Чекист. Тайная дипломатия 2 (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич

Бокий, ободренный нашим молчанием, продолжал:

— Как я считаю, мадам Блаватская использовалась в качестве агента-нелегала Третьей экспедицией.

— Глеб Иванович, — вздохнул я, перебивая своего заместителя. — Откуда у вас такие сведения?

Мой заместитель посмотрел на меня высокомерно. Еще немного, и начнет упрекать меня семинарским образованием. Но нет, решил зайти с другой стороны.

— У меня есть архивные документы, подтверждающие, что Елена Петровна работала на разведку, — сообщил Бокия.

— Глеб Иванович, архивные документы — это письмо самой Блаватской? — поинтересовался я. — Вы же сейчас пересказываете нам содержание письма, написанного оной мадам начальнику Одесского охранного отделения, так? Если у вас имеются какие-то дополнительные материалы из архива «охранки», то будьте любезны их показать.

— Только письмо, — был вынужден признать Бокий. Глянув на меня с некоторой опаской, спросил: — А откуда вам известно? Я нашел его в архиве охранного отделения, а чиновник, некогда отвечавший за входящую корреспонденцию, уверял, что его никто не брал в руки почти пятьдесят лет.

— Откуда я знаю про письмо — не суть важно, — отмахнулся я. — Но из него можно сделать только один вывод — мадам предлагала свои услуги Третьему отделению, но не более. Приняли ли ее предложение, нет ли, мы сказать не можем. И о том, что Блаватская оказала услугу русской разведке, известно лишь с ее слов. Третья экспедиция Третьего отделения канцелярии его Величества, куда мадам отправляла письмо, занималась не разведкой, а контрразведкой. Она наблюдала за иностранцами, проживающими в России, отслеживала даты их приезда и отъезда, а потом, чуть позже, но еще при жизни Блаватской, Третья экспедиция занималась еще и дознанием по политическим делам.Разведка и контрразведка немного разные вещи. Ладно, — махнул я рукой. — Что вы там еще про махатм можете нам сказать?

— Махатмой самой мадам Блаватской был учитель по имени Мория, — сообщил Бокий. — Елена Петровна дала нам его месторасположение — он живет на пути к горам Каракорум за Ладакхом, что в Малом Тибете. Проживает в деревянной башне, похожей на пагоду. Все прочие махатмы проживают там же.

— М-да, очень точный адрес, — усмехнулся Феликс Эдмундович. — Как я помню из курса географии, Каракорум — это горный хребет.

— У меня есть еще сведения о том, что махатмы живут в горах, а чтобы добраться до них, нужно пройти ущелье, через которое перекинут мост, сплетенный из трав. Он выглядит очень непрочным, но на самом-то деле может выдержать горного яка.

— Вот вы, товарищи, понапрасну смеетесь, — с обидой сказал Бокий, хотя мы с товарищем Дзержинским и не пытались смеяться. — Но существуют непреложные истины, сформулированные учителями.

— Вот как? — из вежливости спросил Дзержинский, хотя уже начал поглядывать на часы. Но Глеб Иванович, входя в раж, не заметил недовольство начальства. Его уже понесло:

— Во-первых, на свете нет никаких чудес, а все, что происходит в мире, результат закона. Во-вторых, природа триедина. Существует видимое, доступное взгляду и уху, существует невидимое, заключенное внутри, но доступное уму, а есть только то, что доступно человеческому духу — это душа природы, ее дух, если хотите. Вот эту душу и можно использовать в наших целях.

Глеб Иванович говорил бы и дальше, но у Феликса Эдмундовича иссякло терпение:

— Спасибо товарищ Бокий, достаточно мистики.

Мой заместитель, осознав, что малость увлекся, резво вскочил из-за стола и угодливо посмотрел на Председателя.

— Я так полагаю, — предложил я компромиссный вариант. — Товарищ Бокий напишет нам более подробный рапорт, изложит в нем свои соображения. Мы обдумаем, обсудим на коллегии и вынесем решение.

Бокий вышел из кабинета не очень довольный. А он что, сразу же ожидал разрешения на создание экспедиции? Я точно не дам ни копейки.

Товарищ Дзержинский вытащил папиросу, уже собрался закурить, но посмотрев на меня, сдержанно крякнул, и ушел курить к форточке. Между двумя затяжками Председатель ВЧК вдруг сказал:

— Всем бы хорош ваш заместитель, но до чего же он скучен! — Видя, что до меня не дошел смысл фразы, Феликс Эдмундович уточнил: — Глеб Иванович говорит о таких интересных вещах, как Индия, тайные учения и прочее так же, как если бы он сообщал нам статистику правонарушений в Москве. А надо так… — Председатель ВЧК откашлялся и начал: — В глубине Гималаев, на вершине огромной горы, подобный гнезду загадочной птицы, прилепился ашрам, где за каменными стенами обитали чоло. Чоло умели спать на снегу, замедлять биение собственного сердца, останавливать взглядом несущегося им навстречу ирбиса. Но чоло знали, что их гора только ничтожный холмик, по сравнению с той, где во льдах и в безмолвии обитали их учителя, которым не требовалось ничего, кроме одиночества и прозрачного воздуха.

Услышать такое от самого Дзержинского — это нечто! Я едва удержался, чтобы не зааплодировать. Может, и не удержался бы, но сам Железный Феликс, смутившийся от порыва, затушил папиросу и сев на свое место, спросил:

— И что скажете о рапорте Глеба Ивановича? Как он вам в качестве заместителя?

— Бокий отличный работник. Звезд с неба не хватает, но все указания исполняет. Пусть пока и дальше работает. А теософия и прочее пусть останется ему как хобби. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не вешалось, — хмыкнул я, за что получил укоризненный взгляд от Феликса Эдмундовича. Спохватившись, что опять полезли «аксенизмы», сказал: — А идея неплохая. — Торопливо, пока Председатель не решил вызывать санитаров и для меня, объяснил. — Я себе чуть голову не сломал — под каким соусом создавать резидентуру в Вене, или в Праге, а тут, такая шикарная подсказка! Пожалуйста — Теософическое общество. Назвать как-нибудь позамысловатее. Что-нибудь вроде «Союза меча и орала». Будем работать под прикрытием теософии. Соберем спиритов. Пусть себе столы крутят, духов вызывают, а мы рядом покрутимся.

Товарищ Дзержинский нахмурился, потом кивнул.

— Да, действительно, идея неплоха. Только от «Меча и орала» сразу же повеяло коммунистическим духом. Это же почти серп и молот. Может, другое название?

Эх, плагиатить так плагиатить! Кто сказал, что можно использовать только Ильфа с Петровым? Для такого дела подойдут и другие соавторы. Чем плохи Успенский и Лазарчук?

— Пусть будет «Пятый Рим».

— Почему пятый? — удивился Дзержинский.

—Так ведь четвертому-то Риму не бывать.

Феликс Эдмундович не читая подписал все мои ходатайства и заверил приказы ИНО по личному составу. Задержался лишь на двух бумагах.

— Семенцова? Не родственница вашего уголовника?

Поразившись памяти Председателя, кивнул:

— Именно так. Не просто родственница, а сестра. Девушка толковая, может сослужить пользу.

Росчерком пера Феликс Эдмундович заверил приказ о назначении "мышки-норушки" сотрудником ИНО ВЧК и пододвинул к себе другую бумагу:

— Трилиссер Меер Абрамович. — Посмотрев на меня, улыбнулся. — Ваш коллега Артур Христианович очень хотел данного товарища себе получить.

Я поднял очи ввысь, пожал плечиками и вздохнул — мол, опоздал.

— Я бы очень хотел, чтобы этот товарищ занял должность моего заместителя. Но по штатному расписанию у меня лишь один зам, а Бокия, при всех его закидонах, не хотелось бы обижать.

— Готовьте проект нового штатного расписания, — распорядился Дзержинский, пояснив. — Все равно вам его придется менять. В свете новых международных событий вам понадобятся представители ИНО при посольствах. И не медлите. Политбюро очень хочет, чтобы вы, как можно скорее, вывели остальные средства со счетов графа Игнатьева.

— Понял, — кивнул я и спросил. — Завтра же и начну.

— Нет, завтра не получится, — покачал головой товарищ Дзержинский. — Завтра вам предстоит начать ревизию на бронепоезде товарища Троцкого. Увы, я все понимаю, и Политбюро понимает, но Лев Давидович потребовал, чтобы председателем ревизионной комиссии были именно вы.