Гай Орловский - Все женщины - химеры
- А у нас есть свечи? - удивился я. - Не дури. Простой ужин без выпендренов. Со мной не женщина, а полицейский. Она и тебя может арестовать за что-нибудь.
- За что? - спросила Аня.
- Найдет, - заверил я. - Она же власть.
Мариэтта поморщилась.
- И у тебя Межелайтис?… К кому ни зайди… Почему вы, мужчины, такие разные, часто даже умные и талантливые, а в этом деле все убого одинаковы?
Я подумал, пожал плечами.
- Может быть, потому, что в этом деле не стоит искать чего-то нового?…
- В каком?
- В женском, - пояснил я.
- А для вас женщина начинается только от пояса? - спросила она, не уточняя о какой половине идет речь, надо быть сумасшедшим инопланетянином, чтобы уточнять такое. - А мы еще и разговаривать умеем!
- Обожаю сарказм, - ответил я. - Это как острый соус на хорошо прожаренном бифштексе.
- Любишь хорошо прожаренный?
- Ого!
- И жаришь сам?
- Люблю жарить, - сказал я откровенно. - Но без всяких штучек. Я человек простой. Сложности в таком простом деле оставляю закомплексованным интеллигентам.
- Какой ты разносторонний, - похвалила она.
- Это точно, - ответил я скромно.
- Когда надо, - уточнила она, - эстет, в другом случае - простой мужик, в третьем - хладнокровный стрелок…
Она сделала паузу, но я сделал вид, что не слышу, а выбираю блюда, хотя Аня уже включила кухонный комбайн и жарит, варит и печет сразу в трех отделениях.
Мариэтта села на диван перед телевизором точно на то место, где обычно сижу я, там продавлена ямка моей жопой, повела рукой, экран тут же засветился новостями в десятках окошек.
Я буркнул ревниво:
- Даешь… Я думал, слушается только меня.
- Мы полиция, - ответила она с достоинством. - Мы почти имеем право.
- Ой, - сказал я опасливо, - а на что еще почти имеешь?
- Сюрприз, - сказала она, не поворачивая головы. - Кто тебе такую программу составлял? Один футбол и голые женщины… Как не стыдно за такое однообразие?
- Там еще есть и хоккей, - сообщил я, защищаясь.
Она повела ладонью, всмотрелась с заметным отвращением на лице.
- Хоккей и те же голые девки… Оригинал!
- А зачем что-то особое? - возразил я. - Оригиналы подозрительны. Их не принимают в обществе, а если и принимают, то как чудаков или вовсе клоунов, но не как равных. Потому лучше быть неприметной доской в заборе, чем заметным столбом или даже столпом… Проживи незаметно, сказал Иисус!
Она посмотрел на меня внимательно.
- Кофе у тебя в самом деле хорош… А что еще, говоришь, у тебя от лукавого?
- Есть, - заверил я. - Тебе пистолет не натирает?
Она медленно отстегнула защелку на кобуре и вытащила его так же неспешно, но вдруг резким движением швырнула в мою сторону.
- Положи куда-нибудь…
Я инстинктивно поймал одной рукой, Мариэтта застыла, и я понял, что крепко держу рукоять в ладони, а ствол направлен в ее сторону. Я тут же повернул дулом в пол, а она с некоторым напряжением перевела дух и бледно улыбнулась.
- Видел бы ты сейчас свое лицо.
- Думаю, - сообщил я, - оно такое же милое и человечное, как и весь я, такой гуманный и эстетичный.
Она молча смотрела, как я положил пистолет на стол, пальцы чуть подрагивают, но это вижу только я. Если бы попытался поймать, то либо промахнулся бы, либо эта железяка больно ударила бы по руке и отлетела в сторону. Но когда вот так бездумно, то поймал даже не за ствол, а именно за рукоять, а палец сразу и сам по себе оказался на спусковой скобе.
- Ты все-таки животное, - сказала она уверенно. - Но умеешь прикидываться.
- Это оскорбление, - заявил я. - Прикидываются женщины.
- В чем же я прикидываюсь?
- Во всем, - уверенно сказал я не моргнув глазом.
- А конкретно?
- Во всем, - повторил я упрямо.
- Нет, ты скажи!
- А что говорить, - сказал я. - По тебе видно. Во- первых, рыжая…
- Я не рыжая!… Это цвет такой.
- Во-вторых, - сказал я почти озлобленно, - ты все-таки женщина. Вон у тебя какие заметные вторичные половые признаки… Даже признаками при таких размерах называть неловко. А в-третьих, почему ты вот такая злобная, уверена, что утащишь меня в постель?
Она запнулась, уставилась злыми глазами, подумала и выпалила еще злее:
- Просто уверена!
Глава 15
Да, у нее хороший муж и умненький ребенок, но это не значит, что семейный статус обязывает вести себя так же, как положено было держаться ее матери и бабушке. Или моим.
Уже из постели, лежа рядом и деловито ощупывая меня, позвонила домой и сообщила мужу, что остается ночевать у подозреваемого, а утром сразу на службу, а после нее «Увидимся, милый».
Я старался не показать, что чувствую некоторую неловкость. Пребывание в Нижних Долинах с его нравами сказывается. Наши родители сумели отделить секс от деторождения, сделав тем самым революцию, а мы окончательно убрали те пережитки, что сопутствовали старому сексу с его угрозой забеременеть и родить «чужого» ребенка, как будто ребенок может быть чужим!
Потому мы, как новое поколение, сразу же быстренько повязались, пуляция способствует большему доверию и откровенности, за это время кухня приготовила роскошный ужин.
Таймер дважды напомнил, что все готово, а если пирог перестоит в печке, то корочка станет жестче.
Мариэтта, раскрасневшаяся и с блестящими глазами, жарко выдохнула:
- Ох… что он сказал?… Корочка?
- На пироге, - подсказал я. - Затвердеет.
Она встрепенулась.
- Так чего мы лежим?… Пойдем жрать!
- Ужин, - пробормотал я, - переходящий в завтрак - это когда жрут всю ночь…
- И не надейся, - отрезала она и, красиво соскочив с постели, пошла на кухню, эффектно двигая вздернутыми, как у Елены Черной, ягодицами с безукоризненно гладкой кожей.
На кухне тепло, я сам обычно пренебрегаю одеждой, а напяливаю на себя что-нить только перед «выходом в люди», потому и сейчас ужинали, не стесняя себя ничем лишним, при нынешнем уровне косметической хирургии почти немыслимо встретить человека с отвратительной фигурой или безобразными пятнами на теле.
Длинная лапа манипулятора дотянулась с пирогом до стола. Мариэтта сказала насмешливо:
- А на кухонных роботов денег нет?
- Я бедный, - сказал я с достоинством. - Бедность - наследница музы, а кто сжился с бедностью - тот богат.
Она фыркнула:
- С деньгами бедность переносить легче. Судя по твоему «стронгхолду», конечно.
- Давай за стол, - сказал я. - Нечего щупать детективными глазами мою мебель. Царапины остаются.
Она оглянулась на плиту.
- А что там у тебя кроме пирога?
- Холодное мясо, - объявил я, - семга, орехи, зелень и что-то еще непонятное.
- Тогда надо спешить, - сказала она с сарказмом. - Сам такое меню придумал?
- Зачем? - ответил я в изумлении. - Мужчины должны жрать все. Иначе какие они мужчины?
Она села за стол, красиво подобрав ноги, на меня поглядывает искоса, потому что ее пистолет так и остался лежать на середине стола, как самое главное блюдо. Проверочка, похоже, ей удалась, хотя, видел, чуть не уписалась, когда дуло неожиданно быстро холодно и мрачно взглянуло ей в лицо.
- Это что? - спросила она. - Какое-то у тебя подозрительное все…
Я пожал плечами.
- Мой дедушка говорил «Хлеб да каша - вся еда наша». А сейчас миллиард продуктов доступны, все что пожелаешь!
- А что ты пожелал?
Я изумился:
- Чтоб я да занимался этой хренью? Вон Аня следит за моими потребностями. Как в необходимых микроэлементах, так и… вообще как бы.
- Во всем она хороша, - сказала она язвительно, - недаром все мужчины берут ее…
- Универсальная женщина, - согласился я. - Базовая. Надстройки делаем сами, а и то многие пренебрегают такой ерундой. Базовая женщина и так почти всех устраивает. Мы такие…
- Неразборчивые?
- Некапризные, - уточнил я. - Вот ты как кобра злая, а ниче так…
Она с отвращением покопалась вилкой в салате.
- А это вообще неизвестно из чего готовили… У тебя кухня из Сомали?… Это что, жареные муравьи?
- Как можно, - ответил я в испуге, - муравьи почти люди! Это было бы каннибальство. Всего лишь кузнечики и немного богомолов в соусе. Говорят, в них какие-то питательные штуки. Разглаживают морщины.
Она сказала надменно:
- У меня нет морщин.
- Нигде-нигде? - спросил я с недоверием.
- Нигде, - отрезала она. - Ты же везде позаглядывал. Что ты наливаешь? Что наливаешь?
- Вино, - пояснил я. - Это такой напиток из винограда. В милицейской школе теорию не проходили, а все на практике, все на практике?
Она спросила с подозрением:
- А почему не из бутылки?… Что, сам химичишь? А разрешение есть?
- У меня есть принтер, - напомнил я. - Это и есть мое разрешение. А марсал принтер готовит лучше виноделов.
Она презрительно наморщила нос.