Виктор II. Академия - Евгений Валерьевич Решетов
— Я несу успокоительное Грете фон Браун. Мы вместе лежали в лазарете, потому я видела, что она проплакала всё утро, когда узнала, что стала одной из худших на тренировке. Грета до сих пор не выходит из своей комнаты. Как бы у неё не случился нервный срыв. Вот поэтому я и несу ей лекарство. Не все девушки такие же стойкие, как я.
— Весьма благородно, — оценил я, почувствовав искреннюю жалость к Грете. Бедолага. Надеюсь, она справится со своими эмоциями.
— Ты тоже поступил очень благородно, там, на полигоне, — напомнила девушка, а затем мило покраснела, отвела взор и глухо добавила: — Если бы ты не избавил мою кожу от яда, то последствия могли бы быть ужасными. А так — у меня даже шрамов не осталось.
— Я безмерно рад за вас, — натянуто улыбнулся я, видя перед собой заплаканный образ Греты.
Параллельно мой мозг отметил, что в академии, кажется, дворян лечили получше, чем простолюдинов. У меня-то шрамы от когтей той лесной кошки остались.
Между тем Меццо подняла на меня цепкий взгляд и с некими новыми, откровенными нотками проговорила:
— Я так полагаю, что ты откажешься от денег или любых других благ, ежели мне заблагорассудиться одарить тебя ими за твою помощь?
— Всё верно, ваша светлость, — серьёзно ответил я, косясь на немногочисленных перваков. Они шныряли по коридору, но не обращали на нас никакого внимания.
— А для чего ты тогда помогаешь мне? — в лоб спросила Меццо и вцепилась в мою лицо предельно внимательным взором.
Она словно боялась пропустить нечто важное, что могло отразиться на моей физиономии. Но у меня не дрогнул ни один мускул. Я даже бровью не повёл, когда услышал её прямолинейный вопрос.
И тогда маркиза продолжила, буравя меня взглядом:
— Деньги тебе не нужны, наставничество — тоже. Ты ничего не просишь, что совсем нехарактерно для простолюдина. Ради чего ты помогаешь мне? И не надо говорить о благородстве. Я не поверю.
— Покровительство, — нехотя выдал я и картинно упёр взор в пол. — Ваш род силён. И ежели у меня когда-нибудь возникнут проблемы со студентами-аристократами, то вы бы могли помочь мне разрешить их.
— Ах вот оно что… — облегчённо вздохнула Меццо. — Теперь мне всё ясно. Всё оказалось намного прозаичнее. А то мне в голову пришла бредовая мысль, что ты пытаешься завоевать мою симпатию. Благо, ты оказался не настолько безумен.
— Ага, — поддакнул я и робко улыбнулся.
— Будь покоен, Виктор, ты получишь мою защиту, ежели потребуется, — величаво произнесла девушка, гордо держа голову.
— Благодарю вас, ваша светлость.
Она кивнула и царственной походкой двинулась по коридору. А я потопал в другую сторону. Проник в свою комнату и стал размышлять над новыми возможностями. Покровительство Меццо вполне может помочь мне разобраться с Громовым и де Монпасье. Я принялся крутить эту мысль, рассматривая её под всеми углами. Но в какой-то момент меня отвлёк писк под кроватью. Эдуард снова хотел жрать. Надо бы покормить его. Однако я не стал сразу насыпать ему горку корма. Вместо этого я принялся тренировать крыса, выдавая по чуть-чуть еды за каждую верно выполненную команду.
И таким образом я развлекал себе до ужина. А потом вместе с Васькой и Пашкой спустился в столовую. Греты там не оказалось, а вот Меццо, Громов и де Монпасье присутствовали. Последние двое даже не смотрели в мою сторону. А вот маркиза пару раз глянула. И сей факт не преминул подметить глазастый Васька.
— Ого, — удивлённо выдохнул он, округлив зенки. — А лёд, кажется, тронулся. Но она всё равно тебе не ровня, Вик. Забудь о ней. Пашка, ну хоть ты ему скажи…
— Он большой мальчик. Сам решит, — хмуро промычал Ёж, не отрываясь от еды.
— Тоже мне друг, — недовольно выдохнул Васька и следом бросил: — Ты чего весь день мрачный ходишь? Из-за уха?
— Отстань, — буркнул парень.
Крепыш сумрачно на него глянул, но смолчал. Да и я не стал ничего говорить. Так что ужин прошёл в тягостном молчании. А уже после него я завалился спать. И продрых до без четверти час.
Проснувшись, первым делом глянул за окно, дабы оценить погоду. Там царила тёмная беззвёздная ночь. Ветер не качал деревья, а дождь не поливал землю. Отлично. Я не промокну. Но плащ с капюшоном стоит всё равно надеть, чтобы скрыть свою внешность.
И тут я вспомнил о том перстне, который отыскал в животе мумифицировавшегося человека. Надо передать находку Веронике, дабы она её продала.
Я достал перстень из висящих на спинке стула трико и посмотрел на украшение в тусклом свете луны. Рубин загадочно переливался в серебристом сиянии, завораживая взгляд. И я засмотрелся на него.
Мой взор наслаждался блеском камня пару десятков секунд, а затем я решительно убрал цацку в карман и произнёс:
— Нет, не буду продавать. Лучше оставлю себе. Деньги же у меня есть. Ну или подарю кому-нибудь эту красоту. Правда, грубо выполненное из золота основание — немного портит вид перстня, но дарёному коню в зубы не смотрят.
Придя к таком умозаключения, я выскользнул из своей комнаты, а потом и башню покинул. Огляделся и двинулся к лесу, держась самых глубоких теней. Сейчас мне надо быть во сто крат осторожнее, чем прежде. Уж слишком много людей и нелюдей хотят накуканить меня. К тому же сторож со своим псом могут показаться в такую спокойную ночь. А мне бы и с ними не хотелось встречаться.
Благо, до леса я добрался вполне благополучно. Но тут на меня напали свирепые комары. Да ещё и моя нога угодила в нору какого-то подлого крота или суслика. Так что на полянку с дубом я пришёл, немного хромая на правую ногу.
Пошипел сквозь зубы, уселся на пенёк и принялся ждать девушку, слушая уханье филина и поскрипывание веток.
Вероника по своему обыкновению опоздала, но не сильно. Всего минут на десять, потому можно считать, что она прибыла вовремя.
Девушка вышла из портала с хмурой миной на моське. А я тотчас взволнованно выдал:
— Что-то случилось?
— Случилось, — буркнула она, развеяла портал, подошла ко мне и без особой вежливости в голосе попросила: — Подвинься.
Я освободил часть пенька. И девушка уместила свою попку рядом с моей. Прижалась ко мне плечом и проговорила, мрачно глядя во тьму леса:
— Всё мужики — кобели. И можешь даже не защищать их.
— В смысле, их? Нас. Я разве не мужик?
— Мужик. Но какой-то не такой, — проговорила она, покосилась