. Теперь уже безо всяких сновидений.
Утро никаких сюрпризов не принесло — я проснулся на матрасе на полу, рядом с лежащей на боку раскладушкой. Отлежал правую руку, так что пришлось ее разминать, чтобы она начала слушаться. Веник еще спал, за окном были мутные ноябрьские сумерки, значит время уже не такое уж и раннее. В коридоре раздались торопливые шаги, потом щелкнул замок. Хлопнула входная дверь. Ага, мама Веника ушла на работу.
Я выпутался из-под одеяла, встал и приоткрыл дверь. Тишина. Я вышел в коридор и притворил дверь. Сначала дотопал до самого важного пункта назначения, из-за которого я и проснулся. Когда в отрочестве ходил в походы, это называлось «разбудил гидробудильник». Здесь унитаз тоже был с бачком под потолком, с которого свисала цепочка. В детстве помню, что так туалеты были устроены везде. А потом в какой-то момент вдруг появились бачки с кнопками. Как будто одним махом исчезли. Как тараканы когда-то. Тоже вроде как были всеобщей проблемой, запах дихлофоса был обычным ароматом почти в любом подъезде. А потом вдруг исчезли. И остались только в рассказах приятелей, у которых какой-нибудь двоюродный брат кореша рассказывал, что в их доме тараканы всем просто строем ходят, так что не выдумывай тут теорий заговора на пустом месте.
Я сунул руки под струю воды и посмотрел на себя в зеркало. Как огурчик. Хоть прямо сейчас на фотосессию с серпом и молотом. Никакого тебе опухшего хлебала, красной сетки на глазах и мутности в мозгах. Впрочем, с чего бы мне просыпаться с похмелья? Я вчера предусмотрительно только делал вид, что пью. А то кто его знает, этот молдавский портвейн? Вдруг после пары стаканов я бы полез на табурет, чтобы рассказать всем, что на самом деле меня зовут Жан, и я переместился в чужое тело из две тысячи двадцать второго.
Была и еще одна мысль, о которой я старался не думать. Точнее даже две. Первая — а вдруг на самом деле мое разбитое на кусочки тело чудом выжило, и то, что я сейчас вижу — это галлюцинации угасающего сознания? Но эту мысль я отогнал, плеснув себе в лицо горсть прохладной воды. Слишком уж полным был набор ощущений для галлюцинации. Запахи, звуки, ощущения. Никаких мерцаний и искажений на краю зрения. Но вторая мысль меня заботила куда больше. Все случаи диссоциативной фуги, о которых я читал, были временными. В какой-то момент человек просыпался снова собой, а подменная личность волшебным образом испарялась, не оставив после себя никаких воспоминаний. Надолго ли я здесь? Это тело теперь постоянное мое место жительства, или просто туристическая поездка?
Уф.
Я вытер лицо полотенцем и снова посмотрел на себя в зеркало. И почувствовал острое желание, чтобы это было насовсем. Ну как же! Я такой весь из себя молодой красавец, вокруг — безмятежная советская действительность под управлением многажды героя Союза Леонида Ильича. И никакой тебе пандемии, лихорадочной политики и шокирующих новостей каждый день. Правда, это ненадолго… До прихода «меченого» каких-то пять лет, а потом — привет, девяностые, разгул преступности, пустые полки магазинов и крах великой империи добра. Но зато я точно знаю, что будет и когда.
Вышел в коридор. Подошел к двери комнаты Веника, замешкался и вернулся к прикрытой двери спальни его матери. Любопытство губит кошку, ну да. Но журналиста оно же кормит. Приоткрыл дверь, заглянул. Хм, а это и не спальня вовсе. Комната была много больше, чем у Веника, здесь стояло то самое фортепиано, про которое он меня предупреждал. На полу — пушистый ковер. Электрический камин с настоящей каминной полкой. Два здоровенных фотопортрета хозяйки. На одном фото Екатерина Семеновна была одета в черное вечернее платье са на плечах — пушистое боа. А на втором она в летнем сарафане, смеющаяся и с огромным букетом ромашек. Все-таки, невероятной красоты женщина, прямо настоящая кинозвезда.
— Жаныч, ты где? — раздался голос Веника. Я тихонько выскочил в коридор и прикрыл дверь.
— Туточки, — сказал я, громко шлепая босыми ногами по паркетному полу коридора. — Отлить ходил. Доброе утро!
— Вот я лопух, надо было будильник завести! — сказал Веник, осторожно массируя пальцами веки.
— Да зачем? — я пожал плечами. — Нигде не написано, что в отдел кадров мне нужно явиться к девяти ноль-ноль.
— А, ну да, — простонал Веник. — Черт, как же чан раскалывается… Ты как,
